Усмешка искривила губы графа.
– Все, что я прощу – это поцелуй. Мне кажется, это совсем не большая награда. Итак, что вы на это скажете? – Торн был полон решимости. Если он не мог получить сполна того, чего ему хотелось, то уж этого, по крайней мере, он добьется.
Каким-то чудом Шана усмирила рвавшееся из груди сердце. «Где же, – думала она в отчаянии, – Грифин и все остальные?» Девушка лихорадочно искала выход из положения. Он просит поцелуй, но остановится ли на этом? Ей не, нравилось, как блестели его глаза, нет, совсем не нравилось.
– Вы просите слишком много, – начала она.
– А вы просили гораздо больше, миледи. Вы просили моего доверия. В то время как я считал, что у меня нет основания, доверять вам.
– Милорд, я едва с вами знакома!
Шана мучительно старалась найти выход из сложившейся ситуации. Может быть, закричать изо всех сил в надежде, что Грифин и другие скрываются в засаде где-нибудь поблизости? Но только Шана успела об этом подумать, как Торн приблизился к ней. Она с трудом сдержалась, когда его ненавистные руки легли ей на плечи. Всю ее охватила странная дрожь. Девушка беспомощно смотрела на грубые черты лица мужчины, чьи резко очерченные губы почти касались ее собственных.
Но, видимо, не суждено было Торну запечатлеть этот поцелуй на ее губах. За спиной Шаны раздался громкий возглас:
– Вы грубо обращаетесь с принцессой Уэльской, сэр! Оставьте ее в покое, пока я не отрубил вам руки!
Услышав это, Торн резко выпрямился: произнесенные слова ошеломили его. Послышался стук копыт и звон стали. Граф громко выругался; выходит, он имел дело не просто с женщиной, а с самой принцессой!
Это было последнее, о чем Торн успел подумать. Страшный удар обрушился на него сзади, и граф упал, провалившись в кромешную тьму.
Шана не могла пошевелиться. Казалось, она приросла к месту, словно дерево. Девушка смотрела на графа, не в состоянии оторвать от него глаз.
Она поклялась, что не успокоится до тех пор, пока убийца отца не упадет мертвым к ее ногам. И вот теперь враг был повержен. Но он не был мертв. «Наверное, нет», – подумала Шана ошеломленно.
Ударивший графа рыцарь выступил вперед. Его глаза горели гневом, когда он, готовый закончить свою работу, высоко занес над врагом свое боевое оружие. Но сэр Грифин успел остановить своего рыцаря в последний момент.
– Нет, не здесь!
– А почему бы и нет? Мы ведь для того сюда и пришли, разве не так? – Человек, который так охотно занес над головой Торна оружие, был непреклонен.
Грифин покачал головой.
– Убить его здесь – слишком большой риск. Этим мы только еще больше разозлим английскую армию.
– Мы пришли сюда по просьбе нашей леди, – заговорил другой. – Думаю, что выбор за ней.
Все шестеро устремили свои взгляды на Шану. В этот момент судьба графа Вестена, да что там судьба, его жизнь, полностью находились в ее руках.
Кругом властвовала ночь, тихая и безмолвная. Внезапно Шана почувствовала себя очень разбитой. Девушка вдруг поняла, что не готова возложить на свои плечи такое бремя. «Как же тяжело обречь человека на смерть!» – с отчаянием подумала она. Всю жизнь ее окружали любовью и заботой. Правда, суровая действительность иногда доставляла ей беспокойство, но по-настоящему Шана никогда еще с ней не сталкивалась. Она мало знала о сердечных переживаниях и душевной боли до-недавнего времени и тем более никогда не причиняла зла другим преднамеренно.
Шана стояла, до боли сжав кулаки, но даже не заметила, что ногти глубоко врезались в ладони, и выступила кровь. Ей захотелось оставить графа Вестена там, где он лежал, чтобы этот человек растворился в ночи, как некое древнее мифическое существо, и чтобы никогда больше не видеть Торна де Уайлда. Но рыцарь, страстно желавший убить графа, был прав. Они пришли сюда, чтобы отомстить и чтобы, наконец, справедливость восторжествовала. Но разве справедливо убить человека, который беззащитен и истекает кровью? Все в Шане противилось такому низкому и подлому поступку. И все же, как можно оставаться милосердной к этому жестокому человеку, ее злейшему врагу?
