Как только Николас усвоил несложные правила, игра пошла по нарастающей — все быстрее и быстрее, под шлепанье карт, возбужденные вскрики Хуаны, внезапные взрывы смеха. Сквозь открытое окно в комнату проникал несмолкаемый гул города: топот гуляющих у реки, крики мальчишек-газетчиков, читающих вслух вечерний выпуск, грохот тележных колес, звон колоколов. Внизу зажглись огни, протянувшись вдоль улиц сверкающими ожерельями, над театром вспыхивала и гасла вывеска. И эта окружающая яркость, вселявшая уверенность в то, что жизнь имеет смысл, и это дружелюбное веселье в комнате подбодрили Николаса. Подстерегавшие его ночные кошмары отступали все дальше и дальше, пока почти совсем не исчезли. Как могло случиться, что в этом убогом жилище, где на всем лежала печать бедности, после еды, едва ли насытившей его, среди этих простых работящих людей он чувствует себя весело и непринужденно? Не думая об этом, он упивался нечаянной радостью. Сверкая глазами, звонко хохоча, он хватал со стола карты.

Он и не заметил, как долго длится игра, но в девять часов, после окончания очередной партии, Мария, отложив шитье, встала со стула у окна.

— Достаточно, — мягко сказала она. — Пора спать.

Застигнутый врасплох, Николас замолчал, но остался с открытым ртом, глупо глядя на нее, пораженный ужасным непродуманным затруднением. Где они все будут спать в этом крошечном домике? Нет, это невозможно. Неужели его выгонят? Отправят в Casa Breza в такой поздний час?

Его беспокойство было столь явным, что Хосе рассмеялся.

— Не волнуйся так, Нико. В жизни не встречал такого беспокойного парня. Всё очень просто. Смотри! — Откинувшись на спинку стула, он протянул руку и открыл внутреннюю дверь. — Все женщины спят здесь.

Заглянув в другую комнату, Николас увидел, что она почти полностью занята двумя большими кроватями с латунными спинками. Да, всё еще неуверенно подумал он, может и поместятся.

— А мы? — вдруг воскликнул он.

Хосе указал на Марию, отодвинувшую рядом с плитой ситцевую занавеску с кистями, за которой обнаружилась квадратная ниша в стене с встроенной кроватью. Её-то она сейчас и застилала свежими простынями.

— Здесь спим мы с Педро, — пояснил Хосе. — Но сегодня здесь будем спать мы с тобой. Педро уляжется на диван. Правда, дед?

— Ясное дело! — подтвердил Педро. — С большим удобством.

Николас поежился. Он никогда еще не спал с кем-то вместе. Но никто не заметил его колебаний. Пять сестер, пожелав ему по указанию матери спокойной ночи — каждая подала руку и слегка присела в чопорном реверансе — скрылись вместе с Марией в другой комнате. Педро встал и, взглянув на погоду за окном, вышел на пять минут поразмяться. Хосе взял из стопки рядом с кроватью потрепанный журнал в яркой глянцевой обложке.

Николас начал неуверенно раздеваться, бросая одежду на ближайший стул. Чрезвычайная робость и почти что стыд замедляли все его действия. И еще одна трудность пугала и угнетала его. Но Хосе, не глядя, произнес пару слов и, вытащив из-под кровати посудину, Николас повернулся спиной. Стало намного легче. Мария положила для него длинную куртку странного фасона, застиранную до белизны. Он влез в нее, завязал длинные ленточки на шее и талии, запрыгнул в постель и лежал неподвижно, прижавшись к стене.

Вернулся старик, походил по комнате, бормоча что-то себе под нос, подбросил в печку поленце. Потом послышался скрип диванных пружин.

Хосе еще немного посидел за столом, шелестя страницами. Потом он встал, зевнул, рассеянно почесав в затылке, сделал несколько наклонов и разулся. Подойдя к полке, он потушил свет и пару минут спустя уже лежал в постели рядом с Николасом.

Почувствовав, что мальчик не спит, он прошептал:

— Все в порядке, амиго? Места достаточно?

— Да, — так же шепотом ответил Николас.

Постепенно его тело расслабилось, перестав прижиматься к стене. Кровать была мягкой и уютной. Незаметно он уснул.