Ордж замолчал. Морокл несколько секунд слушал, ожидая продолжения, потом поинтересовался:

— И это все?

— А вы что хотели? Чтобы я сочинил увлекательную историю о том, как Хо организовал банду, терроризировал население ближайших планет, а потом ушел на покой и теперь убивает всех, кто приблизиться к его дому ближе чем на километр? Нет, я такое нафантазировать не способен. Рассказываю все, как есть.

— Но ведь он международный террорист! Самый известный во Вселенной. Его знают везде!

— Потому что он особенный! — таинственно сказал Ордж, и подкинул в разгорающийся костер несколько веток. Темнота стремительно опускалась на джунгли. Со стороны пальм и деревьев раздались первые звуки просыпающихся обитателей ночи. Крюков вздрогнул. Обычно рев и крики не предвещали ничего хорошего. В темнеющем небе призывно заурчали грозовые тучи.

— И что в нем такого особенного? У него три руки? Или птичье гнездо на голове?

— Допустим, птичье гнездо и у меня есть, — сказал Ордж, — неужели не догадываетесь? Живет Хо, никого не трогает, а его все знают! И даже небылицы рассказывают о террористической банде, нелегальных доходах и трупах у него на заднем дворе! Ну же? Кто догадается, тому там несколько ребрышек! А кто не догадается — того съедим!

— Так вы еще и людоеды, — фыркнул Морокл.

— Среди вас только один человек. Скажем так — мы существоеды.

— А меня вообще нельзя есть, — сказала Лиз, — я ядовитая и желчная. Лучше меня похороните.

— А что хорошего в том, что тебя похоронят заживо? — удивился Морокл.

— Ты обо мне волнуешься, дорогой?

— Не в этом дело. Мне просто интересно. Ладно меня — зарежут и съедят, а тебе еще под землей лежать, пока воздух не закончится. Это же хуже.

— Не забывай, что с тобой потом будет, после того, как съедят и переварят, — парировала Лиз, — лучше под землей, солнышко.

— Результат, кстати, один и тот же, — встрял Ордж, подбрасывая хворост.

— А я, кажется, догадался, — сказал вдруг Крюков, — если ты говоришь, что Хо поселился на краю пустыни и никого не трогает, то он действительно единственный в своем роде! Ведь хохойцы жить не могут без войны!

— Молодца! Будут тебе ребрышки! — Похвалил Ордж.

— Откуда так много знаешь? — поинтересовалась Лиз.

— Моя учеба! — гордо ответил Морокл, — я вел с ним разъяснительные беседы еще на заре нашего знакомства!

Тут вновь появился Дж, от постоянного мельтешения которого, честно говоря, уже начинало рябить в глазах. В руках он держал ржавый, погнутый шампур.

— Федот сказал, чтоб мы ему завтра притащили половину от того, кто толще, — сказал он, присаживаясь рядышком, — а еще сказал, что пожарить можно и у него. Там древесина лучше.

— Ага, а потом за пользование дровами и землей возьмет еще половину. Нет уж, сами справимся. Давай сюда, — Ордж забрал шампур и принялся ловко насаживать освежеванную двухголовую тушку на него.

При взгляде на этот кровавый процесс, Крюкову расхотелось есть совсем. В кармане штанов еще лежали две пачки маго-маго, которые он успел спрятать во время появления хохойцев, но добраться до вожделенного лакомства (правда, никто не дает гарантий, что маго-маго не окажется противным и соленым на вкус) не представлялось возможным. Морокл же, наоборот, громко сглотнул и поинтересовался:

— Раз уж мы попали к вам в плен, и нам суждено стать вашим завтраком, не угостите ли крылышком?

— Мы же должны набирать вес, чтобы быть сочнее и вкуснее! — поддакнула Лиз.

— Мне нельзя сочное, — пожал плечами Ордж, — у меня язва желудков.

— А мне-то можно, — встрял Дж, — я хочу сочное и вкусное!

— Вот и отдашь им свое крылышко, а я делиться ни с кем не собираюсь.

— Тогда дай мне оба крылышка!

— Почему это?

— Потому что я тебе тогда отдам половину ребрышек и голову.

— Голова и так моя!

— Половина головы моей! Я ловил шмакрудава! Я его освежевал и ощипывал! Раз уж на то пошло, он весь мой!

— А вот это видел? — Ордж скрутил кукиш и ткнул им под нос брата, — поймав шмакрудава ты выполнил свои прямые обязанности по пополнению провианта в нашем племени, понял? А как делить пищу решаю я и только я, как старший по званию!

— Есть, — козырнул слегка обескураженный Дж, — но, может, все-таки дашь мне оба крылышка?

— Ладно, — смягчился Ордж, — тогда ты первый стоишь на посту.

— Я и так всегда первым стою.

— Нет. Всегда ты стоишь в порядке очереди сам за себя. А сегодня отстоишь за себя, а потом еще первым, до восхода солнца.

Дж задумался:

— А ты когда будешь стоять в таком случае?

— Я? После восхода солнца. Как встану, так и до самого вечера.

— Но ведь и я тоже не буду спать до самого вечера!

— Все верно, — сказал Ордж и повесил шампур с шмакрудавом над костром. По поляне мгновенно пронесся характерный запах жарящегося мяса.

— Так вы не будете делиться с Хо добычей? — вдруг спросил Морокл, перебивая спор братьев.

— С чего бы это? — удивился Ордж, — до Хо знаешь сколько добираться?

— Сколько? — излучая невинность и полнейшую глупость в глазах поинтересовался Морокл.

— Отсюда три километра на запад, потом на восток, мимо Великого Озера, а там еще чуть-чуть, — махнул рукой Ордж, — почти целый день идти.

— Ну, это ничего, — пробормотал Морокл.

— Что ты сказал? — подозрительно сощурился Ордж

— Я сказал, что это ничего не значит. Вы все равно нас съедите самостоятельно.

— Вот именно.

— В таком случае, я предлагаю всем немного вздремнуть, — Морокл показательно зевнул, — до утра дотянем, а там видно будет.

— А крылышки? — спросил Дж.

— Крылышки мне! — быстро сказала Лиз, — я спать пока не собираюсь, а кто не успел, тот опоздал! Алексей, будешь?

Крюков покачал головой. Как бы аппетитно не пахли жаренные шмакрудавы, но есть подобное он не собирался ни при каких обстоятельствах. Существуют же, в конце концов, какие-то моральные принципы!

— Тогда я сама. Давай сюда крылышко!

Крюков посмотрел на Морокла. Тот опустил голову и закрыл глаза, тихо сопя носом, словно и вправду спит. А, может, и не притворяется. Вспомнив про пистолеты за поясом у страхового агента, Крюков немного успокоился, положил голову на грудь и тоже попытался уснуть.

Как это ни странно, это у него отлично получилось. Спустя несколько минут Крюков спал и даже не слышал хруста крылышек на зубах у Лиз, тихих переговоров хохойцев и раскаты грома, стремительно приближающиеся от горизонта.

Глава семнадцатая, в которой пленники неожиданно остаются в гордом одиночестве.

— Прорвало!

Сквозь шум ветра Алексей не сразу сообразил, что происходит.

Вроде бы открыл глаза — а перед глазами сплошная темнота. Совсем недалеко светились красным еще не истлевшие угольки костра. И кричал кто-то:

— Просыпайтесь! Прорвало! Прорвало, говорю, так вас да раз так!!

Рядышком заворочалась Лиз.

— Что происходит? Эй, кто здесь?

И в это время из темноты вдруг вынырнула неясная тень с факелом в руках. Подбежав ближе, тень приобрела очертания рослого костлявого хохойца с копной листьев на голове и огромными глазами на пол лица. Хохоец размахивал факелом и продолжал оглашать окрестности дикими криками:

— Прорвало! Спасайтесь! Кто может!

Из шалашика, ругаясь по чем свет стоит, выбрались Ордж и Дж.

— Федот! Что происходит?

— Ясь! — взревел незнакомый хохоец, — бегите! Бегите, несчастные! Прорвало, говорю!

— Что прорвало? Кого? — спросонья пробубнил Ордж.

— Западную Плотину! — закричал Федот и помахал факелом из стороны в сторону, — там ужаснейший ураган снес половину плотины! Река вышла из берегов и стремительно направляется в нашу сторону! Через двадцать минут все затопит!

— Бежим! — запаниковал Дж и юркнул в шалаш, видимо, собирать немногочисленные вещи.

— Погоди. Откуда такая осведомленность, Федот? — насторожился Ордж.

— Сон мне был! — ответил Федот, перекрестился и три раза плюнул через левое плечо, — а как проснулся, припал ухом к земле и чу — вода гремит! Значит точно Плотину прорвало. Западную.