Глаза Жогина схватывали приметы этой ранней поры — летящих кедровок, золотистые тонкие облачка. Но — что-то сомнительное было во всем. Может быть, это не утро, а иная пора дня?

Может быть, вечер? И не было тела, одна только голова. Жогин встревожился, шарил руками — тело было, но не его, чужое… Как же так?.. И что сейчас?.. Вечер?.. Нет, утро. Всюду роса. Даже на лице и волосах лежит холодная влага.

Вот куст березы, северный недоросток. Он тянет прутики вверх. И на нем роса. И рядом, на травинке ростом с это деревце.

Жогин видел на ней особенно крупную росинку.

Он долго разглядывал ее, пока не понял, что это не вода, а что-то другое. Морщась, осторожно подул: росный шарик пошевелился. Но был он не рядом, а страшно далеко, в ином мире.

Жогин глядел на него, щурясь: шарик двигался, рос. Он катился — прямиком к Жогину.

«Бред», — решил Жогин и уронил веки. Но шар врезался в его память. Зажмурясь, было проще рассматривать этот большой и очень блестящий шар.

Как он мог появиться здесь? Зачем? Жогин снова открыл глаза: шар катился прямо на него. Движения его были плавны, но быстры. Жогин не улавливал моментов явного перемещения шара, а просто понимал, что усиливающееся и разрастающееся сверканье означало приближение.

Шар скрывался за деревьями и тут же высверкивал из-за стволов. Он близко от Жогина. Вот снова исчез среди наплыва лишайников, за соседней зеленой скалой.

Бородки мха засветились и вскинулись.

Блистающий Шар был рядом с Жогиным — на вытянутую его руку.

Он невелик, ростом с половину человека, и совершенно, гладко округлый.

Неспокойный, он катался вокруг Жогина, беззвучно проносился по камням, не приминая мох и мелкую древесную поросль.

Жогину хотелось поднять голову. Он не смог, только ощущал, что она лежит по-прежнему и что-то уходит из нее, переливается в землю.

Мысли?.. Кровь?.. Жизнь?..

Он прислушивался к себе: ему казалось, что он уходит в землю. Она кормила его, а сейчас берет обратно, высасывая остатки его жизни приятно и ласково. Слабость… Дрема… Но сквозь эту дрему Жогин следил за шаром.

Например, он увидел себя в выпуклости шара. Он был искажен по всем правилам зеркального отражения. Жогину подумалось: «Высший класс полировки. Чем его полировали? Есть ли такие замечательные составы у брата на заводе?» Потом: «Это бред?»

Но был он странно реальный: Жогин в шаре ясно видел свое вымазанное кровью, обсохшее лицо. Наверное, Блистающий Шар все же не бред.

Тот закончил свое кружение и опустился рядом. Тяжелый — под ним промялись мхи и захрустели сухие ветки.

Блистающий Шар занялся Жогиным. Действовал он быстро и успокоительно журчал. И что-то стекало с него, с его рук. Их, быстрых, мелькало в воздухе четыре или пять.

Вокруг головы Жогина шла суета этих рук.

Они то нежно касались, то впивались в кожу, даже присасывались к ней.

Делали непонятное.

Вдруг щелкнуло. Выдвинулись огромные глаза. Они по двое, будто птицы, сидели на длинном стержне. У Шара короткие рожки. «Как он их не сломал здесь, в тайге? — соображал Жогин. — А, они же выдвигающиеся, их только что не было». Те с треском роняли синие электрические искры.

Сигналят?.. Лечат?.. Жогин чувствовал приятнейшую истому.

Жогин верил и не верил себе. Сон? Но все так вещественно, на Блистающем Шаре видны мелкие царапины полировки и защемленная рожками-антеннами хвойная вилочка.

Но странно, все, что за Блистающим Шаром, все плывет в тумане.

Шар, несомненно, металлический, хромирован от ржавчины. И в то же время в нем чувствуется мягкая гибкость. Блистающий Шар колыхался, но Жогин почему-то был уверен: ударь, и тот окажется литым.

— Вы кто? — спросил он.

— Бертсибиджим, — сказал металлический Шар скрипуче.

Сказал не сразу, а сначала пробовал голоса, пока не нашел человеческий. Те, отвергнутые, голоса, были то странно тонки и даже писклявые, то удивительные по силе, уходящие громовыми раскатами за пределы слуха. Наконец Блистающий Шар бойко заговорил.

В его голосе проступало призрачное, холодное. Голос Блистающего Шара был морозной тенью голоса Жогина. Будто тот умер, и по земле ходит его Голос, совсем отдельно от хозяина.

Истома ушла, появилась тревога.

— Вы пришелец?

— Мы не пришельцы, мы скитальцы, — сказал Блистающий Шар. — Мы циркулируем в пространстве и лишь изредка посещаем населенные планеты.

— Я рад, — бормотал Жогин. — Приветствую вас на Земле.

Блистающий Шар обхватил голову Жогина и приподнял: дико рванула боль. О-о… Сюда бы врача в белом халате или медсестру.

Надежду! Пусть она коснется его руками.

— Подходит! — объявил Блистающий Шар и, втянув глаза, заискрил рожками. Руки его… Жогин видел, их осталось две или три, они лили на голову то шипучее, то прохладное, что стекало за воротник.

Боль уходила. Ушла и слабость. Жогин сел, прислонился спиной к камню. Норма! Сейчас была лишь память о прежней боли.

Жогин закурил, осмотрелся. Это было его наслаждением — видеть! Горы… За них цеплялись облака. Между облаками и высоким небом бегает веселая молния и ласково ворчит при этом. Хорошо!

— Спасибо за лечение, — сказал он Блистающему Шару. — Вы, собственно, откуда?

Спрашивал, а сам разглядывал в Блистающем Шаре свое отражение и шелковые мхи за спиной.

— Третья планета: Солнце — 1879.

Планета так планета, черт с ней!.. Дымок свивался змейкой. Жогин двигал губами сигарету. Подумал: пора бросить курить, давал слово Петру.

Он выплюнул сигарету и выкатил глаза, поняв слова Блистающего Шара. Жогин вздрогнул, дернулся телом.

— Так вы пришелец?

— Все гораздо сложнее, — ответил Шар. — А мне некогда разговаривать, я спешу. Буду краток. Хотите остаться живым? Сделаться всемогущим? Всезнающим?

«Он еще спрашивает!..»

— Пойдемте! — приказал Блистающий Шар. Произошло странное. Жогин, человек крайне упрямый и любящий все делать по-своему, покорно встал.

Они прошли ущельем на береговой гранит безымянной речки. Из ее прибрежных скал выставилось что-то острое и сверкающее, очень высокое. Прошли дальше оно скрылось и снова увиделось теперь снизу.

Жогин близко увидел три стальные колонны. Задрал голову: на трех гигантских ногах, глядя вниз обгорелыми клюзами двигателей, стояла ракета.

— Звездная, — пояснил Шар. — Нам нужен бог на планету СШ-1009 бис. Вы будете им. Войдемте.

Грохнув, в боку ракеты откинулся люк. Упала вниз лестница.

— Идем.

— За вами.

Блистающий Шар впорхнул в люк. Жогину пришлось всходить по раскачивающейся лестнице. Он поднялся и прошел мимо Шара. Звеня и постукивая, вползла сама собой лестница и свернулась. Прихлопнулся люк и, вращаясь, закрылся прочно.

— Садитесь в кресло, — предложил Блистающий Шар и разъяснил: — Наш путь будет равноускорен.

Он висел в пустоте тускло светившегося нутра ракеты.

Прошел гул. Кресло мелко дрожало. Жогин почувствовал себя каменным, тонн в пять весом. Даже увидел свое лицо — крупнозернистое, с блестками пластинок слюды. Такие же были руки.

— Ускорение, — равнодушно пояснил Блистающий Шар. И все громче, истошнее выли ракетные двигатели. С их воем принесся к Жогину визгливый голос отца:

— Почему-почему-почему ты не думаешь, что это было заданье-е?!

— Врешь! — кричал Жогин. А брат Петр менял яркую лампу, ввертывая десятисвечовку. Она горела у них в комнате всю ночь.

— Зачем? — спрашивал его Жогин. — К чему тебе ночной свет?.. Что хочешь увидеть?

Жогин пришел в себя от рывка, от комкания невидимыми силами. Движение ракеты больше не чувствовалось. Она уже несла с собой каждую клетку его тела со скоростью, невозможной для постижения сознанием. Скорость проникала не в разум, глубже, рождая сладкую тревогу. Ту, которая является при падении во сне.

Этот полет и напоминал стремительное падение. Куда?.. А, не все ли равно, лишь бы дальше от гор, от жизни — прошлой! От отца…