— Мы идем в Липову, а там сядем на поезд до Себиша. Затем постараемся нанять повозку до деревни Халмагиу. А оттуда уже станем подниматься в горы. Фактически это окружной путь. Вы понимаете, что я имею в виду? Мы пойдем туда не напрямик. Дело в том, что отсюда до замка по прямой, пожалуй, не более пятидесяти километров. Но мы не вороны и по прямой лететь не можем. Вот почему, вместо того чтобы пойти через Зарундули, мы двинемся в обход их. Мы не можем пересечь их напрямик — там нет дорог. А Халмагиу — прекрасный отправной пункт, для того чтобы начать восхождение. И, пожалуйста, не пугайтесь и не волнуйтесь: подъем не составит труда, он совсем несложен, во всяком случае днем, уж если такой “старик”, как я, способен его совершить, он будет совсем прост для вас, как для горных козлов.
— А разве мы не могли бы проделать весь путь от Савиршина на поезде? — поинтересовался Вульп.
— Ах, если бы такой поезд был! Но его просто нет. Не будьте столь нетерпеливы. Мы так или иначе непременно туда доберемся. Вы сказали, что должны быть в Бухаресте через шесть дней, чтобы успеть на нужный вам самолет? Так в чем же дело? Зачем спешить? Насколько я понимаю, мы окажемся в Себише еще до полудня, если успеем пересесть в Липове. Вполне возможно, что от Себиша до Халмагиу пойдет автобус, который доставит нас до места не позднее половины третьего дня. Либо мы наймем что-нибудь — телегу, повозку или что-либо в этом роде... В этом случае мы припозднимся, и тогда нам понадобится место для ночлега. Если мы окажемся там после четырех часов дня, будет уже слишком поздно... Если, конечно, вас не привлекает перспектива ночевки в горах...
— Нет, это нас совершенно не устраивает.
— Еще бы, — ухмыльнулся Гогошу. — Такие, как вы, ходят в горы только в хорошую погоду. А погода, кстати, прекрасная. Правда, для меня слишком жаркая. В общем, проблем у нас возникнуть не должно. У нас есть большая банка венгерских консервированных сосисок, буханка черного хлеба, бутылка дешевой сливовицы и несколько банок пива. Уверяю вас, что ночь, проведенная под звездным небом возле ярко горящего костра под сенью высокого утеса, где от сосен исходит неповторимый запах смолы, пойдет вам троим только на пользу и доставит несравнимое удовольствие. Ваши легкие получат райское наслаждение. — Все это было высказано вполне доброжелательно и звучало весьма заманчиво.
— Посмотрим, посмотрим... — ответил ему Вульп. — А пока мы заплатим вам половину обещанной суммы.
Остальное вы получите тогда, когда мы наконец увидим те развалины, о которых вы говорили.
Он вытащил пачку лей и отсчитал купюры. Такую сумму Гогошу за целый месяц не зарабатывал, однако для американца эти, деньги были весьма незначительны. В довершение всего Вульп насыпал в сложенные ладони охотника кучу медных монет, которые американцы вообще считали не иначе как железками. Гогошу тщательно все пересчитал и спрятал, стараясь сохранять невозмутимый вид, однако это удавалось ему с большим трудом. В конце концов он все же расплылся в широкой довольной улыбке и облизал губы.
— Этого вполне хватит на выпивку, — произнес он и тут же торопливо добавил:
— Хотя и ненадолго. Ну, вы меня, конечно, понимаете?
— О да, конечно, я вас понимаю, — улыбнулся Вульп, откидываясь на сиденье.
Сзади послышались возбужденные голоса Армстронга и Лаверны, которые старались перекричать лязг и рокот мотора. Впереди сидела пожилая женщина, державшая на коленях корзинку, в которой кудахтали куры. Через проход от нее двое молодых крестьян — оба нескладные и неуклюжие — обсуждали возможные причины мора, напавшего на домашнюю птицу, и о чем-то спорили, тыкая пальцами в потемневший от времени номер “Сельскохозяйственной жизни Румынии”. В задней части автобуса сидела еще какая-то семья, все члены которой были щеголевато и нарядно одеты, но выглядели при этом несколько смешно и нелепо — новые модные костюмы и платья им явно не шли. Вероятно, они ехали на свадьбу или на какое-то другое семейное торжество.
