Метрдотель - не маршал от ресторации и не генерал, но полковник, это как пить дать. Матерый полковник. Пусть не такая шикарная бабочка, как у первого метрдотеля, и идеальная прическа, как у второго, но тоже не из магазина "Промтовары" одет, не сосед-сапожник портняжными ножницами постригал.

- Что желаете, ребята? - традиционно спросил.

- Пообедать, - традиционно ответил Кока.

- Не торопясь, - нетрадиционно добавил Мошкин.

Однако ресторанную традицию этим не испортил. Прозвучало не раз слышанное за последние пять минут:

- Пройдите туда, пожалуйста, - метрдотель указал на дверь.

За нею был коридор с поворотом, который упирался в еще одну дверь.

Со словами:

- У них залов, как у Бобки блох! - Мошкин толкнул дверь, и... друзья вывалились на улицу, где светило предвечернее солнышко, гулял под окнами свежеокрашенных зданий беспечный московский ветерок.

- Вот это сервис! - восхищенно захохотал Мошкин. - Почти как негров обслужили! Не сказали, что рылом не вышли, не послали с ходу в энное место, а культурно...

- Да уж! - мотал головой Кока. - Сервис олимпийский! - Пойдем-ка лучше пивка попьем.

И они, ослабив узлы строго завязанных галстуков, пошли по привычному маршруту от одного зала пивных автоматов к другому, забегая по пути в тогда еще неплатные туалеты.

КАТАСТРОФА

Цены всех вещей, которые Кока Патифонов покупал пусть даже 30 лет назад, он помнит до копейки. Тем более цену этого бесподобного костюма. Отхватил его Кока в двух шагах от студеных волн Баренцева моря. В тогда напрочь закрытом для простых смертных военно-морском Североморске. Зашел в универмаг, а там не какой-нибудь черный, как у швейцара, или попугаистый, как у эстрадного подергунчика, - благородного цвета морской волны с искрой, мерцающей из таинственных глубин. Блеск, а не костюм. Пиджак чуть жал в подмышках, и руки заголялись до локтей, как поднимешь, брюки вообще с трудом натягивались. Но выбирать было не из чего - единственный экземпляр. Кока отыскал в швах хороший запас - можно расточать и, отложив костюм, с час нервно мотался у студеных волн: брать - не брать. Как никак 187 рублей 68 копеек, такова была цена, при окладе в 170 рублей, пусть даже плюс 40 процентов премиальных и 15 - районный коэффициент, - это деньги.

"А, - развернул лыжи к костюму Кока,- такой потрясный костюмчик всегда можно продать".

Всю командировку, стоило одному остаться в номере, любуясь собой, крутился перед зеркалом в пиджаке: ух! видный мужчина! Брюки натягивать не решался. Даже совершил преждевременную растрату - постригся, лысина в те времена еще не настигла Коку, а беспорядок на голове не вязался с шикарной обновой.

В Омске знакомая швея-мотористка расточала брюки, раздвинула пиджак. Получилось - вполне... И как раз у жены Мошкина день рождения.

"Угораздило дураку потащиться", - ругал потом себя Кока. В плане семейных уз он был тогда, аки птица, - никаких уз. И представляете: в новом костюме, элегантный, как кинофранцуз, пусть слегка в подмышках жмет, и брюки на вздохе потрескивают в швах (кто его, треск, слышит?) - этот "аки птица" Кока появляется на дне рождения. А там три незамужних подруги Мошкиной.

Запорхали они вокруг Коки, как мотыльки на огонь. Глаза у Коки от такого коловращения вразбег пошли. И та хороша - фигуристая, и эта - бюстом богата, у третьей чуть глаз с косинкой, зато, нет-нет да подмигнет так, что сердце Кокино в живот обрывается.

Весь в центре внимания, обожания и любования Кока про костюм не забывал, как-никак 187 рублей 68 копеек. Рукавами в салат не лазил, куда попало не садился, коленки салфеткой от пятен защищал.

Пролетел вечер, как одно мгновение. Кстати, Мошкина на дне рождения не было. Из-за этого, может, и случилось несчастье. Мошкин работал в командировке, хотя обещал в поздравительной телеграмме подъехать к застолью. Собственно, и без хозяина хорошо погуляли. Плохо, когда пришло время провожаться. Трое девок - один я, тоже не всегда хорошая арифметика. Кока оказался крайним. Хорошо, подмигивалка, улучшив момент, шепнула, мол, после провожания можно вдвоем на кофе к ней заглянуть. И очень хорошо - подруги жили рядом.

Хозяйка тоже решила прогуляться. Что дома сидеть, если на улице май свирепствует. И не какой-нибудь - 27 число. Это не первое-второе, когда снег с морозцем может расхулиганиться, только за уши держись. Здесь до лета раз плюнуть. Настроение после вина, танцев и подмигивания на седьмом небе, вдобавок теплынь, и ароматы от травы, листвы и черт знает от чего еще... Компания высыпала под звезды, запела от переизбытка кайфа: "Один раз в год сады цветут..."

Проводили с песнями богатую бюстом, затем подошли к дому фигуристой. Оставив Коку на улице, бабенки заскочили к ней "на минутку". Ноги не казенные, в связи с этим Кока плюхнулся на лавочку. Руки по спинке разбросал, ногу на ногу закинул. Блаженство во всех членах. Рядом с лавочкой черемуха цвела. Кока всосал в себя литров шесть обалденно запашистого черемухового коктейля. Но вдруг ноздри его затрепетали по другому поводу. Диким диссонансом в благоухание природы вонзилась вонь. Кока вскочил из блаженства на ноги.

В этот момент из подъезда выпорхнула жена Мошкина и подмигивалка. Ночь огласил дружный хохот. Грех над чужим горем смеяться. Да попробуй удержись, глядя на полосатого Коку. И маляр-то, чтоб ему хронически икалось, изобретательный попался. Не лишь бы отвязаться кисточкой махал. Сиденье лавочки и спинка представляли из себя разряженно набитые бруски. Из них один был покрашен в сногсшибательно красный цвет, другой - в ядовито зеленый, третий - в ослепительно белый, четвертый - в нестерпимо желтый, пятый - в радикально синий... И весь этот умопомрачительнейший спектр от плеч до подколенок лег на Кокин, за 187 рублей 68 копеек, костюм.

- Ха-ха-ха-ха! - раздосадованно передразнил Кока подруг.

- Извини, Коля! - виновато пропели те.

- У меня есть ацетон! - первой выскочила подмигивалка.

- У нас тоже есть! - ревностно сказала Мошкина. - Пошли к нам.

В этот момент Коке было без разницы куда идти, катастрофа вытеснила из головы все мечты и планы. Вечер был бесповоротно испорчен. У подмигивалки тоже.

- Ну, тогда я пошла! - развернулась она в свою сторону.

А в два ночи заявился домой Мошкин. Его взору предстала крайне подозрительная картина. Кока сидел на полу в трико мошкинской супруги (44-ый размер Мошкина на него бы не налез), которое по-балетному обтягивало Кокины ляжки. Перед Кокой на коленях стояла Мошкина с брюками болеруна, распятыми буквой "V" на ее руках. От парочки шел ацетоновый вонизм.

- Что за порнография? - свел брови Мошкин.

- Из-за тебя костюм ухайдокал! - наездом на наезд ответил Кока. - Не мог вовремя приехать! Муж называется!

- Мог бы для начала и поздравить! - свой упрек вставила жена.

- Самолет опоздал, - оправдался Мошкин и бережно достал из чемодана букетообразный сверток. - Поздравляю!

Вот уж когда Кока отвлекся от трагедии ценой в 187 рублей 67 копеек. Вот уж когда похохотал всласть. Мошкина развернула подарок мужа, и Кока покатился по полу, глядя на оторопевшего супруга. Тот пучил глаза, беззвучно дергал челюстью. В свертке был веник. Крапивный.

- Падлы! Подменили! - обрел дар речи Мошкин. - В гостинице. Я им по ночам в преф не давал играть. Падлы!

- Клювиком щелкать не надо! - хохотал Кока.

- Ты на себя посмотри! - обиженно сказал Мошкин.

И был в определенном смысле прав.

НЕ ШАНЕЖКИ ХВАТАТЬ

Рыбу ловить - не шанежки со стола хватать! Так считал Мошкин. И категорически не разделял пораженческих настроений: на рыбалке, дескать, главное - не сколько поймаешь, первейшее дело - отдых у воды. Клюет не клюет - для здоровья все одно полезно.

- Где здесь польза? - возмущался Мошкин. - Часами дергаться, вперившись в неподвижный поплавок? Я же не монах-пупосозерцатель!

Вдобавок всегда, если у тебя не клюет, рядом находится таскающий одну за одной. Ладно бы, мертвый сезон по всему водоему: у рыбы пост или голодовка с экологическими - очистить от загрязнения мокрые стихии! требованиями. То есть не только тебе тоскливо, у чужих удочек аналогичный нуль. В конце концов, и без ухи есть, чем закусить. Но если бы так. Куда там, обязательно найдется один рыбак, портящий всю коллективную малину.