— Подай же мне Главную Книгу Воды, возлюбленный сын мой!
Конан чуть не расхохотался, когда увидел, как тот, послушно подойдя к трону, споткнулся о первую же ступеньку. И тут же, не успев сообразить, зачем он это делает, киммериец негромко окликнул:
— Эй, Октогирум! — Вздрогнув от неожиданности, сын Демона уронил книгу на прозрачный пол и обернулся. Конан смело глядел ему в глаза. Он ясно видел перед собой, нет, не демонское отродье, а лишь растерянного человека.
— Ты что, веришь этому усыпанному стекляшками старому лицемеру? Который за глаза называет возлюбленного сына медузой? А ты не задумывался, кому ты обязан своим нынешним положением?
Вскочивший со своего места Од'О в ярости заорал:
— Молчать, варвар! Октогирум, подними книгу! — Но тот уже внимательно слушал Конана. Мучительная борьба отразилась на его болезненном лице, словно он усиленно пытался что-то вспомнить. Не обращая внимания на вопли Демона и все больше чувствуя свою силу, киммериец продолжал, повысив голос:
— Я пришел сюда не за вашими черными знаниями, а чтобы спасти свою жену, мать моего сына. За них я готов сразиться с тысячей таких злодеев, как твой отец.
— Твоя Зенобия мертва, мертва! — сорвался на визг Демон.
— Лжешь, — спокойно ответил Конан, даже не взглянув на него. Октогирум с горящими глазами, казалось, впитывал каждое слово человека. — Я знаю, на что иду, и знаю, во имя чего я это делаю. — Вкладывая в слова всю свою ненависть, он жестко закончил: — Вашу мать он уничтожил сразу после вашего рождения. А тобой, словно медной монетой, пожертвовал в борьбе с Демоном Небесных Вод, которому и дела-то не было до этого пакостника!
Больше Конану ничего сказать не удалось. Темное облако, сорвавшееся с трона, накрыло Октогирума. Послышался тяжкий гул, пол под ногами зашатался, киммериец успел заметить Панору, в ужасе метнувшуюся куда-то в угол. Отступив на несколько шагов, он на всякий случай вынул меч. И, как оказалось, вовремя. Словно повинуясь неслышному приказу, из-за колонн начали появляться жуткие твари. Вначале Конану показалось, что это морские змеи — слуги Паноры, но, приглядевшись, он убедился, что ошибся. Эти были крупнее, большие шишковатые головы, казалось, состояли из одних огромных пастей, усеянных тонкими острыми зубами. Гибкие тела заканчивались двумя шипастыми хвостами. При движении чудовища отвратительно подергивались, то раскрывая, то убирая иглы плавников. Они надвигались плотной стеной, вызывая дрожь омерзения и гипнотизируя человека мерцанием красноватых огоньков вдоль хребта. Сосредоточившись на первых подплывающих тварях, киммериец чуть было не упустил других, незаметно стелившихся по самому полу. Очень тонкие и гибкие, они напоминали живые веревки, и, замешкайся Конан еще хоть на миг, его ноги были бы накрепко спутаны…
Одним резким и сильным ударом киммериец очистил пол вокруг себя и тут же вонзил меч в пасть первому чудовищу. На удивление, зубастые твари были не очень аргессивны, но их становилось все больше, Конан едва успевал поразить двух-трех нападавших, как тут же на их место прибывало пять новых. Одна из плавающих веревок уже опутала ему правую ногу, но стоило лишь опустить меч, как острые зубы уже оказались у лица. В левой руке киммериец по-прежнему сжимал сосуд, поэтому, отшатнувшись, он инстинктивно ударил чудовище прямо по зубам. Раздался отвратительный хруст, и зверюга потеряла интерес к борьбе. Конан медленно отступал, оставляя перед собой изрубленные скользкие тела. Почувствовав спиной стену, он остановился. Рука, державшая меч, стала уставать, а чудовищ не становилось меньше.
Лишь одно неверное движение допустил киммериец, как тут же последовал сильный рывок за ногу. Он поскользнулся на отрубленном хвосте и упал, не выпуская меча. Казалось, еще мгновение — и от человека останутся только кровавые ошметки. Но твари лишь окружили его плотным кольцом, вперив холодные немигающие глаза в близкую жертву. Конан попытался встать, но понял, что ноги связаны. Сжав зубы от унижения и бессилия, он сел, опираясь на меч. Не было и речи о том, чтобы освободиться — для этого подошел бы кинжал, но не меч, первым же ударом он перерубил бы себе ноги. Чудовища расступились, открывая заваленный убитыми зал.