Американцам — спутникам Вульпа — все это казалось странным и забавным, но у самого Джорджа — то есть у Георга — было такое ощущение, что он... возвратился домой. Да, он снова был дома. И все же он чувствовал себя озадаченным, сбитым с толку, и его не покидало какое-то горькое ощущение.
Эти чувства охватили его, едва лишь он сошел с трапа самолета две недели тому назад, хотя ему казалось, что с того дня, когда врач отвез его в Америку, все эмоции в нем умерли. Точнее, ему хотелось избавиться от горьких мыслей, преследовавших его с того момента, когда он остался сиротой. В первые годы своего пребывания в Америке он возненавидел Румынию и при каждом упоминании о ней и о своем происхождении впадал в глубочайшую депрессию. Возможно, это послужило одной из причин его теперешнего приезда — он хотел навсегда избавиться от тяги к этому месту, стряхнуть с него завесу тайны, чтобы наконец суметь сказать: “Здесь не было ничего важного для них... здесь не осталось ничего важного для меня... я навсегда уехал отсюда!"
Иными словами, он не сомневался в том, что эта страна и эти места заставят его вновь испытать горечь и повергнут в депрессию, но уже в последний раз. А потом он навсегда освободится от всего этого, оно уйдет и больше никогда не вернется, забудется навеки. Ему казалось что, когда он сойдет с трапа самолета и оглядится вокруг, он найдет в себе силы пожать плечами и сказать себе: “Кому все это нужно?"
Однако он ошибался...
Боль быстро прошла, а на смену ей пришло иное ощущение, как будто Румыния, его родная страна, мгновенно захватила его в свои сети и заявила ему:
"Ты всегда был частью меня. В тебе течет древняя кровь твоих предков. Здесь твои корни. Ты принадлежишь этой земле, а она принадлежит тебе”.
Особенно остро он почувствовал это здесь, возле самых гор, на пыльных дорогах и проселках, среди долин и лесов, неподалеку от высокогорных троп, горных перевалов и утесов, от заповедных и всегда пустынных скал, достающих до самого неба. О эти темные леса, заброшенные и удаленные от всей земли! Они будто всегда были с ним, у него в крови. Казалось, он даже слышал, как они шумят, подобно морскому приливу, и зовут его. Во всяком случае, он определенно слышал чей-то зов...
— Объясните-ка мне еще раз, — обратился к нему Гогошу, толкая его локтем в бок.
Вульп вздрогнул и вернулся к действительности, вновь осознав, что находится в автобусе, о чем он совершенно забыл, когда мысли и воспоминания унесли его далеко отсюда.
— Что? О чем рассказать?
— Зачем вы здесь? Что вам все-таки нужно? Будь я проклят, если понимаю, что это у вас за фантазии относительно вампиров, и почему они вас так интересуют?
— Да нет, — покачал головой Вульп. — Это они приехали сюда именно за этим. — Он кивнул в сторону двоих сидевших сзади. — Но для меня это лишь один из поводов к возвращению. На самом деле... Ну, я думаю, что мне действительно очень хотелось взглянуть на те места, где я родился. Хотя я и жил мальчиком в Крайове, но горы — это совсем другое. Именно здесь... мне казалось, здесь, в горах, я найду то, что мне нужно. Теперь, когда я их увидел, я получил удовлетворение. Теперь я знаю, что это такое и кто я такой. Теперь я могу уехать и никогда больше не думать об этом.
— И все же расскажите о другой причине вашего появления здесь, — настаивал охотник. — Обо всем, что касается разрушенных замков и всего такого.
Вульп вздохнул, пожал плечами и постарался объяснить все как можно лучше:
— Все это очень романтично. И вы как никто должны понять меня, Эмиль Гогошу. Ведь вы же румын! Вы говорите на местном румынском наречии и живете на земле, которая полна романтики! О, я не имею в виду романтичность юности — мальчиков и девочек! Нет, я говорю о романтике тайны, о романтических историях, легендах и преданиях. О той дрожи, которая охватывает всех нас, когда речь идет о нашем прошлом, когда мы пытаемся уяснить себе, кто мы такие и откуда идут наши корни. О таинственной силе звезд, о мирах, находящихся за пределами нашего понимания, о тех землях, которые существуют в нашем воображении и которым мы не знаем названия. Сведения о них нам могут дать лишь старинные книги или обрывки древних, рассыпающихся от времени карт. Вот как, например, вы вдруг вспомнили название замка, о котором шла речь.