— Иммунитет? — ужаснулся Калотрик.

— Почему бы и нет. Я вполне допускаю такую возможность. Основатели вообще были против неортодоксальных наркотиков. Готов спорить, они знали о Пламени с самого начала. Они были психами, но не дураками.

— Это что же, выходит, что мы скормили этому ублюдку целую бутыль Пламени просто так, за здорово живешь? — Лицо Калотрика налилось кровью.

— Я не уверен. Я же не генетик.

— Давай сюда бутылку, — потребовал он. Я не стал перечить.

— Разумеется, все, что я говорил насчет возможных опасностей, остается в силе.

— Заткнись, — Калотрик вытащил пипетку, наклонил бутыль и набрал несколько капель. — Верно, я свихнулся, раз делаю это.

— Ничем не могу помочь.

— Впрочем… ну, подмажем судьбу! — Калотрик прыснул дозу на язык и сглотнул.

Мы подождали.

— Ну как? — не выдержал я.

Калотрик открыл было рот, но слова застряли у него в горле.

— Уххх! — в конце концов выдавил он.

— Раз так, то и я, пожалуй, подзаправлюсь. Одолжи-ка пипеточку, — я вынул инструмент из его онемевших пальцев. По уму, я должен был выждать и проследить, не возникнут ли какие-нибудь побочные эффекты, но я и сам весь горел. К тому же было ясно, что Калотрика основательно унесло. Его физиономия расцвела дурацкой улыбкой от уха до уха, а белки глаз начали терять болезненный оттенок. Я принял свою обычную дозу.

Когда я поднялся с пола, еда уже остыла и ее пришлось заново разогревать. Но оно того стоило.

При мысли о бутылке мне становилось тепло и уютно. Одному человеку ее содержимого хватило бы месяцев на пять, нам с Калотриком — месяца на два. Калотрик был в некотором смысле энтузиаст.

Бутылку я спрятал в буфете. Вечером, вымыв посуду (вернее, вычистив — я использовал песок, а не воду), я не удержался и принял новую дозу. Обычно одной мне вполне хватало на день, а большую часть времени я причащался и того реже. Ну, по крайней мере, значительную часть времени. Порой я даже завязывал на недельку-другую, однако при этом заметно возрастало потребление алкоголя, что мне не очень нравилось — проведя детство на окраинной планете, я вдоволь насмотрелся на жертв неумеренной выпивки. Конечно, я слабо представлял, к чему приведет достаточно долгое употребление Пламени, но зло неизвестное всегда привлекало меня больше, чем узнанное слишком хорошо. К тому же недавнее открытие просто взывало, чтобы его отметили. Воздержание тут неуместно. Я достал пипетку из тайника под крышкой стола и отмерил себе приличную порцию, может даже слишком. Выключив свет, я улегся на койку, натянул одеяло до подбородка и принял. Мне едва хватило времени, чтоб засунуть пипетку под подушку.

Темноту вокруг заполнили видения. Повсюду, куда ни глянь, колыхались мерцающие призрачно-голубым светом сети. Их сменили дрожащие серебристые точки, кружащиеся в безумных хороводах. По позвоночнику прокатилась волна света, испепелившая остатки разума.

Кто-то переступил через меня. Я узнал его — это Ангел Смерти! Он не заметит меня, думал я, повторяя мантры: Покой, Мир, Сон, Тишина… Зачем он открыл буфет? Замок щелкнул громче выстрела! Бесформенные тени, отзвуки, далекие голоса… Я тщетно пытался собраться. В комнате кто-то чужой. Я приподнялся, опершись на локоть, но стены надвинулись на меня, и я рухнул обратно на подушку, беспомощно улыбаясь.

— Кто здесь? — спросил я, но получилось что-то вроде «ое». Дурной знак. Ничего не выйдет.

Донесся торопливый стук ботинок по трапу, открылся и вновь закрылся люк. Да это же старина Калотрик зашел за очередной дозой и не стал меня будить. Вот молодец! Как смешно — у него на голове растут грибы… Конечно, Калотрик — и чего я испугался? Я уснул.

Утром оказалось, что бутыль пропала. Мы здорово поругались с Калотриком: он все твердил, что я, мол, зажал ее для себя одного, а я считал, что это он припрятал ее где-то на борту. Третья возможность, что Пламя увел кто-то еще, здорово не понравилась нам обоим. В конце концов мы сошлись на том, что надо глядеть в оба и надеяться на лучшее.

