Затем Катарина, высоко подняв голову и слегка откинув назад плечи, вошла в зал. Она прошла четверть окружности зала и подошла к огромному позолоченному креслу во главе стола. Герцог Логайр шагнул вперед и отодвинул кресло. Катарина опустилась в него с изяществом и легкостью перышка. Логайр сел по правую руку от нее, и все остальные тоже опустились в кресла. Катарина взяла двузубую вилку, вельможи последовали ее примеру, и тут же со всех сторон налетели слуги в ливреях с деревянными блюдами в руках, наполненными беконом и колбасой, маринованной селедкой и белыми булочками, чашками с чаем и бульоном.

Каждую тарелку сперва подносили к Брому О'Берину, сидевшему по левую руку от королевы. Бром снимал пробу с каждого блюда и клал остатки на тарелку перед собой. Затем огромные деревянные блюда были расставлены по всему столу. И только тогда Бром О'Берин, убедившись, что все еще жив, передал наполненную тарелку королеве.

Общество с жадностью накинулось на еду, и желудок Рода настойчиво напомнил ему, что прошлой ночью в его пищеварительный тракт попало лишь вино со специями.

Катарина клевала пищу, как птичка. Ходили слухи, что она перекусывала в уединении своих апартаментов непосредственно перед формальной трапезой. Хотя она была столь худа, что Род находил эти слухи сомнительными.

Слуги носились туда – сюда с бутылками вина и огромными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточной двери. Таким образом он прекрасно видел всех, сидевших в северной части стола Катарину, милорда Логайра по ее правую руку, Дюрера справа от герцога и затылок Брома.

Дюрер нагнулся и прошептал что-то своему господину.

Логайр недовольно отмахнулся и кивнул. Он в один прием оторвал от куска мяса здоровенный ломоть, прожевал его и запил доброй порцией вина. Поставив кубок на стол, он повернулся к Катарине и прогрохотал:

– Ваше Величество, я встревожен.

Катарина холодно взглянула на него.

– Мы все обеспокоены, милорд Логайр. Но мы должны по мере сил нести бремя наших забот.

Губы Логайра плотно сжались, полоска его рта почти затерялась между усами и бородой.

– Я беспокоюсь о Вас и благополучии Вашего королевства, – продолжил он.

Катарина вернулась к своему блюду, сосредоточившись на разрезании кусочка свинины.

– Я смею надеяться, что мое благополучие и впрямь влияет на благополучие моего королевства.

Шея Логайра побагровела, но он упрямо гнул свое.

– Я рад, что Ваше Величество понимает: угроза Вашему благополучию означает угрозу всему королевству.

Катарина поморщилась и повернулась к герцогу.

– Я разделяю вашу тревогу.

– Зная, что жизни королевы угрожает опасность, народ испытывает беспокойство.

Катарина отложила вилку и откинулась на спинку кресла.

Голос ее был мягок и даже нежен.

– Значит, моей жизни угрожает опасность, милорд?

– Мне кажется, да, – осторожно промолвил Логайр. – Ибо баньши снова был ночью на вашей крыше.

Род навострил уши.

Катарина закусила губу и закрыла глаза. За столом воцарилось молчание. В наступившей тишине прогремел голос Брома:

– Баньши видели на крыше замка Ее Величества уже много раз, а королева до сих пор жива.

– Замолчи! – оборвала его Катарина. Она выпрямилась и, наклонившись вперед, взяла свой кубок.

– Я не желаю больше слышать о баньши.

Она осушила кубок и протянула руку вбок.

– Слуга, еще вина!

Дюрер сорвался со своего места и в миг очутился рядом с королевой. Выхватив кубок из ее рук, он повернулся к подбежавшему слуге и держал чашу до тех пор, пока тот не наполнил ее из кувшина, а весь двор пялил глаза – подобная учтивость по отношению к королеве была несвойственна Дюреру.

Советник повернулся обратно к королеве, опустился на колено и подал кубок. Катарина изумленно уставилась на него, затем медленно приняла чашу.

– Благодарю вас, Дюрер. Все-таки, должна признаться, я не ожидала от вас такой любезности.

Глаза Дюрера блеснули. Он с насмешливой улыбкой поднялся и поклонился ей в ноги.

