Прерывая шумные крики одобрения, магистр выкрикнул:

— Ложь! Твои слова лживы, как весь, построенный тобой и твоими братьями мир! Спроси моих учеников в Сен-Дени, и они закидают тебя тетрадями. Вы выращиваете в душах людей страх, потому, что пугливое животное жмется к ноге хозяина. Против меня выдвигали множество обвинений, меня не раз пытались отравить, меня укрывали и прятали от наемных убийц. Однако обуздать истину невозможно! Я писал и буду писать свои книги, я говорил и буду говорить с учениками, я верил и буду верить в проснувшийся разум. И тебе, юродивый, со мною не справиться!

Гуго де Пейн повернулся к хозяину лавки, который во время всего представления продолжал мять кожу и посмеиваться.

— Кто эти двое?

— Эти? Тот, помоложе, Бернар де Монбар, его еще зовут Бернар Клервоский. А другой, книжник, Пьер Абеляр, из Парижа. Они тут часто ссорятся. Словно уже не могут без этого. А я — Ландрик Толстый. Не желаете ли отличной оленьей кожи, господин?

— Не желаю, — ответил Гуго де Пейн и повернулся к ораторам. Страсти на площади разгорались нешуточные. Одна часть толпы, большая, стояла за Бернара, другая — за философа из Парижа.

— Сейчас начнут дубасить друг друга, — пообещал за спиной рыцаря кожевник. — Пора запирать лавку. Впрочем, коли рядом такой господин, мне и не страшно. Вы бы оставались здесь подольше.

А на площади кто-то уже получил затрещину, кто-то — пинок под зад, а кто-то и удар кулаком в нос. Знатные сеньоры стали прокладывать себе дорогу, отпуская налево и направо увесистые плюхи тяжелыми рукавицами. Взвизгнула женщина. Видно некто, воспользовавшись суматохой, полез ощупывать ее. Кричали мальчишки-подмастерья, предвкушая потеху.

— Безумцы! — возопил Бернар, окруженный своими последователями. — Мир стоит на краю гибели, близка геена огненная! Мерзость запустения ждет нас, если поверите болтунам с печатью дьявола на челе, которые ведут вас к пропасти. Они затопчут ваши земли и пожрут детей ваших, если измените своей вере! Чума и мор обрушится на ваши головы, если не покаетесь, если не изгоните из своей среды лже-пророков, сладкоречивых иуд! Вон он перед вами — один из них! — и молодой монах ткнул в сторону Абеляра указательный палец, словно с расстояния вонзив его в грудь магистра.

Толпа взревела. А Бернар еще и плюнул в его сторону, попав, впрочем, на чью-то голову. Абеляр же стоял бледный, как полотно, скрестив на груди руки.

— Ты столб без разума! — крикнул он монаху. — А меня знает вся просвещенная Европа. Я написал пятнадцать книг, придурок!

— Плевал я на твои книги! Вот так! — И Бернар снова плюнул. И опять угодил на чью-то лысину.

— Верблюд! — крикнул ему Абеляр.

— Осел! — раздалось в ответ.

Гуго де Пейн понял, что дальше ничего интересного не будет. Он двинулся вдоль торговых рядов, ища оружейную лавку. А на площади партии Абеляра и Бернара Клервоского уже сцепились вовсю. В ход пошли кулаки, как главное оружие простого люда. Краем глаза Гуго видел, что бернарцы теснят абеляровцев к краю площади. В лавке оружейника Раймонда не оказалось. Но Гуго сразу же догадался, где может быть мальчишка в такой захватывающий момент. Он вернулся к площади и поискал его глазами в давившей друг друга толпе. И вскоре обнаружил красную бархатную куртку оруженосца, мелькавшую среди сцепившихся тел. Гуго некоторое время наблюдал за ним, отмечая удачные выпады и промахи, и посмеиваясь про себя. Потом, широко ступая, двинулся в его сторону, а толпа дерущихся как-то мгновенно стала расступаться перед ним, застывать, словно на картине живописца. Он оторвал Раймонда от какого-то рослого суконщика и потащил за собой.

— Не пристало будущему рыцарю драться с мужичьем, — наставительно произнес Гуго, глядя на хороший синяк под глазом оруженосца.

— Смотрите, смотрите! — вскричал Раймонд. — Бернара Клервоского подняли и несут на руках! А тех вытеснили за ворота!

— Где наши лошади? — Гуго даже не оглянулся назад. — Нам пора.

Они выехали из Клюни по дороге, ведущей на север. Позади оставался монастырь с крепкими стенами, сложенными еще два столетия назад, присевшие к земле хижины крестьян, огороды вокруг них и тянувшиеся к небу струйки дыма из печных труб. Гуго де Пейн, задумавшись, ехал впереди, а оруженосец с запасной лошадью иберийской породы, низкорослой, специально для походной клади, — чуть поодаль. Он приумолк, видя погруженного в себя господина. Наконец, словно решив для себя что-то, Гуго достал из кошелька данные ему аббатом Сито рекомендательные письма, медленно разорвал их и бросил в воздух, а встречный ветер, радуясь новой забаве, понес клочки бумаги обратно в Клюни.

Гуго пришпорил коня и пустил его вскачь.

— Куда мы мчимся, мессир? — весело крикнул Раймонд, еле поспевая за рыцарем.

— В замок Сент-Омер! — бросил через плечо Гуго де Пейн.

В темноте рябой конверс, живший в монастыре, условным способом постучал в окно лавки ростовщика-ломбардца.

— Кто там еще? — недовольно пробурчал хозяин, еще не старый мужчина с густой шевелюрой, лезшей космами в разные стороны. Хотя он прекрасно знал — кто это, потому что у разных его людей были и разные условленные знаки. Но всегда лучше сначала задать вопрос, а не открывать сразу, будто ты ждешь кого-то. Ведь условленный знак мог оказаться и приманкой. Ломбардец открыл дверь и, увидев конверса, громко сказал в сгущающуюся вокруг темноту:

— Нет, нет больше денег, не дам, хватит, чего ходишь, ты еще прошлый долг не вернул. А проценты? Иди отсюда.

— Ну умоляю тебя, мать болеет! Человек ты или нет? — запричитал конверс.

— Ладно, — смягчился ломбардец. — Заходи.

Но в лавке, в заднем помещении без окон, они заговорили по-другому и не о деньгах.

Тот же, кто остался незамеченным снаружи, за деревом, отметил для себя еще одно место, где побывал за последние пять часов конверс.

Через десять минут дверь лавки отворилась, и конверс, низко кланяясь и благодаря ломбардца, пошел прочь. «Надо проверить: а болеет ли у него мать?» — подумал тот, кто шел за ним следом. Конверс же, по совету ломбардца, заглянул еще в два места, пока не вернулся в монастырь. Он облегченно вздохнул, перекрестился и лег спать в своей нише, положив тяжелые башмаки под голову.

Ломбардец запер все двери, потушил свет, но спать, наоборот, не ложился. Он сидел за своим рабочим столом и размышлял. В отличие от недальновидного кардинала Метца, он сразу понял, что во всем этом кроется что-то очень серьезное. Возможно, это только начало большой игры, и тем более важно сразу вступить в нее, чтобы не потерять в нити игры. Как опытный человек он понимал это. А может быть, это мыльный пузырь, тогда надо отбросить эту информацию и не посылать ее туда, где над ней просто посмеются. Да и над ним тоже. А ему бы не хотелось портить о себе мнение. Что-что, а сортировать поступающую с разных концов юга Франции информацию — он умел. Вряд ли бы сам приор Сито принял участие в пустой затее. Это не похоже на умного, проницательного старика. А если это игра, чтобы выявить конверса? Тоже вряд ли. Стали бы они привлекать к этой цели такого рыцаря… кстати, как там его? Гуго… Гуго де Пейн? Именно так.

У ломбардца заболела голова и он потер себе ладонями виски, — тем способом, каким его обучали в специальной школе. Боль в висках тотчас же отступила. Нет, подумал он, в Палестине пересекаются интересы многих правителей и народов, и все, что касается Святой Земли требует тщательного анализа. И не здесь, не во Франции. Есть более умные головы, которые разберутся — что к чему. И ему не простят, если он совершит промах, спустит эти сведения в корзину для мусора. Но кто же такой этот Гуго де Пейн? Ломбардец почувствовал какое-то физическое отвращение к этому имени, словно оно давило его необъяснимой тяжестью. А потом в душу его стал закрадываться страх. Гуго де Пейн. Ломбардец встал и осмотрел все закутки в комнате. Но все равно ему продолжало казаться, что непонятный, неизвестно откуда взявшийся Гуго де Пейн находится где-то рядом, стоит за его спиной. И теперь они будут связаны единой нитью надолго.