«Выпад» мог оставаться у полуострова Чаек, пока вода не полилась бы изо всех щелей, но нескончаемая череда планет, изгаженных и ставших непригодными для человека, кое-чему научила местных жителей. Мы не стали задерживаться и отправились Долгим Путем, подставив паруса круговым ветрам Пыльного Моря. Погода на Сушняке не отличалась разнообразием. Между центром кратера, находившимся на экваторе, и его северной и южной оконечностью имелась некоторая разница температур, достаточная для поддержания слабой конвекции. Теплый воздух, поднимаясь, перемещался к северу и югу. Остыв по пути, он стекал по утесам и вновь возвращался к экватору. Рыхлая порода у основания склона постепенно выветривалась, и несколько раз в тысячелетие случались колоссальные оползни. Горы обломков на время предохраняли стены кратера от дальнейшего разрушения, но в конце концов ветер вновь добирался до скалы и продолжал свою работу. Казалось, ничто не в силах нарушить заведенный порядок. Впервые я в этом усомнился, когда однажды утром меня разбудил низкий гул туманного горна. Сигнал не был мне знаком; раньше им не пользовались.

Капитан Десперандум выбрался на палубу, кинул взгляд на море и приказал убирать паруса. Присмотревшись, я заметил на юго-востоке неясную серую массу. Какой-то остров, решил я, наверно нас снесло за ночь.

Однако вскоре стало ясно, что мы сближаемся слишком быстро. Команда вовсю трудилась на вантах, сворачивая паруса. Взглянув на марс, я увидел там кого-то из матросов. Далузы нигде не было видно. Я заволновался. Палатки собрали и спустили вниз. Все, что можно, отправили в трюм, остальное тщательно принайтовили. На мои вопросительные жесты мистер Богунхейм ответил односложно: «Шторм».

Матросы один за другим попрыгали в люки. Я отправился за ними. Через камбуз все протопали в трюм и расселись на бочках, раскуривая свои вонючие трубки. Калотрик привалился к переборке; из-за пояса у него торчала пипетка. Завидев меня, он глупо хихикнул.

Далузы здесь не было. Я промчался мимо изумленного второго помощника и выскочил на палубу. Пожав плечами, Грент захлопнул люк — не погибать же всем. На палубе было непривычно пусто. Затем я заметил капитана — он стоял у входа в свою каюту с тетрадкой в руке и наблюдал за приближением шторма. Его розовую маску украшала россыпь синих математических символов.

— Изумительно, не правда ли? — воскликнул он. Динамики маски сильно истончили его выдающийся бас.

Я помахал руками и несколько раз подпрыгнул. Десперандум ошеломленно уставился на меня, а потом понял:

— А, наблюдатель. Разве она не со всеми? — Я помотал головой. — Ну, со мной ее тоже нет. Должно быть, задержалась на утреннем вылете. Жаль, жаль. Ее способности были весьма кстати. — Он с сожалением развел руками. — Не повезло. Такое бывает не слишком часто. Неблагоприятные условия, или землетрясение… Думаю, на том краю залива случилось необычайно сильное повышение температуры. Остается только переждать, и все. Пошли ко мне. Давай, не хватало еще и тебя потерять. — Десперандум взял меня за руку, увлекая за собой. Все равно, что кандалы надел.

Мы спустились в каюту. Капитан стянул маску и взъерошил свои короткие светлые волосы.

— А еще эти стекла, — пожаловался он, кивнув на окно в дальней стене каюты. — Сколько мне стоило достать и вставить их… Когда все закончится, они будут пропускать свет, и только. Все насмарку.

Мне не терпелось вернуться на палубу. Способность связно мыслить покинула меня, вытесненная сумасшедшим желанием помочь Далузе. С показной небрежностью я снял маску, но провести Десперандума оказалось не так просто: как-никак, он жил на этом свете не первую сотню лет.

— Ты взволнован, — заметил он, — расслабься. Хочешь, я расскажу тебе кое-что о Далузе?

— Эй! — воскликнул я. — Да вон же она, за окном!

Как я и рассчитывал, капитан купился на этот старый трюк, я же, нацепив маску, взлетел по трапу и захлопнул люк, оборвав его негодующий вой. По крайней мере, думал я, у него хватит ума не соваться за мной. Но я не учел его любви к хорошей кухне. Люк распахнулся снова, а я едва успел откатиться за контейнер для проб. Десперандум сделал круг по палубе, потом взглянул на море и опрометью кинулся обратно в каюту. Щелкнул замок. Не было ни молний, ни грома; даже ветер утих. Я зачарованно смотрел на приближающуюся стену. Вблизи она уже не казалась такой гладкой, как прежде; языки пыли вырывались вперед подобно щупальцам кракена-исполина, решившего позавтракать маленьким утренним солнцем. Меня прошиб холодный пот: чересчур живое воображение уже рисовало мне, как первый порыв ветра снимет с меня кожу, покроет линзы маски морозным узором, обратит грубую резину в бессмысленные лохмотья, не способные защитить лицо от миллионов бритвенно-острых кристаллов. В считанные секунды от меня останется лишь кучка костей, быстро истончающихся под безжалостным напором пыли. С воплем я кинулся прочь, не разбирая дороги. А потом прямо перед собой я увидел крылатый силуэт на фоне рушащегося неба.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: