– Нет, простонал Менделл, – это неправда!

Он обнаружил, что лежит около кровати и что Галь поддерживает его. Кровь текла у нее между грудей и испачкала их обоих.

– Что происходит, Барни? У тебя идет кровь! Вся голова и спина у тебя в крови! О, Барни, дорогой, что это такое?

Менделл ухватился за спинку кровати, пытаясь подняться. Головокружение почти совсем исчезло, но ноги были еще ватные.

– Меня ударил один флик, – глухо ответил он. Он стукнул меня стволом револьвера. Сейчас мне станет лучше...

– Ты можешь стоять?

– Думаю, что да.

Галь прошла в салон, пошарила в трех чемоданах и вернулась с серебряным флаконом. Она откупорила его и протянула Менделлу.

– Хочешь, я позвоню в контору отеля и попрошу врача?

– Нет, – покачал головой Менделл, – спасибо, пройдет и так.

Он опорожнил флакон – в нем оказался ром, очень хороший. Барни почувствовал, как он медленно растекался по телу, зажигая в нем пламя. Галь с беспокойством смотрела на него.

– Тебе лучше?

Ром затуманил Менделлу глаза, но прояснил голову. Он сжал руки Галь.

– Очень огорчен, любимая, я мечтал об этом моменте два года и вел себя как идиот.

– Ты не мог стерпеть такую боль.

– Да, я не смог ее стерпеть.

– Теперь пойдем в ванную, – Галь обняла его за талию, – и ты покажешь мне эту рану.

Менделл направился вместе с ней в ванную, не выпуская из рук флакона.

– Я испачкал тебя кровью, – огорченно проговорил он.

– Вода все смоет, – ответила Галь. – Садись сюда, – она подвинула табурет.

Менделл сел. Галь открыла кран, намочила чистое полотенце и вымыла ему рану.

– Какая она, рана? – спросил Барни.

– У тебя оглушенный вид, – засмеялась Галь. – Ты слишком нервничал, Барни, вот и все.

– Да, вероятно.

– Предоставь мне действовать самой, я все сделаю. – Галь погладила его по щеке.

Она исчезла в гостиной и вернулась, разрывая на части нижнюю юбку. Грудь Галь касалась его плеч, его спины, когда она склонилась над ним. От ее присутствия Барни охватило такое счастье, что он был вынужден сдержать себя, чтобы не схватить ее в объятья. Галь в последний раз промыла рану, наложила на нее антисептический тампон и забинтовала ее.

– Теперь никаких споров, никаких ссор. Я закончила перевязку. Кто наложил тебе такую нелепую повязку?

– Парикмахер, – Менделл хитро улыбнулся.

– Ты хотел предстать передо мной красивым?

– Да.

– Я так и думала, – фыркнула Галь. – Хорошо, теперь повязка будет держаться. Но по дороге в Форест мы заедем к врачу и он сделает все как надо.

– Такая оказия представится. – Менделл закупорил флакон.

– Я тоже так думаю, – откликнулась Галь, вставая под душ.

Менделл с интересом смотрел на ее мокрое тело.

– Я тебе уже говорил, что у тебя замечательное тело?

– Во всяком случае, за последние два года ты мне этого не говорил, – сказала Галь, намыливая грудь.

Менделл встал с табурета и подошел к ней.

– Так вот, я говорю тебе это.

– Спасибо, – Галь сделала реверанс.

– Так оно и есть на самом деле.

– Понимаю. – Она протянула ему мыло. – Послушай, ты можешь намылить мне спину? – И она повернулась к нему спиной.

Менделл принялся намыливать ей спину и нечто пониже нее.

– Я сказала – спину!

– Это часть твоей спины, на которую ты садишься, – возразил Менделл, тоже вставая под душ.

– Не мочи голову! – повернулась к нему Галь.

– Не буду, – он зажал ладонями ее лицо и поцеловал. – Боже мой! Я люблю тебя, дорогая! Ты – моя жена и самая замечательная из женщин!

– Даже если я и избалована?

– А кто говорит, что ты избалована?

– Доктор Орин Гаррис.

Менделл вновь принялся ее намыливать.

– Вот странно, в такой момент ты думаешь о нем. – Он поцеловал ее в мокрые губы. – Если бы ты только знала, до какой степени я хочу тебя, моя любимая!

– А я? Как я хочу тебя!

– Менделл был счастлив.

– Это правда?

– Я проделала весь путь с Бермуд не ради простой прихоти. – Галь удержала его руку. – Дай мне мыло.

– Зачем?