Около трона стоял зло улыбающийся Од'О. Лицо Октогирума было пустым и невыразительным.
— Не перестаю удивляться людскому коварству, — вздохнул Демон, взмахом руки разгоняя уцелевших чудовищ. — Но только не пойму, на что ты рассчитывал, пытаясь обмануть меня? — Кинув взгляд на сына, укоризненно добавил: — И зачем было тревожить мальчика? Он и так очень слаб…
Голос Од'О становился все более и более ласковым, даже слащавым. Перед Конаном стоял слабый немощный старик. Поискав глазами, он тихо позвал:
— Панора, детка, где же ты? Мне понадобится твоя помощь.
Откуда-то незаметно выскользнула Панора и стала справа от него.
— Помоги мне сесть, милая, и подай поскорее Главную Книгу Воды. Наш дорогой гость не может больше ждать. — Повернувшись к Октогируму, он легонько подтолкнул того в спину: — Действуй, сынок, ты знаешь, что делать.
Конан увидел в руках у Октогирума небольшой обруч. Словно во сне сын Демона двинулся к киммерийцу. Одновременно поддерживаемый под локоть Панорой Од'О, кряхтя, взобрался на трон, открыл поданную книгу и начал вслух читать. Весь зал заполнили странные заунывные звуки, то и дело обрывавшиеся на высокой ноте. Все окружающее стало зыбким и нечетким, стены почернели, с пола исчезли следы только что произошедшей битвы, но ноги Конана по-прежнему были туго стянуты веревками. Он сидел, опершись о меч, не выпуская из рук Изумрудную Жидкость, и изо всех сил боролся с подступающим отчаянием. В голове появился слабый шум, мысли начали путаться, сознание покидало киммерийца. Сквозь застилавший глаза туман он увидел подошедшего Октогирума. Еще недавно живые горящие глаза его были сейчас неотличимы от пустых глаз зубастых тварей. На неподвижном мертвенно-бледном лице шевелились бескровные губы. Конан из последних сил попытался рвануться, но безрезультатно. Продолжая слышать заклинания Демона океана, киммериец почувствовал, как на голову опустился тяжелый холодный обруч.
Пропало все. И только в обмякшем безжизненном теле человека, сидевшего у стены, продолжало биться горячее живое сердце.
За тысячи лет своего существования Демон океана не испытывал такого потрясения.
Он еще продолжал читать по Книге Воды, когда увидел, что Конан глубоко вздохнул, не открывая глаз, нахмурился…
Железный Обруч, одетый на его голову, чтобы лишить будущего Ученика воли, с оглушительным звоном лопнул.
И тут же, словно сдернули тяжелый пыльный занавес, стало светло. Веревки упали с ног киммерийца, он встал, опалив Демона взглядом злых синих глаз, и поднял меч. Опустившийся на колени Октогирум разрыдался, Книга выпала из рук Од'О. Через мгновение его самого уже не было в зале. — А папаша-то твой, оказывается, трус, — весело обратился Конан к остолбеневшей Паноре. После чего вложил меч в ножны, мельком безо всякой жалости глянул на раскисшего Октогирума и раздумчиво взвешивая на руке волшебный сосуд, произнес: — Кажется, я знаю, где может пригодиться ваша зеленая водичка, и, пожалуй, заберу ее с собой. А пока…
В несколько легких шагов преодолев разделявшее их расстояние, Конан открыл пробку и плеснул из сосуда прямо в лицо колдунье.
— А-а-а… — протяжный звук вырвался из ее горла, тут же превратившись в нечленораздельное бульканье. Черты красивого лица исказились, смазались, тело быстро теряло форму, стекая вниз, как расплавленный воск. Через несколько мгновений под ногами киммерийца вяло копошилось нечто, напоминавшее то ли крупного моллюска без раковины, то ли сбежавшее тесто. С краю бледно-розового комка ритмично надувался и опадал пузырь.
— О, — удивился Конан, брезгливо пиная студень ногой, — да ты еще и живое!
Оглядевшись по сторонам, он с радостью увидел верного приятеля — золотую рыбку, которая приветливо помахивала хвостом, радуясь победе человека.