Знал я крепко: нельзя торопиться,
Но и медлить, и медлить — нельзя.
В день, когда и полол я пшеницу,
Небеса о погоде прося,
Тоже ведал: нельзя торопиться,
Но и медлить, и медлить — нельзя.
Спелость зёрен блеснула медово,
Будто солнцем густым налилась.
Вот теперь-то помедлю я вдоволь,
Вот теперь-то помедлю я всласть.
Ветер свистнул мне, вея прохладой,
Что отныне спешить мне не надо.
Что теперь-то, конечно, не надо.
…Но и медлить,
И медлить — нельзя.
Александр Бобров
РОДНЫЕ ЛЮДИ
…А небеса, как думы, — хмуры
От зимних, слякотных дождей,
Но всякий день литературы
Не мыслим без родных людей.
Они родные не по крови
(Каких в нас только нет кровей!),
А в несменяемом покрое
Трех старомоднейших идей.
Идея первая:
Россия
Святей и больше, чем страна,
Которую превозносили
За то, что просто есть она.
Другая дерзкая идея:
На холодающем ветру
Хранить надежду, леденея
В душе:
"Нет, весь я не умру…".
Идея третья —
С третьим Римом
Несочетаема вовек:
Быть сыном и притом — любимым…
Поэт — наивный человек.
В конце Татьяниного дня,
Когда темнело,
Весть, леденящая меня,
Уже летела.
Через барьеры Кольцевой
Автодороги,
Через овраги под Москвой
И перелоги.
Через карьеры и пустырь,
Где ветер — резкий,
Через Никольский монастырь,
Святой Угрешский.
Раздался звон колоколов —
Они скорбели:
Свет Николаич Соколов
Исчез в метели…
А.П.
Кружится в поймах рек,
Медлит над веткой вербной
Легкий, весенний снег,
Может быть, предпоследний.
Дышащая вода
Смоет снежинок пятна,
Вышла из-подо льда
И не уйдет обратно.
Запахи вновь остры,
Птицы живей летают,
Ленточные боры
Зелень в пейзаж вплетают.
Гляну за них — поверх —
И различу за ними
Сквозь предпоследний снег
Облик твой, легкий смех,
Ставшие вдруг родными.
Вдоль солнцевских кварталов криминальных,
Церковных и кладбищенских оград
Из дальних стран и местностей недальних
Ко мне сухие бабочки летят.
Средь зимних дач и перелесков марта
Они мерцают ярче снегирей.
Их собирает человек азарта
Меж двух непримиримых лагерей.
Превыше всех кремлевских истуканов
И прихвостней крылами шелестят,
Летят твоей метафорой, Проханов,
Литотой и гиперболой летят.
Мы никогда не сможем притерпеться
К тому, что подло, пошло, тяжело.
И легким стуком отзовется сердце
Лимоннице, не взятой под стекло.
Валентину Устинову