– Да, я был в психиатрической клинике, – ответил он сам себе. – Почему ты не порасспросишь об этом у Пата Дойла? Он бы тебе все рассказал. Я упал духом, застав жену на месте преступления, но у меня не хватило мозгов понять, что я женился на маленькой потаскухе, которая насмехалась надо мной. Тогда я сделал вид, что ничего не видел и что не поймал ее с другим парнем. – Менделл вытер пот и слезы, катившиеся у него по щекам. – Я согласился с тем, что сумасшедший, и позволил отправить себя в клинику до тех пор, пока снова захочу ее. И как она воспользовалась этим?

Его внимание привлек дым – сигарета прожгла дыру в коробке с солью для ванны. Он потушил ее, вернулся в комнату и надел свое черное пальто и шляпу.

Пат это знал. Джой знал. Все друзья из его квартала знали, что Галь раздевалась не только для того, чтобы принять душ после этого. Все, кроме него, были в курсе дела, а он, ослепленный своими мечтами...

Менделл засунул белый платочек в верхний карман пиджака. Мысленно возвращаясь к прошлому, он понял, что в глазах Галь он всегда был большим болваном. Он верил всему, что она ему говорила, верил и не задавал вопросов. Даже ее объяснению насчет восьмидесяти семи тысяч долларов... Менделл посмотрел на труп Эбблинга. За этим что-то скрывалось. Очевидно, Галь рассчитывала, что он покончит с собой, увидев труп.

"Я предпочитаю видеть тебя мертвым, чем снова помещенным в клинику!"

Лежа рядом с ним, она, теплая и нежная, вкладывала эту мысль ему в голову и потом предоставила возможность осуществить это. Но Менделл не знал, зачем все это устроено, и у него появилось желание выяснить. Он ухватился за ручку двери и изо всех сил потянул ее на себя. Мускулы его напряглись, вены на шее вздулись, а щеки побагровели, и по ним текли капли пота. Дверь сопротивлялась довольно долго, но наконец замок не выдержал. Дверь распахнулась. Остановившись на секунду, Менделл прислушался. Создавалось впечатление, что дом умер вместе с Эбблингом. Не слышалось никаких звуков, за исключением стука ветки в окно коридора. Лестница и лестничная площадка были погружены в темноту. Единственным светом, который Барни смог различить, была желтая полоска, просачивающаяся сквозь приоткрытую дверь гостиной. Менделл бесшумно спустился по лестнице и заглянул в щель.

В кресле уютно устроился Андре в одной рубашке с засученными рукавами. Он пребывал в отличном настроении, держа в руке большой бокал. Галь в открытой пижаме, обутая в домашние туфли, отделанные белым марабу, расхаживала по комнате. Когда она проходила мимо Андре, тот похлопал ее по заду.

– Ну, ты! – прикрикнула она, явно не сердясь. Время от времени она останавливалась и озабоченно посматривала на потолок.

Андре опустил стакан.

– Может, мы перемудрили?..

– Возможно, – ответила Галь.

Менделл распахнул дверь и остановился на пороге.

– Простите, – сказал он, – вы кого-то ждете, подонки?

Андре с такой силой поставил стакан на столик, что донышко у того отлетело и содержимое потекло по руке. У Галь был такой вид, будто она собралась куда-то побежать, хотя на самом деле она не сдвинулась с места. Спина у нее изогнулась, лицо перекосило, рот широко раскрылся. Она напомнила Менделлу Куртиса – думала, что кричит, но ни один звук не вылетал из ее рта. Андре встал и вытер руку о брюки.

– Эй, минутку! – неуверенно проговорил он. – Одну минутку...

Менделл посмотрел на него и подумал: не Андре ли был тем парнем, с которым он застал Галь два года назад. Сказать наверняка невозможно: все мужские голоса похожи друг на друга.

– Мы... мы как раз собирались... – начала Галь, но не знала, что сказать дальше.

Менделл переключил внимание на нее. Галь уже овладела собой, такой уж она была. Усилием воли она вернула себе спокойствие. Ее лицо стало нежным и совершенно гладким, глаза – голубыми и ясными. В целом вид у нее был свежим и женственным. Наступило тягостное молчание. Лишь где-то в комнате слышалось тиканье часов. Порыв ветра ударил в стекла окон. Послышались глубокие вздохи, дыхание Андре прерывалось. Его рука уже высохла, но он машинально продолжал вытирать ее.

– Да не стойте так, скажите что-нибудь! – наконец произнес Менделл.

Он поискал сигареты в карманах пальто, но их там не оказалось, так как это пальто он не надевал два года. Галь, поколебавшись немного, сделала шаг по направлению к нему.

– Осторожней! – воскликнул Андре. – Не приближайся к нему!

Галь оттолкнула руку Андре, который попытался ее задержать. Ее глаза пытались встретиться со взглядом Менделла.

– Барни, а что ты здесь делаешь, внизу? Дорогой, я думала, что ты спишь наверху.

Менделл решил подыграть ей, чтобы узнать, что же будет дальше.

– Я был там.

Галь покачала головой, и глаза ее наполнились слезами.

– Барни, ты ничего не помнишь? Не так ли? – пробормотала она слабым голосом.

– Нет.

Галь еще немного приблизилась к нему и схватила за руку. Ее голос по-прежнему обладал тем же магнетизмом, как и тогда в машине.

– Ты помнишь, как спорил с отцом?

– Нет.

– Но ты видел его наверху?

– Да.

– Отец умер, Барни.

– Да, я знаю.

Пальцы Галь все сильнее вцеплялись в его руку, она настолько приблизилась к нему, что он ощущал запах ее тела.

– Ты болен, Барни, очень болен, и ты все еще болен. Это связано с головой. Вот почему мы с Андре сидим здесь и ждем врача.

– Да?

– Ты помнишь, что лежал на кровати рядом со мной?

– Да.

– И сразу после этого ты и мой отец страшно повздорили...

– По какому поводу?

– Из-за меня. – Легкое тело Галь задрожало. Она еще больше расстегнула воротник своей пижамы, как будто в комнате было слишком жарко. Ее груди поднялись и затрепетали от этого движения, а Менделл посмотрел на разделявшую их впадину. – Ты пытался убить меня, Барни.

– Почему?

– Ты сказал, что больше не хочешь быть разлученным со мной. Я вынуждена была позвать отца на помощь. И когда отец пришел, чтобы помочь мне... – Она зарыдала, не в силах продолжать дальше.

– Я его убил?

– Да, это так. – Галь сквозь слезы посмотрела на него.

– Я в него стрелял?

– Да.

– А где я взял револьвер?

Галь говорила с ним, как с непонятливым ребенком, тщательно выговаривая слова.

– В ящике комода. Там, где он лежал с тех пор, как ты уехал в клинику.

– Это тот револьвер, который я привез из армии?

– Да. Я пыталась отобрать его у тебя, но не смогла, моих сил не хватило. А как ты вышел из комнаты?

– Я выломал замок.

– Барни, а где револьвер?

– У меня в кармане.

– Отдай его мне, – протянула руку Галь.

Менделл вытащил револьвер и отдал ей.

– А после этого я оделся, да?

– Да, ты оделся, – повторила она, взяв револьвер за ствол, и опустила руку.

– И все это я сам сделал? Сам надел смокинг?

– Да.

Менделл распахнул пальто.

– Если я до такой степени сумасшедший, что сворачивал головы попугаям, видел, как сигареты превращались в сигары, как горячая вода вытекала из холодного крана, скатывался по лестнице вместе с тобой, то все-таки не мог я застегнуть свой смокинг справа налево, как женщина. Посмотри.

Галь все время смотрела ему в глаза. Менделл опустил полы пальто.

– Дорогая, тут ты допустила ошибку. Тебе надо было поручить сделать это твоему другу, он бы застегнул по-мужски. Между двумя шлепками по твоим ягодицам...

Дыхание Андре участилось.

– Я так и знал. Он издевается над нами, Галь. Будьте осторожны с этим грязным поляком. Он все понял.

– Но, дорогой... – продолжала улыбаться сквозь слезы Галь.

Менделл дал ей пощечину, и ее голова стала раскачиваться от одного плеча к другому. Сперва он ударил ее ладонью, потом тыльной стороной ладони. Его пальцы оставляли красные следы.

– Хорошо. А теперь давай объяснимся, согласна?

– Ты меня понял? – Галь грустно посмотрела на него.