Эвелин подняла глаза и посмотрела на О'Коннелла, который бросил кирку рядом с рюкзаком, и спросила:
– Как вы считаете, что послужило причиной смерти этого несчастного?
– Может быть, он съел что-то не то, – сухо отозвался Джонатан.
Они прекрасно знали о том, что начальник тюрьмы имел привычку поедать самую отвратительную на вид пищу, а потому мог и отравиться.
– Или что-то съело его, – высказал свое предположение О'Коннелл, устраиваясь рядом с девушкой. Это замечание заставило Эвелин и Джонатана с любопытством посмотреть в сторону Рика. – У него на ноге я заметил следы укуса какого-то мелкого животного.
– Может быть, это змея? – насторожился Джонатан.
– Я не уверен. Укус был небольшой, но очень серьезный. Рана оказалась настолько глубокой, что мой палец, не нащупал ее конца.
Эвелин содрогнулась, крепко обхватывая себя руками:
– Я видела, как вы разговаривали с американцами. Вам удалось заключить с ними перемирие?
– Нет, до этого я не дошел, отрицательно мотнул головой О'Коннелл. Но они немного поутихли... У них сегодня тоже случилась трагедия.
И О'Коннелл рассказал друзьям о том, как погибли трое рабочих, когда случайно наткнулись на ловушку, устроенную еще в древности. В ней с тех давних пор хранилась под большим давленном концентрированная соляная кислота.
Эвелин широко раскрыла глаза:
– Может быть, нам еще повезло сегодня в том, что нас так неожиданно прервали. Завтра, когда отправимся открывать тот саркофаг, нужно будет принять все меры предосторожности.
Джонатан, отхлебнув сладкого мятного чая из оловянной кружки, тревожно огляделся по сторонам и со всей серьезностью, столь нехарактерной для него, заявил:
– Наверное, над этим местом и вправду нависло какое-то проклятье.
Как будто в ответ на его слова резкий порыв ветра прошелся по лагерю, пробуждая в развалинах города завывающие звуки. От холодного воздуха чуть не потух их маленький костерок, а широкий бедуинский наряд Эвелин раздулся наподобие паруса.
О'Коннелл нервно сглотнул, и когда костер разгорелся снова, он обменялся настороженными взглядами с Джонатаном.
Это не ускользнуло от внимания Эвелин, и девушка весело рассмеялась:
– Эх вы! Я же говорю, что вы оба – самые настоящие дети!
О'Коннелл прислонился спиной к камням, сложив руки на груди:
– Значит, вы не верите в проклятья?
– Нет, – замотала головой Эвелин.– Это чушь. – И она пренебрежительно поморщилась.
Ну как ты можешь такое говорить? – возмутился Джонатан. – Все, и Карнахэны в особенности, знают, что с такими вещами шутить опасно.
Эвелин махнула на него рукой и вновь рассмеялась:
– Успокойся, Джонатан. Но обращайте на него внимания, О'Коннелл.
Лицо ее брата внезапно помрачнело, и он заговорил снова:
– А ты попроси ее рассказать тебе про наших родителей, О'Коннелл. Посмотрим, что она на это ответит.
– Наверное, это очень интересно? – Внезапно Рик почувствовал себя некомфортно. Точно такие же ощущения он испытал и чуть раньше, когда по лагерю так внезапно прогулялся порыв ночного ветра.
Но Эвелин ничуть не смутилась и отчетливо произнесла:
– Я верю только в то, что можно увидеть и потрогать. Вот во что я верю.
– Моя сестра – атеистка, мистер О'Коннелл. Она наврала, потому что вообще ни во что не верит. Ты ее как-нибудь об этом тоже спроси... А ты сам во что веришь, старина? В свои «звезды и полоски» и... что там у вас еще в почете? Вишневый пирог?
– Яблочный, – поправил Рик, доставая из рюкзака штуцер и взводя его. Громкий металлический щелчок как-то по-особенному громко прозвучал в ночи. – Я старый бойскаут, Джонатан, а потому верю в то, что всегда нужно быть готовым к любым неожиданностям.
– Что касается меня, – заговорил Джонатан, – я приверженец церкви Самовознаграждения. – Он поднял с земли какую-то вещь. Это оказался холщовый мешок, который начальник тюрьмы Хасан носил на поясе, рядом с кошельком! Молодой англичанин спокойно расстегнул его и запустил внутрь руку.
– Эта штука принадлежала нашему Хасану, если не ошибаюсь? – поинтересовался О'Коннелл, уложив страшное оружие себе на колени.
– Совершенно верно, друг мой. Я не хотел, чтобы вместе с нашим приятелем была похоронена такая ценная вещь. Это могло бы спровоцировать кого-нибудь на ограбление могилы... ой!
Эвелин настороженно подалась вперед:
– Джонатан? Что с тобой?
– Проклятье! Я совсем забыл, что тут отколот кусочек!
С этими словами он извлек из мешка бутылку со спиртным и принялся жадно поглощать ее содержимое, стараясь едва касаться губами поврежденного горлышка. Время от времени он издавал утробные звуки от получаемого им наслаждения,
– «Глен Дулей», – наконец сообщил марку напитки англичанин, удовлетворенно вытирая рот рукой. – Двенадцать лет выдержки... Для человека, совершенно не имеющего понятия о личной гигиене, наш покойный друг имел потрясающий вкус в выпивке.
Джонатан случайно задел мешок так, что из него высыпался песок, единственное, что еще оставалось внутри.
О'Коннелл и Эвелин переглянулись и одновременно покачали головами. Они оба почувствовали себя неловко из-за такого пустяка.
Потом где-то на грани слуха раздался неясный звук, такой тихий, что его уловил только Рик. Он предостерегающе поднял вверх палец, призывая своих товарищей соблюдать тишину. Брат и сестра с интересом уставились на О'Коннелла, а тот встал на колени и приложил ухо к земле, прислушиваясь. Через мгновение нарастающий топот копыт и похожая на громовой ливень ружейная пальба сделали его уловки ненужными.
Свинцовый дождь обрушился на американский лагерь. Теперь О'Коннелл прекрасно слышал и видел вспыхивающие в темноте оранжевые всплески винтовочных выстрелов: словно детишки баловались фейерверком где-то на заднем дворе.
Рик впихнул заряженный штуцер в руки Эвелин, от чего та вздрогнула. Он вскочил, выхватил одной рукой револьвер, другой подобрал рюкзак, приказал Карнахэнам оставаться на месте и стремительно бросился к руинам, где уже завязался бой.
Он не видел, как Эвелин последовала за ним, хотя и несколько неуклюже из-за тяжести массивного штуцера. Джонатан с явной неохотой присоединился к сестре, вытаскивая на ходу свой крупнокалиберный пистолет. С нежностью, словно ребенка, он прижимал к груди бутылку с виски.
– Эй, сестренка! – окликнул он Эвелин. – Мне кажется, нам было велено оставаться у костра!
Двигаясь зигзагами, прячась за встречавшимися на пути укрытиями в виде скал и обломков древних сооружений, Рик приближался к месту схватки. По палаточному городку американцев галопом носилось с дюжину всадников-медджаев. Стволы их винтовок сверкали в темноте, и нападавшие сшибали выстрелами разбегающихся феллахов, словно банки с забора. Кони своими копытами разбросали костер, и по всему лагерю появилось несколько небольших источников света. Обсыпанные песком, поднятым лошадьми, американцы достойно отстаивали свою территорию (за исключением трусливого доктора Чемберлена, который наверняка прятался в палатке). Они открыли ответный огонь из револьверов, и иногда им удавалось выбить из седла какого-нибудь медджая. Но силы были далеко не равны.
Дэниэлс схлопотал пулю в плечо, но и тогда крутой американец не выпустил револьвера. Даже закрутившись на месте от раны и упав, он умудрился прикончить стрелявшего в него медджая. По мере сил отстреливаясь, Хендерсон и Бернс оттащили своего раненого приятеля с линии огня.
Сейчас О'Коннелл находился на границе территории лагеря. Он прятался за развалинами, осторожно высовываясь из-за них и проверяя обстановку. Неожиданно откуда-то сзади, из-за груды камней, на него полетела какая-то темная фигура, оказавшаяся его бывшим товарищем Бени.
– Ты куда-то торопишься? – поинтересовался О'Коннелл.
– Рик! А я как раз тебя разыскивал! Хочу предупредить кое о чем, мой друг.
О'Коннелл ухватил Бени за рукав и начал тащить его в ту сторону, где разворачивалась настоящая битва: