Сам же дядя Агигульф ничего не говорил, а только тряс головою.

Тогда Хродомер обратился к отцу Фрумо с вопросом, каким бы он довольствовался выкупом. Агигульф-сосед отвечал, что ему довольно было бы видеть дочь свою замужем за тем, кто лишил ее чести.

Тогда Велемуд-вандал, который только и ждал, чтобы вставить словцо, сказал, что отец Фрумо все подстроил для того, чтобы навязать славному роду Рагнариса невестку кривую и придурковатую. И пусть позор падет на голову Хродомера, старейшины никчемного, коли тот ничтожному и лукавому Агигульфу-соседу в том потворствует. И пусть ответит Хродомер-старейшина, чем прельстил его ничтожный Агигульф, отец Фрумо!

И кричал Велемуд, сын Вильзиса, что не хватит воинов в селе, коли прикрывать позор всех блудливых дочерей одвульфовых, хродомеровых и агигульфовых, в сумерках зимних рабынями и наложницами рядящихся, дабы через то сооблазнять достойных воинов. И в блуд и смятение вводить тех достойных воинов, только и радющих, что о процветании своего рода и всего народа готского.

Нет, не так вандалы честь свою блюдут и берегут. И если дочери вандальские в чем мать родила или в платье рабском с умышленной целью на промысел недостойный выходят, то с ними расправляются быстро: берут двух коней и разме…

Тут дедушка Рагнарис, почуяв, что Велемуд про любимое им разметывание конями заговорил, перебил Велемуда, как бы подхватив из рук его падающий меч.

— Конями разметывают таких дочерей! — заревел дедушка Рагнарис.

А дядя Агигульф еще раньше заревел, пеной всю бороду свою покрыв и в священной ярости ногами суча.

Велемуд же продолжал кричать, что дурная слава дочерей агигульфовых, одвульфовых и хродомеровых даже до народа вандальского докатилась. И коли такие безлошадные эти Агигульфы, Одвульфы и Хродомеры, то вандалы могут им и своих лошадей на время дать — за плату, конечно. А то взяли бы и двумя деревами разомкнули беспутных девиц, дабы не чинили раздора в славных воинских родах!

И еще кричал Велемуд, постепенно в раж входя, что сон ему ночью был и открылось ему в том сне, как все на самом деле произошло.

Но Агигульф-сосед не дал ему докричать, сам завопил, как резаный. Нечего, мол, бедную его дочь Фрумо в коварстве подозревать, когда всем известно, что Фрумо — дурочка!

А старейшина Хродомер бросил в лицо дедушке Рагнарису упрек — что тот привечает всякий чужеродный сброд. И тот чужеродный сброд приводит с собой на тинг, как если бы мальчонка притащил за собою на веревке собаку шелудивую да брехливую. И позволяет этому чужеродному сброду на славнейших воинов наветы возводить.

Такого не стерпел дедушка Рагнарис. Ибо хоть и не любил он Велемуда, но считал того за родича. Хоть и дурным, как говорил Рагнарис, советом, а все же спас хитроумный вандал жизнь Тарасмунду.

И потому вступился дедушка Рагнарис за Велемуда.

— За Велемудом внучка моя, Хильдегунда. Она благородных кровей и родила Велемуду сына. И сам Велемуд, хоть он и из вандалов, но среди них, вандалов, известного рода.

Такими словами вступился дедушка Рагнарис за Велемуда.

А Велемуд, за дедушкиной спиной хоронясь, заорал: да, ведомо ему, Велемуду, что дочь Агигульфа не только крива и безобразна, но и придурковата! Вник он, Велемуд, в это! Что же, тут старейшина Хродмер думает, что Велемуд пришел на тинг, не вникнув? Да только кто говорит, что сама она это удумала? Как белый день ясно, что сам Хродомер это и надумал. И бедную дурочку подговорил. Ибо давно мечтает Хродомер навредить славнейшему роду Рагнариса. И под корень род сей славный извести.

Пытался он, Хродомер, свою дочь-перестарку золотушную, именем Фаухо, наиславнейшему воину Агигульфу, сыну Рагнариса, в жены навязать. Но хитрый этот умысел был разгадан проницательным Рагнарисом.

И к деду повернувшись, слезно умолял его Велемуд следить за Хродомером. Ибо уже сейчас понятно, что не отступится Хродомер от страшной своей затеи и начнет в скором времени сватать свою золотушную Фаухо либо за Гизульфа, либо за Атаульфа.

И едва не рыдал Велемуд, убиваясь по тяжкой доле, какая ждет Гизульфа, либо меня, буде Хродомер исполнит свои коварные замыслы.

Тут уж все позабыли и про Агигульфа-соседа, и про Фрумо, а стали кричать друг на друга и едва не передрались. Хродомер Рагнарису кричал, что вовсе не хочет он, чтобы прекрасная золотоволосая Фаухо стала женой одного из тарасмундовых недоумков.

Дедушка Рагнарис ярился и орал, что помолчал бы Хродомер, ибо всем в селе известно, кто заправляет у него, хродомера, в доме.

— Кто же? Кто? — кричал Хродомер, на дедушку наседая.

Дедушка заревел торжествующе:

— Двала, вот кто! Двала давно тобой вертит, как хочет! А теперь все село под себя подмять надумал Двала!

Гизарна тут закричал, что да, хотел, и рабу его Моке по морде съездил, дабы устрашить его, Гизарну.

— И Скадус тоже Хродомером вертит! — закричал Гизульф, но Тарасмунд ему по уху дал, чтобы молчал, когда старшие беседуют.

Гизарна, показывая, как Двала съездил по морде Моке, стал руками размахивать и дядю Агигульфа случайно выпустил. И вырвался дядя Агигульф, отбросив Теодагаста. И в драку с Агигульфом-соседом полез.

Тут все кричать перестали и начали с интересом смотреть, как наш дядя Агигульф с Агигульфом-соседом друг друга лупцуют. Тогда Хродомер и предложил: пусть-де оба Агигульфа решат дело честным поединком.

На что дедушка Рагнарис справедливо возразил: буде наш Агигульф убьет Агигульфа, отца Фрумо, придется нам брать Фрумо в дом сиротой, так что победа обернется тем же поражением.

Брат мой Гизульф хотел было предложить, чтобы Фрумо выдали замуж за Ахму-дурачка и дело с концом. Пусть бы два дурачка друг друга тешили. Он уже рот было раскрыл, чтобы выкрикнуть это, но отец наш Тарасмунд за ухо его взял, и со стоном закрыл рот Гизульф.

Тут Аргасп и Одвульф закричали на Велемуда, что дочери Хродомера честные девицы. И если у вандалов так заведено, чтобы честных девиц конями разметывать и деревьями размыкать, то пусть своих вандальских девиц размыкают да разметывают.

На это Велемуд возразил, что хоть он здесь и недавно, но уже немало наслышан о дочери Одвульфа и наложнице Аргаспа и их вольном нраве. И между прочим, наложница Аргаспа Тиви предается утехам с рабом его Снагой, бывшим скамаром. И сейчас, пока он, Аргасп, на тинге глотку дерет, Тиви дома со Снагой милуется. Так-то!

Тут Одвульф, у которого не было дочери, не стерпел и напал на Велемуда. И Аргасп напал.

Отец мой Тарасмунд, дед мой Рагнарис и брат мой Гизульф вступились за Велемуда как за родича, а другие удерживали Аргаспа от смертоубийства.

И так мы отступили к дому.

В доме же дедушка увидел, что Филимер нахлобучил себе на голову Арбра вместо шлема. А сестра моя Сванхильда пожаловалась, что Филимер дерется.

Так все бранились между собой, а женщины ворчали. Потому что из-за Велемуда мы поссорились со всем селом.

Тут брат мой Гизульф сказал дедушке, что женили бы на кривой Фрумо Ахму-дурачка — вот и вышло бы замирение. Дедушка похвалил Гизульфа за догадливость и спросил, давно ли такое придумал. Гизульф сказал: «Да, давно».

Нахмурился тут дедушка Рагнарис и спросил, почему же на тинге смолчал Гизульф, когда едва до кровавой сечи не дошло.

Гизульф признался тут, что на тинге отец наш держал его за ухо и говорить не давал.

Тогда дедушка Рагнарис, по отцовскому праву, дал Тарасмунду затрещину и тотчас послал Ильдихо к Агигульфу, отцу Фрумо.

Ильдихо вскоре возвратилась и сказала:

— Агигульф передать просил: пусть приходят.

Дедушка Рагнарис кликнул Ахму-дурачка, и вдвоем они пошли к Агигульфу-соседу. Я тоже с ними просился, но дедушка не пустил.

Велемуд рвался пойти к Агигульфу-соседу и все переговоры вести, однако дедушка Рагнарис сказал, что ежели Велемуд хоть шаг с нашего двора сделает, то не видать ему больше краев вандальских — убьют его здесь.

Вскоре к Агигульфу-соседу пришел и разобиженный Хродомер. Они долго между собой толковали.