— Да-да, мой несравненный Габриель. — Антонио нехотя поднялся, подошел к нему и как-то по-дружески похлопал по плечу. — На самом деле, она гроша ломаного не стоит.

С этими словами мужчина вышел из комнаты, оставив любовника переваривать только что услышанное. Наверное, он почувствует себя сейчас оскорбленным и обиженным. Но это пройдет. Возможно, когда-нибудь и к нему придет понимание того, что лишь перед лицом смерти жизнь обретает свою истинную ценность, а удача благоволит тем, кто на нее никогда не рассчитывает.

4

Вечер выдался чудесный, на удивление тихий. Воздух заметно остыл и посвежел. Ночная прохлада наконец-то окутала окрестности дома, в саду зажглись огни, кристально — чистая вода бассейна окрасилась в медно — золотой. Супруги Гарсиа сидели в беседке и медленно потягивали из широких, усыпанных по краям солью бокалов «Маргариту». Мануэла, несмотря на то, что прошло уже несколько дней, никак не могла придти в себя после похищения. То, как Антонио повел себя, казалось ей верхом безумия.

— Никогда не перестану тебе удивляться. Разве ты совсем не боишься смерти?

Он с какой-то необъяснимой тоской посмотрел на гладкую поверхность воды.

— Умирать легко, если ты уже знаешь, как это происходит…

— Мне страшно, когда ты так говоришь, — она поежилась, словно от холодного ветра, и обхватила себя руками. — Кем были эти люди? Ты их знал?

— Обыкновенные уличные бандиты. Из тех, что грабят сельские таверны и поезда. — Антонио вальяжно откинулся на спинку. — Они никогда не представляли опасности. А теперь и подавно. — Зло улыбнулся он.

— Да уж! Не представляли! И поэтому я оказалась в той хибаре с двумя слюнявыми уродами! — Мгновенно вспыхнула она.

— Если бы ты соизволила взять с собой охрану, когда решила отправиться посреди ночи к своему любовнику, этого бы не произошло, — не теряя ледяного спокойствия, пояснил Антонио.

— Я… — она осеклась и потупила взгляд. — Прости, я была неправа.

— Забудем. — Антонио сделал властный жест рукой, словно отметая нежеланную в данный момент тему для разговора. — Больше так не делай.

— Да…

Казалось, она собиралась сказать что-то еще, но он неожиданно прервал ее:

— Что у вас с Гонсало?

— В смысле? — удивленно переспросила она. Подробности их отношений никогда особо не интересовали Антонио. К тому же, ее любовник уже бывал у них в доме не раз.

— Насколько серьезно?

— Знаешь… — Девушка замялась. — Он хочет, чтобы я переехала к нему, но я сказала, что пока это невозможно и… А почему ты спрашиваешь?

— Он мог бы погостить у нас. Мне придется уехать на некоторое время. — Как бы между делом сообщил Антонио.

— Как? Надолго? — Мануэла от удивления даже подскочила и снова присела на самый край кресла.

— Сложно сказать. Очередная гениальная идея Фридмана. — Антонио театрально всплеснул руками.

— И куда ты едешь? — настороженно поинтересовалась она.

— В Германию. Джон говорит, я должен быть там уже в пятницу. — Антонио покрутил в руке сигару, внимательно разглядывая ее со всех сторон. Затем прикурил.

— Послезавтра? Так скоро? И ты согласился? — Мануэла продолжала сыпать вопросами. Антонио, напротив, казался отстраненно — холодным.

— Конечно. Ты знаешь, я бы никогда не полетел туда без надобности, но в данном случае игра стоит свеч. Помнишь, я говорил тебе о…

Как только речь зашла о делах, Антонио заметно оживился. Глаза заблестели. В них читался азарт, волнение, предвкушение очередной победы.

— Простите, синьор, Вам звонят. — Дворецкий будто вырос откуда-то из-под земли. Он держал в руках телефон.

Не отвлекаясь от беседы, Антонио бросил через плечо:

— Я же попросил не беспокоить.

— Но… — Замялся слуга. — Это депутат Мендес. Говорит, дело очень срочное.

Антонио нахмурился и нехотя поднялся.

— А не послать ли нам этого депутата куда подальше? Ему что больше заняться нечем?! — выругался он, с несвойственным для себя раздражением.

— Добрый вечер, синьор Мендес! — Только трубка коснулась уха, он тут же расплылся в фальшивой улыбке. — Как я рад Вас слышать…

Последний день перед поездкой оказался просто сумасшедшим. Антонио разрывался между нескончаемым потоком посетителей, звонков от деловых партнеров и надоедливых расспросов заместителей, на которых была возложена ответственность вести дела в отсутствие хозяина. К вечеру, когда он уже чувствовал себя как выжатый лимон, появился Габриель, по всей видимости, рассчитывавший остаться на ночь. Но, получив вежливый отказ, жутко разобиделся. Пригрозил, что просто так этого не оставит и при первой же возможности навестит Антонио в Европе, чтобы выяснить отношения раз и навсегда.

Мануэла как всегда позаботилась о бытовых мелочах: раздала указания слугам, собрала чемоданы вещей, которые муж всегда брал с собой в дорогу. Поужинать удалось далеко за полночь, после чего, Антонио поспешил закрыться в спальне, предупредив обслугу, чтобы его не беспокоили.

Однако спал он плохо. Сказывалась непомерная жара, куча незаконченных дел, сделок, так и оставшихся в подвешенном состоянии — всего не успеешь. И неудивительно, что и без того проснувшись утром в дурном настроении, подойдя к зеркалу, обнаружил темные круги под глазами. Вдобавок, возникли кое-какие проблемы с охраной. Их необходимо было решить до отъезда. Поэтому, к тому времени, когда Антонио наконец-то покинул дом, он должен был уже быть в аэропорту. Не важно. Преимущество VIP — персон в том, что их ждут. Вылет задержат на столько, на сколько это будет необходимо.

Едва добравшись до своего места в салоне первого класса, Антонио снял шляпу и устало откинулся на широкую мягкую спинку эргономичного кресла. Спать в самолетах Антонио никогда не мог. Он отнюдь не боялся летать, но почему-то никогда не мог по-настоящему расслабиться. А перелет предстоял долгий. Мужчина с грустью посмотрел в окно иллюминатора. Взлетная полоса с каждой секундой все стремительнее проносилась мимо, гул мотора нарастал и, наконец, самолет оторвался от земли, резко взмывая ввысь. Уши заложило. Неприятное ощущение. Антонио поморщился и прикрыл глаза. Из динамиков раздавалось дежурное приветствие капитана корабля. Маршрут прямой. Мехико — Берлин.

Антонио еле заметно усмехнулся. Жизнь все-таки очень странная штука. Когда-то, восемь лет назад все было иначе. Направление было обратным, а он, совсем юный, наивный, полный пустых ожиданий, сидел в туго набитом людьми эконом-классе и с нескрываемой радостью рассматривал проплывающие мимо облака. Тогда ему казалось, они были настолько близко, что если протянуть руку, то можно потрогать их. Почему-то они представлялись клочками сладкой ваты. Вроде той, которую они ели с Томом на ярмарке…

Он до сих пор помнил ее вкус. Приторно — сладкий, с горчинкой. Антонио невольно улыбнулся. Такой была его любовь, сладкой, до головокружения сумасбродной, с горьким послевкусием обиды и предательства. Интересно, а он когда-нибудь вспоминал то лето? Или новое увлечение полностью заполнило его сердце и овладело мыслями? Скорее всего, так. У Тома кто-то был, и он решил, что будет лучше расстаться. Он не сказал об этом прямо, он струсил. Всегда проще втихую избавиться от человека, сунув неказистую записку с объяснениями в чемодан, чем сказать все как есть в глаза. Антонио вспомнил, как нашел то письмо, будучи еще в аэропорту Мехико. Это был аккуратно вложенный между вещей клочок бумаги. Трясущимися руками развернул и прочитал то, что убило его тогда. Другой. У Тома появился другой. Сейчас это вызывает лишь горькую улыбку разочарования. А тогда это был выстрел в сердце. Холодный, расчетливый и беспощадный. Антонио подумалось, что, не положи Том тогда эту записку ему в чемодан, он бы обязательно вернулся в Берлин. Следующим же рейсом примчался назад, чтобы найти его, понять что произошло. И неважно, что кругом полиция, засада. Пусть бы все катилось к чертям. Все было неважно…