И вот мы сидели вдвоем и потрошили крабов.

Когда корабль наконец выбрался на пространство, свободное от растений, Десперандум решил измерить глубину. Он хорошо подготовился — на палубу вынесли бухту керамического лотлиня, ручную лебедку и свинцовую болванку. Захлестнув вокруг грузила конец троса и отправив его за борт, капитан достал черную тетрадку.

Из-за мачты за ним внимательно следил Мерфиг. Заметив, что я наблюдаю, как он наблюдает за Десперандумом, он некоторое время косился на меня. Смешно. Замер показал семьдесят пять футов. Десперандум, улыбнувшись, отметил это в своей книжечке. Внезапно на его бородатом лице отразилось сомнение. Он пересек палубу и спустил грузило с другой стороны. Полмили. Похоже, судно оказалось над краем какой-то трещины. Любой другой на месте капитана принял бы это объяснение и успокоился. Но Десперандум с упрямством настоящего ученого повторил первый замер и получил глубину чуть меньше шестисот футов.

Повтор второго замера дал восемьсот футов.

Десперандум, помрачнев, вернулся туда, откуда начал. Он выпустил весь линь, что был в бухте — порядка двух с половиной миль, но до дна так и не достал. На то, чтобы смотать его обратно, ушел час. Капитан, все это время нетерпеливо мерявший шагами палубу, кинулся к другому борту.

На глубине девяти тысяч футов трос обвис. Когда его стали вытягивать, выяснилось, что он аккуратно обрезан на отметке в семь тысяч. На лице Десперандума, распирая маску, вздулись желваки. Я предпочел убраться на камбуз, тем более что приближалось время готовить ужин — он обычно проходил на закате, в отраженном от скал свете. Не успел я свериться с перечнем продуктов для сегодняшнего вечера (меню у меня составлено сразу на неделю вперед), как скрипнул люк. Я ожидал, что это Далуза вернулась с облета, и приготовился сказать какую-нибудь ласковую глупость, однако это оказался Мерфиг.

При виде его я отчего-то смутился, но вовремя сумел взять себя в руки. Я ведь так и не понял, что ему известно о наших играх с синкопином, и не смог придумать способа выведать хоть что-нибудь, не выдав остального.

— Чем обязан? — поинтересовался я.

— Поговорить зашел, — отозвался он, стягивая мишеневую маску. — Я получил ваше послание в Арнаре. То, что вы передали через девушку.

Мысленно я вернулся на две недели назад. В самом деле, передал. А я-то думал, мне это приснилось. Я там вроде извинялся за что-то…

— Верно. Мне неловко было, что я тогда вмешался в вашу беседу с капитаном.

— Что вы о ней думаете? — спросил он, оживившись.

— Похоже, он не в восторге был от ваших идей.

— Благодарю вас, — разочарованно протянул Мерфиг. Глаза у него были как два осколка коричневого стекла, волосы в ноздрях ровно подстрижены. Его выговор отличался от обычного сушняцкого, напоминая скорее галактический. Происходил он явно не из низкого сословия — наверняка его родители занимали почетные посты в государстве, либо церкви.

— Вы видели результаты сегодняшних замеров. Что скажете?

— Очень странно.

— Зато очень хорошо вписывается в мою теорию. В последнее время я много размышлял о Кратере. Об атмосфере. Представьте, что когда-то на Сушняке была атмосфера. Вспышка на солнце уничтожила ее. Представьте, что на планете к тому времени уже жили разумные существа и они все предвидели. Они вырыли себе убежище, огромное, для всей своей цивилизации. Гигантское убежище, со стенами высотой в семьдесят миль и толстым слоем пыли для защиты от радиации. Со временем Древний Народ приспособился к жизни в пылевых глубинах, они уже не могли выходить на поверхность. Представьте, что им удалось перестроить свою физиологию для жизни без воздуха… Когда-то они были очень сильны. Вы же знаете, Цивилизация построила свои поселения на самом верху. Они не решились спуститься вглубь кратера, опасаясь… того, что внизу. А теперь они намного слабее. Им нужен только покой. Они никому не хотят причинять зла, но тех, кто подходит слишком близко, они убивают — быстро и незаметно. За те пять веков, что здесь живут люди, скопилось множество слухов, легенд, неподтвержденных свидетельств, тайн океана, хотя ничего достоверного среди них вы не найдете. Может, они уходят, а может, просто спят. Но они существуют, это точно!