– Пейте на здоровье, моя королева.

Но Род был менее доверчив, чем Катарина. Более того, он заметил, что перед тем, как слуга налил вино, Дюрер провел рукой над кубком.

Он покинул свой пост и выхватил кубок, когда Катарина поднесла его к губам. Она, побледнев, уставилась на него наливающимися яростью глазами.

– Я не звала вас, сударь.

– Прошу прощения. Ваше Величество.

Род отстегнул от пояса кинжал, положил клинок на стол и наполнил конические ножны вином. Слава небесам, он принял меры предосторожности, включив Векса перед тем, как заступить на дежурство! Он поднял вверх серебряный рог и сказал:

– Нижайше прошу прощения у Вашего Величества за то, что не могу анализировать свои действия. Все дело в том, что я боюсь за жизнь Вашего Величества.

Но Катарина уже забыла о гневе и завороженно следила за действиями Рода.

– Что это такое? – спросила она, показывая на серебристый конус.

– Рог единорога, – ответил Род и поднял взгляд, чтобы заглянуть в пылающие яростью глаза Дюрера.

– Анализ завершен, – прошептал голос у него за ухом. – Субстанция ядовита для организма человека.

Род угрюмо улыбнулся и надавил мизинцем на шишечку на острие ножен.

«Рог единорога» стал пурпурным. Весь двор ахнул от ужаса, ибо, согласно известному всем поверью, рог единорога приобретает пурпурный оттенок, если в него налит яд. Катарина побледнела и стиснула кулачки, чтобы скрыть дрожь. Рука Логайра сжалась в громадный кулак, он посмотрел на Дюрера сузившимися от ярости глазами.

– Ничтожество, если ты хоть как-то участвовал в измене...

– Милорд, вы же видели... – голос Дюрера стал хриплым. – Я только подал кубок.

Но его горящий взор впился в глаза Рода, будто намекая, что тот избавит себя от многих неприятностей и мучений, если сам, прямо здесь, выпьет это вино.

Роду и еще трем гвардейцам было поручено сопровождать Катарину от ее апартаментов до Большого Зала Верховного Суда.

Они вчетвером ждали у ее покоев, покуда не открылась дверь и не появился Бром О'Берин, возглавивший королевскую свиту. Между ним и Катариной встали два солдата, а Род вместе с еще одним гвардейцем замкнули шествие.

Они не спеша зашагали по коридору, приноравливаясь к Катарине. А укутанная в тяжелый меховой плащ королева, обремененная, к тому же, массивной золотой короной, шла очень медленно. Но каким-то образом она ухитрялась при этом выглядеть скорее величественно, чем неуклюже.

Когда они приблизились к Большому Залу, откуда-то выскочил худой изможденный человечек, одетый в бархат, Дюрер.

– Прошу прощения, – сказал он, трижды поклонившись, – но я должен поговорить с Вашим Величеством.

Губы его были крепко сжаты, глаза пылали гневом. Катарина остановилась и выпрямилась во весь рост.

«А она полностью готова к бою,» – подумал Род.

– Так говори же, – сказала она, глядя свысока на склонившегося перед ней человечка. – Но поторопись, смерд.

Глаза Дюрера вспыхнули от такого обращения. Прозвище «смерд» было зарезервировано за крестьянами. Однако он сумел сохранить почтительный вид.

– Ваше Величество, умоляю Вас без промедления выслушать петицию Великих Лордов, ибо они крайне возбуждены.

Катарина нахмурилась.

– А к чему мне оттягивать это? – Дюрер закусил губу и отвел глаза. В глазах Катарины вспыхнул гнев. – Продолжай, смерд, – приказала она. – Или ты хочешь сказать, что королева боится выслушать своих вельмож?

– Ваше Величество... – неохотно начал Дюрер, затем выпалил скороговоркой:

– Я слышал, на суде сегодня должно быть заслушано дело двух крестьян...

– Верно, – поджала губы Катарина. – Это дело было рекомендовано мне тобой, Дюрер.

Человечек злобно глянул на нее, но затем вновь надел маску покорного просителя.

– Я подумал... я слышал... я боялся...

– Чего ты боялся?

– Ваше Величество в последнее время уделяет особое внимание своим крестьянам... – Дюрер поколебался, затем продолжил: