К оглавлению

Сырьевой уклад в экономике Отечества нашего известен всем. О нём беспокойно говорят державные мужи. Его сладострастно смакуют оппозиционеры, и системные и бессистемные. Да и бабушки на постоянно действующем митинге у подъезда также его обсуждают и осуждают. Только вот ничего не меняется, несмотря на трогательное единодушие. Почему?

А возьмем да и обратимся к классикам. Не простым, а тем, которые ещё четверть века назад в краю родимых осин были Классики с большой буквы, а именно — классики марксизма-ленинизма, ныне изрядно подзабытые. Вот стандартная работа для любого (ну нет, не любого, конечно — для добротного) зарубежного экономического факультета — Капитал бородатого Маркса. С его гениально точным описанием производственного цикла. Деньги вкладываются в производство товара, чтобы после продажи оного обратиться в умноженные деньги, принеся прибавочную стоимость. А в процессе производства на деньги первоначальные покупается такая вещь, как рабочая сила. И покупается не абы как, а по её рыночной стоимости. Включающей, между прочим, стоимость её воспроизводства. Отбросим пока воспроизводство расширенное, включающее, как очевидно из названия, воспроизводство не только потерянных в процессе капиталистического труда сил, но и производство детишек на благо будущим поколениям капиталистов. Ограничимся воспроизводством простым — получил деньги, поел, поспал, и снова на работу, к станку там или к монитору, штамповать пуговицы или писать программные коды; что именно — для капиталистического производства безразлично. И вот тут выходит на сцену такая вещь, как портки. Изобретённая, по мнению швейцарского драматурга Ф.Дюрренмата, смотри его пьесу "Ромул Великий", древними германцами для нужд верховой езды и неизвестная римлянам. Очень пригодная для сурового российского климата, в отличие от легкомысленных туник и даже респектабельных тог. Отбросим дамские брючки, в коих важен трудноуловимый фактор моды, и сосредоточимся на мужских портках.

Под псевдонимом брюк классического покроя, пошитые из тоню-ю-ю-ю-юсенькой шёрстки, — что дает швейным фабрикам возможность тачать их на тех же швейных машинках, что и платья, но об этом в другой раз, — они продаются в бутике (это такая стеклянная выгородочка в бывшем цеху ставшего навечно завода в центре губернского города) по цене 1800 рублей. Прекрасно!

Но вот берём, и одним движением, — нет, не превращаем их в элегантные шорты, — вынимаем из куртки нетбук и по WiMax'у (ИТ приходит в город куда раньше нормальных магазинов…) смотрим, кто эти порточки производит. Так, швейная фабрика. В часе езды от губернского города. И отпускная цена одного экземпляра порточков — 400 рублей. С интересом спрашиваем у продавщицы и у случившегося тут же владельца бутика — не слишком ли хорош для него доход? Ведь согласно тому же старому Марксу, за 300 % прибыли капитал должен идти на любое преступление. А тут, без резни и душегубства, целых 450%! Неплохо…

Предприниматель сначала пытается изображать агрессию, но потом, глядя, что смотрят на него хоть и с веселой улыбкой, но отнюдь не добрыми глазами, излагает историю своей жизни. Портки он берет на столичной фирме, как гордо выражается. Берет сетками. По одному экземпляру каждого размера и роста, да и то только самых ходовых. (О том, что во время оное в СССР бывала ещё и полнота, дополнительный параметр, нужный для подгонки массовой продукции к конкретным фигурам, даже и не слышал — полнота ушла в область скрытых параметров, пользуясь мифологией квантовой механики.) А фабрика, как говорит нетбук, отгружает по четырехсотрублёвой цене только в партиях от 150000 рублей. Наценку к закупочной (для него!) цене в 1200 рублей наш бизнесмен делает в 50–60 %. Грустит, что иначе не прожить и не заплатить аренду. Остальное расходится между тремя-четырьмя промежуточными звеньями между ним и фабрикой.

А теперь давайте порассуждаем — пусть фабрика (довольно крупная) отпускает товар по той цене, которую Маркс назвал бы общественно необходимой (оптовые закупки сырья, массовое производство, малое плечо подвоза). Но к чему приведёт (пока — только в смысле производства!) такая структура продаж? Да к тому, что покупка рабочей силой, — офисной али цеховой без разницы, — портков с такими гипернаценками ведёт к удорожанию простого воспроизводства рабочей силы, а, следовательно, и несоразмерному, в разы, росту стоимости рабочей силы. А при этом, когда стоимость рабочей силы раза в четыре выше, чем вытекает из законов производства, трудно представить какое производство окажется рентабельным при том, что рабочая сила затаривается по таким ценам! Вот и очень простой ответ на поставленный в начале вопрос. Чудовищно неэффективная, унаследованная от рыночной мифологии молодых реформаторов 1990-х годов, структура логистики, удавливает отечественное производство почище любимой спецназом рояльной струны. И нет никакой разницы в том, что душит она мягко, почти что нежно… (Дескать, не хочешь — не покупай портки, ходи без оных!)

И справиться с этим государство не в силах. Не может власть ограничивать наценки (точнее может, но хорошего из этого ничего не выйдет). С этим могут справиться лишь бизнес и покупатели совокупно. Бизнес (а в словарях языка янки начала XIX века businessman, в отличие от просто лавочника merchant, значило делового человека, как говорят ныне, с социальной ответственностью) должен сделать то, к чему дедушка Ленин призывал коммунистов на XI съезде ВКП(б) — а именно учиться торговать. Предложение, высказанное нашему лавочнику — организовать с другими лавочниками закупочный кооператив, — он отверг, хлопотно, да и боится, что более шустрые лавочники начнут сбивать цены. А он привык сидеть дома, думать глубокую деловую мысль. Дома сидит и его жена — спит до полудня, привыкла… А дочь учится на экономиста — в городе на Бирже труда стоит 18000 экономистов да юристов с менеджерами. (В лавке продавщица, официально не оформленная, рабочая неделя 60–70 часов, оплата самая потогонная, сдельная — почти как Маркс в "Капитале" описывал…) Менять ничего не хочется — и так хорошо. Так что остается надеяться на более крупный бизнес, который организует нормальный магазин, работающий с фабрикой впрямую. Или это сделает сама фабрика — банки нынче не очень любят давать бланковые, то бишь беззалоговые кредиты, на которые существовали фирмы, а фабрики могут кредитоваться под землю, здания, оборудование… И, главное, вот такая деятельность бизнеса будет соответствовать общественным, общенациональным интересам. Снижение стоимости товаров за счет выбрасывания паразитных звеньев не просто повышает уровень жизни, но делает конкурентоспособным национальное производство — в любой сфере, от выращивания репы до проектирования микросхем и доводки до ума ракет Булава…

А поскольку надеяться на добрую волю бизнеса по меньшей мере наивно, то неплохо бы приучить покупателей пользоваться нынешними информационными технологиями и перед покупкой оценивать справедливую цену товара. Надеюсь, что те, кто читает эти строки, легко обходят всплывающие в первых строчках поисковиков обманки с заоблачными расценками! Так что и они, и их близкие могут оставить жадин с нераспроданным товаром. Конечно, наш merchant с семейством и контрагентами будет в пролёте. Но это ж не работники градообразующего предприятия, и на дворе не лихие девяностые, когда власть была вынуждена покупать лояльность такого сорта народца, снижая эффективность национальной экономики. Сказано же апостолом Павлом — если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2 Фес. 3, 10). А общая польза будет налицо.