Медленно, даже почтительно, египтолог извлек оттуда нечто, завернутое в грубую холстину. Это был большой прямоугольный предмет. Предвкушая открытие, Чемберлен аккуратно развернул истлевшую ткань. Глазам присутствующих предстала большая тяжелая книга. Искусно вырезанный древними мастерами из обсидиана переплет был снабжен массивными медными петлями. Всю ее поверхность покрывала замысловатая резьба и иероглифы.
– Я читал об этом, – почти не дыша от волнения, прошептал Чемберлен. – Я слышал о ней. Ни один человек современности до сегодняшнего дня не мог с уверенностью сказать, что Книга Мертвых действительно существует!
– Книга? – Дэниэлс в ярости пнул сапогом в пол. – Всего лишь книга? И из-за нее устроен такой переполох?
Но, джентльмены... – египтолог ласкающими движениями гладил выпуклую резьбу переплета. – Эта книга – величайшее сокровище.
Я бы не обменял и медную пепельницу на эту книгу! – зарычал Хендерсон и в гневе ударил ногой по сундуку.
Не надо, прошу вас! – закричал Чемберлен, но сундуку уже был нанесен ущерб.
Самый настоящий. Старое, высушенное веками дерево расщепилось, обнажая внутреннее отделение сундука. В нем находились сосуды, украшенные золотом и драгоценными камнями. Четыре из них уцелели, но пятый от удара раскололся.
Чемберлен содрогнулся от противоречивых чувств, овладевших им. Помимо леденящего душу праха он испытывал и небывалый подъем при виде драгоценных сосудов... Бесспорно, они представляли собой большую ценность, но являлись и средоточием древнего проклятья. В них хранились внутренности того, кто был превращен в мумию.
Глаза Бернса за стеклами очков алчно заблестели:
– Камни! Наконец-то мы нашли кое-что.
Если ночное нападение медджаев лишь подстегнуло жадность американцев, а находка принесла им некоторое удовлетворение, то жажда знаний Эвелин утолена еще не была.
Хотя другая жажда, которую она успешно утоляла прошлой ночью, доставляла ей сейчас немало проблем. Сухость во рту, круги под глазами, такие же, как у Джонатана и Рика, да еще вялость в движениях, все это говорило об одном. Все трое страдали от симптомов самой неблагородной болезни – жуткого похмелья. Но, несмотря на паршивое самочувствие, они принялись трудиться над саркофагом, который, как дар богов, буквально свалился им на головы.
Эвелин возилась со шкатулкой, пытаясь превратить ее в ключ. То, что раньше давалось ей без труда, сейчас, из-за нетвердости движений, получалось довольно плохо.
– Не могу поверить, что я до такой степени утратила над собой контроль и вы, два распутника, ухитрились меня соблазнить, и в результате я напилась.
– Только не надо винить меня, сестренка, – отозвался Джонатан. К тому времени, как вы приступили, я, как и полагается нормальному джентльмену, уже тихо вырубился.
– Ты не напилась, еле ворочая языком, поправил ее О'Коннелл. Глаза его стали красными, а кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок. – Это слишком мягко сказано. Ты нажралась, как последняя скотина.
– Ну... – только и смогла вымолвить Эвелин, после чего снова уставилась на брата.
Джонатан с видом глубокого раскаяния поднял обе руки вверх. Выглядел он еще хуже, чем Рик:
– Только не пытайся заставить меня отомстить. Меня вообще там не было. Я ничего не помню.
– Я тоже, – вздохнула девушка.
– Стыд и позор! – возмутился О'Коннелл, напуская на себя обиженный вид, – А кто-то клялся, что не забудет эту ночь никогда.
– Я? Да ни в жизни!
– Вплоть до вчерашней ночи, – усмехнулся Рик.
Зардевшись от смущения, Эвелин вернулась к шкатулке. Решительным жестом О'Коннелл забрал ее и одним движением раскрыл.
– Ничего особенного не произошло, – негромко произнес он. – Просто ты согласилась называть меня Риком.
Эвелин с облегчением улыбнулась ему, но, приняв суровый вид, заявила:
– Ничего серьезного и быть не могло. Я требую, чтобы вы, два школьника, стали наконец, вести себя, как взрослые мужчины.
– Отойдите, – скомандовал О'Коннелл и вставил «лепестки» ключа в пазы замкового механизма. Держа ключ вытянутой рукой, он пригнулся и повернулся к саркофагу спиной.
– Мистер О'Коннелл, – начала Эвелин. – Я, конечно, ценю вашу заботу и осторожность, но не припомню ни одного случая, когда саркофаги оснащались бы ловушками.
Девушка подошла и решительно повернула ключ вправо, породив целую серию странных скребущих звуков. Это откликнулся древний механизм. Затем послышалось громкое шипение, говорившее о том, что герметичность саркофага нарушилась.
Все трое отступили назад, обмениваясь возбужденными и нетерпеливыми взглядами. Однако ни кислотный душ, ни с силой вылетающие металлические острия, никакие другие сюрпризы их не ожидали.
Потом им пришлось напрячь ноющие с похмелья мышцы, чтобы сдвинуть крышку в сторону. Они толкали ее, тащили на себя, вздыхали и сопели, но крышка не поддавалась. Наконец, уступая их усилиям, медленно, дюйм за дюймом, она начала сдвигаться.
– Эта крышка слишком тяжелая, и мы не сможем аккуратно снять ее, – высказала свое предположение Эвелин, когда они решили передохнуть. Боюсь, нам придется просто спихнуть ее на пол. – Они передавали друг другу большую флягу с водой. – Но мы рискуем, так как она может расколоться.
– Что ж, либо она, либо мы сами расколемся пополам от напряжения, – заметил Джонатан.
Они снова приступили к работе, но на этот раз напряглись так, что крышка неожиданно заскользила со своего места и упала на каменный пол с таким грохотом, что он не только эхом разнесся по лабиринту, но и самым болезненным образом отозвался в похмельной голове Эвелин. Стоящие рядом мужчины каждый по-своему отреагировали на падение гранитной плиты: Джонатан прикрыл руками рот, а О'Коннелл – глаза. Если учесть, что сама Эвелин прижала ладони к ушам, то можно понять, что сейчас они со стороны напоминали небезызвестную троицу обезьян.
Внутри саркофага лежал куда более скромный деревянный гроб, который, по настоянию девушки, мужчины вынули и аккуратно перенесли на пол. Эвелин смотрела на этот древний предмет, покрытый пылью и паутиной, таким восхищенным взглядом, как если бы он был сделан из чистого золота.
– Я мечтала об этой минуте, когда была еще девочкой, – с благоговейным трепетом в голосе произнесла она.
– Наверное, ты была довольно странным и своеобразным ребенком, – высказался О'Коннелл, все еще стоя на коленях возле гроба.
– Это точно, – подтвердил Джонатан, скорчившись возле противоположного конца деревянного ящика с таким недовольным видом, как будто находился на траурной церемонии и ему предстояло еще долго возиться с этим гробом.
Эвелин бросила на мужчин испепеляющий взгляд и попросила у О'Коннелла тряпку. Она принялась бережно протирать крышку гроба в надежде найти на ней иероглифы. Однако очень скоро почувствовала, как у нее все похолодело внутри от того, что она увидела, а точнее не увидела.
– Все остальное в порядке, но только священные заклинания почему-то начисто срезаны! – пояснила она свое недоумение мужчинам.
– И что все это означает? – поинтересовался О'Коннелл.
– Здесь должны находиться иероглифы, которые защищают покойного внутри гроба, Эти заклятия сопровождают его в загробной жизни, но только их тут нет. Кто-то намеренно удалил их с крышки.
– Значит, он точно был человеком порочным и нечестивым, понимающе кивнул Джонатан.
-Наверное, того, что он был осужден при жизни, им не хватило, – согласилась с братом Эвелин. – Они решили его осудить и поели смерти тоже.
– Да, в строгости этим древним египтянам не откажешь, – добавил О'Коннелл.
– Я искренно сочувствую бедолаге, – вздохнул Джонатан. – А теперь, не стоит ли нам заглянуть внутрь и проверить: вдруг на нем надета золотая маска. Или хотя бы серебряная.
Эвелин уже перестала обращать внимание на ехидные замечания обоих мужчин. Сейчас она была поглощена своей работой. Девушка протирала пыль с замкового механизма, который как две капли воды походил на тот, что располагался на крышке саркофага, и тоже открывался при помощи «лепестков» заветной шкатулки.