Принцесса закрыла глаза, и перед ней снова предстали поля Мервина, усыпанные трупами и залитые кровью сраженных насмерть людей.
Негодование охватило девушку. Такая кровавая бойня не может остаться безнаказанной, а перед ней находился человек, принесший смерть и разрушения.
«Одно мое слово, – молча думала Шана, – достаточно одного слова, чтобы Торн предстал перед судом Божьим. Только одно слово…»
Но она не могла произнести его. В ней боролись два противоположных желания, и сделать выбор было очень тяжело. Шана не могла убить его, но и отпустить с миром тоже не могла.
– Леди Шана! – Грифин посмотрел на распростертое на земле тело и потер свою морщинистую щеку. – Если мы осторожно свяжем его, он не будет сопротивляться. Но нам надо поспешить с этим, ночь достаточно светлая, и мы сможем проехать через лес. Сейчас полнолуние, и у нас не будет проблем, пока мы видим деревья.
В глазах девушки промелькнула благодарность. Хотя Грифин в совершенстве владел искусством убивать, он все же оставался таким же человечным, как и ее отец, ласковым и миролюбивым.
Шана вскинула голову и, кивнув в сторону графа, отчетливо произнесла:
– Мы возьмем его в Мервин и там решим его судьбу.
Торн уже пришел в сознание, когда Шана заговорила. Он сопротивлялся, как дикий вепрь, яростно и ловко, и сдался тогда, когда пять рыцарей, навалились на него и прижали к земле, а Грифин кожаными ремнями связал ему за спиной руки. Затем Торна схватили и поставили на ноги. Но граф де Уайлд не выглядел побежденным: он стоял, гордо вскинув черноволосую голову и плотно сжав губы. Торн был в бешенстве. По телу Шаны пробежали мурашки: его гнев представлял собой страшное зрелище.
Сверкнув глазами в ее сторону, пленник проговорил:
– Неужели это принцесса? Катитесь вы к черту с такой принцессой! – и, обращаясь к ней, добавил: – Я не знаю, в какие игры ты играешь, да мне это и не интересно, но ты поймала меня в свой капкан. Однако имей в виду, когда я освобожусь, ты будешь первой, кого я найду.
Один из рыцарей Шаны с силой ударил графа в челюсть.
– Заткнись! – взревел человек. – Наша леди не должна слушать таких, как ты!
Торн де Уайлд медленно поднял голову. Шана стояла, словно окаменев. С ужасом девушка увидела, как у него из уголка рта тоненькой струйкой потекла кровь.
Но граф продолжал язвить.
– Запомните, «принцесса», я все равно отомщу вам! Я это обещаю, клянусь перед Богом!
Кто-то яростно дернул Торна за руку. Помимо своей воли Шана, встав между ними, воскликнула:
– Нет! Разве вы не слышали, что сказал сэр Грифин? По коням! Надо спешить!
Графа силой усадили на его лошадь. И все это время он с такой яростью смотрел на Шану, словно хотел уничтожить ее своим взглядом. Девушка почувствовала облегчение только тогда, когда Грифин завязал ему тряпкой глаза, чтобы пленник не видел дороги. Однако когда ее верный рыцарь набросил графу на шею петлю, а другой гонец веревки привязал к задней луке своего седла, Шану вновь замутило. Она понимала, что это делалось для того, чтобы Торн не пытался убежать, но ей сделалось дурно при виде такого жестокого и унизительного обращения с человеком, пусть даже с врагом.
Грифин и пленник ехали впереди, а Шана и все остальные – за ними. Поза Торна говорила о том, что его чувство собственного достоинства не сломлено. Шану же неотступно преследовало какое-то неясное чувство. Неужели стыд? Нет, безусловно, не он. У нее нет причин стыдиться. И чувства вины она тоже не испытывала. Разве он не заслужил наказания? Разве не должен заплатить за те злодеяния, которые совершил?
Ночное небо было чистым и ясным. Полная луна проливала на землю серебристый свет. Они выбрали хорошее время: все было видно как днем. Ехали быстро, чтобы случайно не столкнуться с английскими солдатами, и, кроме того, спешили в Мервин. Шана молчала всю дорогу – девушка была глубоко подавлена. Ей, наконец, удалось поймать того, кому она поклялась отомстить, но при этом чувство победы не доставляло ей радости. Нет. В ее душе поселилось смятение.