Как бы там ни было, на стуле сидел здоровый человек, с пола поднялся тяжелораненый в сердце.

Ия поразила поэтической белизной кожи. Это был лотос! Кипящее молоко! Снег арктической пустыни! Сияние луны, разлитое по стеклам!

Такая кожа, считал Кока, была в прошлом веке у английских королев. Не французских, сжигаемых половыми страстями, а именно - королев Англии: гордых и неприступных.

Были в курилке такие, что оценили новенькую: кожа да кости, подержаться не за что... Кока увидел в ней воплощение своего идеала.

Женщины отдела не шли с Графодатской ни в какое сравнение. Они могли запросто в твоем присутствии краситься, делать маникюр, поправлять туда-сюда юбку. Летом загорали до цвета кирзовых сапог и такими воблами ходили в открытых платьях. Кока не мог понять, в чем тут высший блеск, когда женщины даже интимные места под бюстгальтером умудрялись доводить до черноты головешек.

Ия - та и с моря возвращалась божественно белой.

- Ты че в тумбочке весь отпуск просидела? - приставали к ней коллеги в юбках.

- Я не загораю, - смущалась Ия.

"Дуры! - думал про себя Кока. - Колхозон. У нее царская кожа".

Если Ия летом в прозрачном платье, пронзенная лучами солнца, оказывалась напротив Кокиного стола, он делался как обмороженный. Все напрочь вылетело из головы, валилось из рук.

Нередко дома в кровати перед сном Кока смело мечтал о Графодатской.

Как-то в августе, в пятницу, отдел отправился в колхоз собирать огурцы. Прогрессивно разрешалось тут же на поле покупать дефицитный овощ. Кока набрал на засолку десять килограммов, Ия тоже набила с верхом неподъемную сумку. Не царское дело таскать королеве тяжести, поэтому Кока на полгорода раньше своей остановки вышел из служебного автобуса.

- А жене скажу, что в степи замерз! - отдельские зубоскалы не могли промолчать.

- Жена не стенка, можно отодвинуть, - защитил друга Мошкин, но в свою очередь предложил свои услуги в переноске тяжестей. - Кока, дай мне взвалить эту ношу!

- Сиди, носильщик! Твоя "ноша" узнает - убьет!

Так автобус прокомментировал рыцарский поступок Коки.

Жара в те дни стояла такая, что асфальт пластилинил под ногами. Поэтому Кока, не раздумывая, откликнулся на предложение Графодатской принять душ. После водных процедур не смог отказаться от чашечки кофе. Появились чашечки, шампанское и коньяк.

Замешанное на гусарских дрожжах шампанское сладко ударило в голову. Язык сорвался с якоря, запорхал райской птичкой, зачирикал:

- ...Сыплет черемуха снегом... Боже, Ия, вы видели черемуху в цвету? Обвально-белая, неземной аромат... Подойдешь и голова по кругу... Петь хочется!.. Ваша кожа, что черемуховый цвет!.. Можно коснуться?..

Не дожидаясь разрешения, Кока положил руку на обнаженное плечо. Будто кипятком обдало с ног до головы. Ошпаренный Кока начал целовать Ию, которая не стала отрезвлять гостя звонкой пощечиной.

Распустившийся цветок лотоса... Лунное сияние, разлитое по стеклам... Бурлящее молоко... Арктический снег...

Кока взмыл под небеса.

"Зацелую допьяна, изомну как цвет..."

Гость парил над землей.

"Унесу я пьяную до утра в кусты..."

Вдруг с седьмого неба камнем рухнул вниз. Ни с того ни с сего Ия нехорошо закатила глаза, обмякла, с шумом втянула воздух и потеряла сознание... Если бы Графодатская в этот момент стояла на ногах, падая, могла разбить голову. К счастью, лежала на диване. И платье на груди разрывать не пришлось - была уже без всего.

Кока запрыгал по комнате, надевая брюки. Ситуация. Набрал "03":

- Женщине плохо... Срочно выезжайте... Без сознания... Адрес? Откуда я знаю?.. Прохожий я... Мимо больной шел... Почему обморок на улице? В квартире... Сейчас сбегаю за адресом.

- Дарвина двести двадцать, - выпалил в трубку, вернувшись. - Что? Квартира? Надо было сразу говорить! Сейчас...

Входная дверь была цифрой "6" помечена. "03" пообещала скоро быть.

"Унесу я пьяную до утра в кусты".

Какие кусты, Ия по-прежнему не подавала признаков сознательной жизни. Кока похлопал по серым щекам и сделал быстрые подсчеты в уме. Сегодня в "03" дежурит теща. Ситуация.

Кока не стал дожидаться докторов, прикрыл Графодатскую простыней и посыпался вниз по лестнице. Собачку замка предварительно поставил на предохранитель - толкни, войдешь.

Машину с крестом высматривал из-за трансформаторной будки.

Теща вышла из "скорой" и скрылась в подъезде. Врач она отличный, этого не отнять. И травы, и массаж, и таблетки... Но Кока с досады плюнул: "Явилась, не запылилась!" Во избежание провала нырнул в подъезд дома напротив, где заметался по этажам. Окна лестничных площадок были под потолком, никаких условий для наблюдения. Подождал минут двадцать, затем осторожно выглянул из подъезда. "Скорой" не было.

В этот момент он вспомнил про сумку с огурцами, что осталась у Графодатской. Взбежал к заветной двери с цифрой "6", толкнул - закрыто. "Увезли в больницу", - решил. И махнул рукой: черт с ними с огурцами, за все надо платить. Но в автобусе с похолодевшим сердцем вспомнил про майку, которая осталась там же, где и огурцы. С майкой получалась слишком дорогая цена. Просто базарная обдираловка. Не в плане денежных потерь. Какие там деньги? Элементарная отечественного производства белая майка. Собака зарывалась в вышивке. Дочь под руководством бабушки - для кого бабушка, а для кого и теща - гладью поставила на белом поле замысловатый вензель "Н.П." То есть - Николай Патифонов. Крупно и ярко.

Но и это не все. В районе сердца фирменным знаком посадила дочь той же гладью петуха. Красно-зелено-оранжевого. Единственная в своем роде майка получилась. Кока отлично помнил, как бросил ее на спинку кресла петухом вверх. Графодатская еще поинтересовалась:

- Не закукарекает?

"Откукарекался!" - зло подумал Кока.

Только слепой мог не заметить вышитого кукарекалу. Теща увидела бы его с завязанными глазами. Это был сыщик - хлебом не корми... Всю жизнь домашние под следствием. К примеру, встал зять из-за стола на две секунды раньше, сразу пытать: пересолено? недожарено? переварено? или живот пучит? Прилег тот же зять отдохнуть. Теща тут как тут с допросом: температура? стул? голова? сердце? Или геморрой - сидеть не можешь? Задержался на работе, теща мозги ломает - что-то здесь не то? Пришел домой раньше - что тут не так.

Год Кока жил с тещей под одной крышей. Год коса вопросов билась о камень ответов. Теща, как наркоман от следствия, не могла не спросить. Зять, как партизан, не мог спокойно ответить.

- Ты куда?

- Седлать верблюда, пока лежит, а то убежит.

- Зачем?

- За шкафчиком.

- Каким?

- Немазаным, сухим.

Имея в тылу такого детектива, забыть на видном месте вещественное доказательство...

Теща пришла в гости на следующий день. Была суббота.

"Сейчас возьмет за горло", - обречено открыл дверь Кока. Что красиво врать, так и не придумал. Решил просто отпираться: я не я и лошадь не моя. Майку потерял на поле - и отвяжитесь.

Однако прошел час, а теща ни гу-гу. Второй - ни слова, ни полслова о майке. Кока уже места себе не находит, теща как ни в чем ни бывало. И вдруг засобиралась домой.

Догнал ее на улице.

- Вы что, - схватил за локоть, - избрали новый способ издевательства? Столько лет вынюхивали каждый шаг. Терроризировали дурацкими вопросами. А теперь делаете вид, что ничего нет. Спрашивайте! - Кока рванул рубаху на груди. - Пытайте! Почему больная голая? Откуда рядом с ней моя майка?..

Теща вытаращила глаза.

- Какая майка, Коля? - пролепетала она и села на своего конька. - Ты не заболел? Температуры нет?

- Здоров я, здоров! Вы ездили вчера по вызову на Дарвина, 220, квартира 6?

- Да, но хозяев не было. Мы постучались и ушли.

"Умерла", - подумал Кока и побежал к Графодатской.

- Ты куда? - тревожно закричала теща.

- Седлать верблюда!

На такси домчался на Дарвина, 220. Взлетая по лестнице, на третьем этаже обратил внимание на произведение дверного искусства: инкрустация из разноцветных пород дерева с цифрой "8" посредине.