Пока он говорил, лицо его раскраснелось от возбуждения. Закончив, он со вздохом уселся на стул.

— Мерфиг, — сокрушенно признался я, — это самая дурацкая бредятина, которую мне только доводилось выслушивать.

Я думал, он кинется на меня с кулаками, но он просто схватил маску и, сверкнув глазами, выбежал вон.

После ужина, главным блюдом которого, несомненно, явился крабовый суп, на камбуз заглянул юнга Меггль с известием, что меня ждет капитан. Десперандум сидел во вращающемся кресле за заваленным бумагами столом. Единственная масляная лампа под потолком отбрасывала на широкое бородатое лицо капитана дрожащие тени.

Он оторвался от работы и закинул руки за голову.

— Ты, Ньюхауз, последнее время интересовался наукой, верно? — без предисловий начал он. — Вот я и решил разъяснить тебе, что произошло сегодня и как это следует понимать.

— Польщен вашим доверием, сэр.

— Попробуем беспристрастно рассмотреть имеющиеся факты, — приступил Десперандум несвойственным ему лекторским тоном. — Леска останавливалась несколько раз на различной глубине, а затем была перерезана. О чем это может говорить?

— Кто-то играет с нами? — попробовал угадать я.

Капитан свирепо зыркнул на меня и оставил мое предположение без комментариев.

— Я тут произвел необходимые расчеты, — продолжил он, обведя рукой гору бумаг на столе. Я подошел поближе.

— За основу вычислений я взял свойства гранулированной скальной породы. Стоит отметить, что я рассматриваю плотность камня, а также электростатические и химические связи в нем как функцию площади поверхности. Я подставил данные в известную формулу, описывающую изменения в геологических структурах под воздействием внешних факторов.

Я никак не мог вникнуть в его каракули.

— Оказалось, что в Море Пыли имеют место процессы более сложные, чем предполагалось ранее, — Десперандум разгорячился. — При определенных условиях, которые невозможно воспроизвести на поверхности, пыль оказывается спрессована до плотности камня, причем образования принимают вид длинных и плоских горизонтальных полос. Эти пласты крайне нестабильны, они постоянно перемещаются и разрушаются. Но их вполне хватает на то, чтоб остановить глубиномер, а их края — острые и твердые, как кремень. Они разрежут все что угодно.

— Вон оно что… — наконец до меня дошло, что бумаги, на которые я все это время пялился, сплошь усеяны цифирью без малейшего намека на вычисления. Я видел несколько знаков умножения тут и там, пару больших интегралов, но они никак не соотносились со всем остальным. Никаких результатов и в помине нет, только разрозненные числа — большие числа, миллионы и миллиарды, словно каждый разряд увеличивал значимость записей, помогая их создателю крепче уцепиться за реальность. Бессмысленные, случайные наброски.

— Именно, — подытожил Десперандум. — Есть также косвенные доказательства. Не исключено, что подобный феномен служит причиной необычайно сильных течений. Представь, что случается, когда барьер между разнотемпературными слоями внезапно исчезает. Возникшая турбулентность способна породить даже бурю.

— Звучит убедительно, — заверил я. Мы с капитаном обменялись недоверчивыми взглядами.

Глубоко заполночь я проснулся от шепота шагов по лестнице. Никто другой не мог так ступать — только Далуза.

Открыв глаза, я почти ничего не увидел: темнота, заполнявшая камбуз, клубилась неясными фиолетовыми пятнами, да сквозь открытый люк заглядывала еле различимая звездочка.

Ночи в Море холодные: пыль держит тепло хуже, чем вода. Я поежился и натянул свое старое шерстяное одеяло до подбородка.