Металлические щупальца легко и уверенно летали по контрольной панели. Вой генераторов Эренхафта перешел в нестерпимый писк. За кормой уже не было ничего, а прямо по курсу все теснее толпились звезды, словно бежали наперегонки, пытаясь нас опередить.

Наш пилот издал легкий, почти неслышный звук. Я решил, что он, наконец, собрался заговорить, и уже открыл рот, готовясь ответить. Но, кроме слабых потрескиваний, я так ничего и не услышал. Потом удивительная машина рассыпалась, превратившись в облако серебристой пыли.

Я обнаружил, что Линетта слабо сжимает мою руку, и повернулся, чтобы взглянуть на нее. Какое-то предчувствие заставило меня похолодеть. Я увидел, как красивые губы двигаются, услышал, как она слабо сказала:

— Я хочу стать по-настоящему живой. Я хочу…

Я повернулся, чтобы обнять ее — и почувствовал, как ее синтетические мышцы расслаиваются прямо у меня в руках. Я видел ее лицо — перекошенное, тающее. Я не мог ничего поделать — только стоять и проклинать свою беспомощность. Она не была машиной, которую можно было «ободрать». Ее убивало что-то извне. Она была… женщиной. И теперь она умирала.

Она умерла и рассыпалась, как и ее сестры.

— Вот и славно, — грубо сказал Алан. — Они занимали слишком много места.

И тут псевдо-Вероника зашевелилась и стала меняться. В этом было что-то жуткое, непристойное. Она шевелилась, менялась, срасталась, превращалась в нечто уродливое и бесформенное, потом ее изящное тело снова приняло прежние очертания… И она, словно возрожденная богиня, прошла сквозь облако сверкающих частиц, которые остались от робота-пилота, и опустилась в кресло, возле которого только что сидела на корточках.

— Вспомогательный Центр предал нас и предаст вас, — произнесла она холодным и невыразительным голосом. — Но, думаю, я могу спасти вас.

Алан уставился на нее, бледный как полотно. Но ничего не ответил.

Дадли первым нарушил молчание.

— Что Вы имеете в виду? — спросил он.

— Я думала, для людей это очевидно. Вспомогательный Центр ревновал к вам. Вспомогательный Центр испугался, что вы или кто-нибудь из вам подобных найдет дорогу к нашему миру.

Она слабо улыбнулась.

— Как ни крути, согласитесь, что тюрьма, из которой вы бежали, иным мужчинам покажется истинным раем.

— А почему Вы уцелели?

В голосе Дадли сквозила боль. Он перевел взгляд с Вероники на бесформенную кучку мертвой пыли — все, что осталось от Наташи, от Салли, от Линетты. Я знаю, он не просто увлекся Наташей.

— Почему Вы уцелели?

Теперь ее улыбка была усталой.

— Наверно, я была сильнее других. Там, в туннеле, вы могли убедиться, что я способна преодолеть встроенные запреты. Я способна к самопожертвованию, поэтому могу сопротивляться директивам. Я сильнее других. Возможно, это произошло потому, что я была скопирована с настоящей модели, а другие были просто образы воспоминаний Вспомогательного Центра и его воображения. Но разве это имеет значение?

— Да, — тупо ответил он.

— Дадли, — сказал я. — Если бы Вероника… умерла, это не значит, что твоя Наташа осталась бы в живых. Или Салли, или Линетта.

— Прошу прощения, — пробормотал он.

Я повернулся к Веронике.

— Может быть, мы еще что-то можем для них сделать?

— Нет, — коротко проронила она.

— Ради Бога, заткнитесь! — взорвался Алан. — У нас и так проблем хватает, чтобы пускать сопли из-за разбитых кукол…

— Салли была не просто куклой! — зарычал Старина Джим, который как раз пришел из двигательного отсека.

— Очень хорошо. Она была не просто куклой.

— Она была женщиной.

— Очень хорошо. Она была женщиной. И что дальше?

— Пожалуйста, перестаньте ссориться, — скомандовала Вероника.

Наступила напряженная тишина.

Алан нарушил молчание.

— Дадли, — спросил он, — где мы находимся?

— Этот оловянный компьютер на ходулях знал, — сказал Дадли, — а я не знаю.

— Вероника?

Она взглянула на него, словно хотела прочитать что-то на его лице — то, чего там не было.

— Пока я боролась с последней директивой, я была частью Вспомогательного Центра, — спокойно сказала она, — и мое сознание было в некотором роде продолжением его сознания. Конечно, многое, было от меня скрыто. Но теперь занавес, наконец, упал, и я знаю…

— Что ты знаешь? Что ты знаешь?

— Я знаю, — тихо произнесла она, — что этот корабль прямым курсом следует к темной звезде из антиматерии.

— Тогда покажи на карте, — сказал Дадли, указывая на прозрачную сферу.

— Я могла бы показать, — ответила Вероника, — если бы ваш масс-индикатор был исправен. Но он… подвергся модификации. И теперь способен выдавать ошибки.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что он будет показывать только нормальные объекты. Но не антиматерию.

— Ясно… Или не ясно. Я не вижу темной звезды потому что она темная и потому что она не показана на карте… Что они сделали с масс-индикатором?

— Я была сконструирована не для этого, — сказала она. — Я не навигатор и не инженер электроники.

— Я могу разобрать его, — сказал Дадли. На его лице отражалась напряженная работа мысли. — Я могу разобрать его и переместить каждую микросхему и печатные цепи. На запасную шину.

— Это долго, — возразил Алан. — Сколько у нас времени?

— Я не знаю, — ответила девушка.

— Тогда за каким чертом ты вообще нужна?

Он повернулся к Старине Джиму.

— Возвращайся в отсек. Я останавливаю Эренхафта.

Он почти вышвырнул Веронику из кресла и пристегнулся. Это было в его характере — позаботиться о каждой мелочи, прежде чем прикоснуться панели управления. Помню, как-то я услышал, как он читал Дадли лекцию по этому самому поводу. «В невесомости, — говорил он, — человек не способен как следует контролировать приборы, если он не может полностью контролировать свое тело. Дрожание руки может привести к гибели корабля.

Я увидел, как пурпурный цвет, которым светилась на мониторе фигурка «Леди Удачи», сменился фиолетовым, а фиолетовый потускнел до серого. Снаружи созвездия приняли привычные очертания, и густое скопление прямо по курсу полностью рассосалось.

— Дадли, — сказал Алан, — Я собираюсь полностью сменить курс. Как ситуация?

— Впереди несколько силовых узлов, — ответил навигатор. — Примерно в семистах тысячах миль…

— Может, это темная звезда?

— Да, но…

— Есть только один способ это выяснить, — перебил Алан. — Джордж, скажешь, когда передняя сигнальная ракета будет готова.

Пока я выполнял приказ, он снова занялся Эренхафтом — запустил на несколько секунд, а потом остановил.

— Триста тысяч миль, — сказал Дадли.

— Ракета заряжена, — доложил я.

— Хорошо. Теперь для вящей точности — реактивный…

Рывок был таким мощным, что мы попадали на пол. Ракетный двигатель буквально выстрелил. Но даже в этот момент, повиснув в неудобной позе, я мог разглядеть путаницу волокон, которая заполнила сферу нашего прибора. Вполне возможно, навигаторы старинных «глушилок» именно так использовали эту систему — по рисунку силовых линий они определяли местонахождение крупных небесных тел наподобие темного солнца, про которое говорила Вероника, которые были невидимы для наших приборов.

Реактивный двигатель больше не работал, и я поднялся с пола — вернее, занял вертикальное положение, поскольку тяготение исчезло. Я услышал, как Алан скомандовал: «Огонь!», затем добавил несколько крепких словечек и повторил:

— Огонь, черт тебя подери!

Я подтянулся к панели, с которой происходило управление ракетами, и нажал на кнопку.

Мы увидели длинный столб пламени, который помчался вперед. Возможно, подумал я, там нет никакого темного солнца. Нет никакой антиматерии. Может быть, Вероника солгала — или солгал Вспомогательный Центр.

А затем вдали — но не за пределами видимости — что-то ярко вспыхнуло. Так ярко, что на мгновение мы ослепли. Там, впереди, было антивещество. Там, где мы видели только одну звезду, находилось несколько — или очень много. Завывали гироскопы, поворачивая корабль вокруг короткой оси, потом Алан снова запустил реактивный двигатель, чтобы прекратить движение корабля навстречу неминуемой гибели.