– Ты прекрасно знаешь зачем. Помоемся и пойдем отсюда. И первая вещь, которую мы сделаем... – Галь задержала дыхание, ее верхняя губа поднялась, обнажив десны. – Теперь дай мне намылить тебя. – Она стала намыливать Менделла. – Ты хорошо себя чувствуешь, Барни?

– Да, да, все хорошо.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Голова не болит?

– Совсем не болит.

Руки Галь продолжали энергично работать. Потом она с глухим стоном выронила мыло и прошептала:

– Барни, прошу тебя...

– Здесь?

– Безразлично где.

– Я весь в мыле.

– Я тоже.

Прижав ее тело к своему, Менделл вынес Галь из-под душа, сделал шаг по направлению к комнате и наступил на мыло, которое обронила Галь. Нога Барни поскользнулась, и он упал, не выпуская Галь. Их тела оказались на белом ковре в узком пространстве между умывальником и ванной.

Барни начал приподниматься, но рука Галь остановила его.

– Дорогой, прошу тебя, останемся здесь.

И они остались...

Холод не отступал. Время от времени замерзшие прохожие останавливались, чтобы с любопытством посмотреть на маленькую группу, стоящую у отеля. Менделл чувствовал себя смешным без пальто и шляпы, с повязкой из разорванного белья на голове, держа в одной руке клетку с попугаем, а другой открывая Галь дверцу машины. В это время шофер Андре наблюдал за погрузкой багажа.

– Осторожнее! – кричал попугай. – Не сообщайте ваших имей, парни! Осторожно, тут флики!

Разодетая до кончиков ногтей, в норковой шубке и бархатной шляпке на голове, Галь, поставив ногу на подножку машины, повернулась и спросила у Андре:

– Какие указания сделал мой отец?

– Я должен приехать за ним, миссис, – Шофер поднес руку к фуражке. – Как только я отвезу вас и мистера Менделла в Лайк-Форест...

– Очень хорошо, – сказала Галь.

Она села в машину, и Менделл протянул ей клетку с попугаем.

– Как это случилось, что ты купила себе нового попугая?

– Я очень люблю попугаев.

– Я это заметил.

Менделл собирался садиться в машину, когда обнаружил, что Грацианс наблюдает за ним по другую сторону застекленной двери. Он сделал ему насмешливый жест.

– А на тебя мне просто наплевать.

– Что это ты такое говоришь? – спросила Галь.

– Это не тебе, – ответил Менделл.

Он влез в машину и захлопнул дверь. У него было такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Галь была невообразимо прекрасна. Каждый раз, когда они любили друг друга, Барни бывал полностью изнурен, нравственно и физически, и, вместе с тем, у него создавалось болезненное ощущение, что он оставил ее неудовлетворенной, желающей еще чего-то.

– Ты не должен быть таким неласковым со мной, – слабым голосом вымолвила Галь.

Менделл погладил ее колени, закрытые мехом.

– Я не хочу быть с тобой неласковым, просто я нервничаю, беспокоюсь...

– Из-за чего?

Боже мой! Действительно странный вопрос! Менделл провел рукой по губам.

– Да из-за всего.

В машине было жарко и хорошо пахло большими деньгами. Это царил запах Галь, закутанной в шубку, а также роскошный аромат дорогих сигар мистера Эбблинга. Андре повел машину к северу, по направлению к Уотер-Драйв. Менделл попытался отдохнуть, но это ему не удалось. Он думал, что все будет по-новому, когда он снова останется с Галь, но ничего не изменилось. У него по-прежнему перехватывало горло, те же мысли приходили в голову, как зловещие тени. Это вертелось и вертелось у него в голове без конца.

Девушка, которую звали Вирджиния Марвин, умерла. Умер тип из федерального бюро по фамилии Куртис. Кто-то пытался убить и его, Барни Менделла, выстрелив дважды, и две пули пронзили шляпу Барни. И в то время, когда он любил Галь, колесо закона продолжало крутиться. Оно крутилось и в настоящий момент. Полицейские, стучащие в двери, задающие вопросы, анализирующие содержимое пробирок, посылающие междугородние запросы, опрашивающие врачей больниц, лифтеров, горничных на этажах, пытались пришить ему убийство Вирджинии Марвин, а может быть, и Куртиса. Они были уверены, что это удастся сделать с парнем из района скотобоен, которому успехи на ринге и женитьба на богатой невесте немного вскружили голову... Дерьмо они все, по мнению Розмари, ма, Галь и мистера Эбблинга. Менделл хрустнул суставами, и Галь прижалась к нему.