Все это время где-то поблизости продолжали раздаваться глухие удары, как бы отсчитывавшие последние мгновения жизни нашего несчастного товарища. Звуки напоминали удары африканских тамтамов, приглушенные какими-то толстыми стенами.

Указывая на золотистый цилиндр «Марафона», лежащий в пятистах ярдах от нас, Уилсон сказал:

— Чем больше мы потеряем здесь времени, тем хуже все это кончится. Давайте сбегаем на корабль, возьмем веревки и крюки. А тогда снять его будет делом нескольких секунд.

— Нет, — решил я, — Мы, черт возьми, снимем его еще быстрее.

Потопав ногами по траве и убедившись, что она и в этом месте достаточно густая и упругая, я поднял излучатель и прицелился в то место, где лист, державший Джепсона, соединялся с веткой. Поняв, что я собираюсь сделать, он в панике взревел:

— Эй, не вздумай… ты, полоумный! Ты же меня…

Но игольный луч максимальной мощности уже перерезал ветку. Лист отвалился, и тут дерево как будто взбесилось. Свои двадцать пять футов до земли Джепсон пролетел с просто-таки удивительной скоростью в два смачных ругательства на каждый фут. Наконец он с шумом рухнул на траву с прилипшим к спине листом и разразился совсем уж площадной бранью. Нам тем временем пришлось ничком броситься на землю, поскольку дерево вышло из себя и яростно пыталось дотянуться листами-лопатами до нас — своих обидчиков.

Одна особенно настойчивая ветка продолжала колотить листом всего в ярде от моей головы, а я в свою очередь пытался вдавить себя как можно глубже в землю. Я чувствовал, как ритмичными толчками мою голову овевают порывы ветра от хлопающего рядом листа и густой ананасово-коричный аромат. Меня прямо-таки пот прошибал при мысли о том, как отчаянно будут напрягаться мои легкие, вылезать из орбит глаза и колотиться сердце, если лист дотянется до меня и я получу порцию липкой дряни прямо в лицо. Нет, тогда уж я предпочел бы, чтобы меня просто пристрелили.

Через некоторое время дерево наконец прекратило тщетные попытки добраться до кого-нибудь из нас и снова застыло, как дремлющий гигант, в любую минуту готовый снова перейти к активным действиям. Мы по-пластунски доползли до Джепсона и кое-как ухитрились вытащить его из-под дерева вместе с листом, прилипшим к спине.

Идти он не мог, так как сапоги и брючины намертво склеились между собой. Левая рука тоже будто приросла к телу. Он был совершенно вне себя и непрерывно то жаловался на судьбу, то ругался, не давая себе времени ни подумать, ни перевести дыхание. До этого случая мы даже не представляли, что он способен на такое красноречие. И только когда мы выволокли его на открытое место, я вслух произнес те несколько энергичных слов, которые он по оплошности пропустил.

Молдерс, всегда очень спокойный, ругаться не стал, видимо вполне удовлетворившись тем, что принялись извергать из себя мы с Джепсоном. Молдерс помогал мне тащить его, и теперь ни он, ни я не могли отлепиться от нашей ноши. Мы превратились буквально в единое целое, как трое сиамских братьев-близнецов, только вот никаких братских чувств мы при этом не испытывали, да и речи наши тоже как-то не свидетельствовали о братской любви.

Получалось, что нам не остается ничего другого, кроме как тащить Джепсона на руках, которые накрепко приклеились к его телу.

Мы вынуждены были держать его в горизонтальном положении лицом вниз, как в стельку пьяного матроса, которого товарищи волокут обратно на корабль. Лист по-прежнему украшал его спину.

Ничуть не облегчал и без того малоприятную задачу придурок Уилсон, которому наши неприятности почему-то казались весьма забавными. Он плелся за нами, давясь от смеха, и то и дело щелкал своей поганой камерой, которую я с огромным удовольствием запихал бы ему в глотку. Он просто до неприличия радовался тому, что проклятый клей не попал и на него тоже.

Эл Стор, Бренанд, Армстронг, Петерсен и Дрейк встретили нас, когда мы протащились уже более полпути до корабля. Сначала, они недоуменно уставились на Джепсона, а потом с уважением начали прислушиваться к его гневным тирадам. Мы предупредили их, чтобы они до нас не дотрагивались. Когда мы дотащили свою ношу до корабля, то почувствовали, что устали как собаки. Хоть вес Джепсона и составлял здесь только две трети нормального, но через пятьсот ярдов он уже начал казаться нам настоящим мамонтом.

Мы уронили его на траву под шлюзом и волей-неволей вынуждены были усесться на него сверху. Из джунглей по-прежнему доносились глухие удары. Эл ушел на корабль и вскоре вернулся, ведя за собой Сэма и Уолли. Указав им на наше мрачное трио, он спросил, не знают ли они, как избавиться от этого суперклея. Тот уже застыл и стал совершенно твердым. Мои руки и пальцы чувствовали себя так, будто их поместили в гласситовые перчатки.

Сэм и Уолли испробовали холодную воду, теплую воду, довольно горячую воду и очень горячую воду, но вода никакого воздействия на клей не оказывала.

Шеф-инженер Дуглас принес бутылочку ракетного топлива, которым он выводил пятна, драил медяшки, травил насекомых и использовал для растирания во время приступов люмбаго. С его помощью можно было делать и еще восемнадцать разных дел — во всяком случае, так утверждал Дуглас. Но растворять клей топливо отказалось.

Затем они попробовали какой-то сверхочищенный бензин, которым Стив Грегори заправлял всему экипажу зажигалки. Но и это оказалось напрасной тратой времени. Он легко растворял резину и еще пару другую материалов, но только не эту дрянь. Молдерс все это время сидел совершенно спокойно, несмотря на то что обе его руки были будто вплавлены в куски желто-зеленого стекла.

— Да, похоже, вы вляпались, — лицемерно посочувствовал Уилсон. — Как мухи в мед!

Снова появился Сэм и принес с собой йод, который клея тоже не растворил, зато вступил с ним в реакцию, и воздух вокруг нас начал наполняться странным дымом с ужасным запахом. Тогда на лице Молдерса в первый раз появилась страдальческая гримаса. От азотной кислоты по поверхности застывшего клея пошли пузыри, но и только. Впрочем, с кислотой в любом случае шутки были бы плохи. Нахмурившись, Сэм удалился, чтобы поискать еще какой-нибудь растворитель. Навстречу ему вышел Эл Стор, решивший узнать, как наши успехи. Подойдя к нам, Эл вдруг споткнулся, что для него было делом совершенно необычным, учитывая его нечеловеческое чувство равновесия. При этом он нечаянно толкнул мощным торсом молодого Уилсона, и эта ухмыляющаяся обезьяна свалилась с копыт и рухнула прямо на ноги Джепсону, где клей, по-видимому, оставался еще достаточно мягким, чтобы тут же прихватить новую жертву. Уилсон сразу затрепыхался, пытаясь высвободиться, но, поняв, что никакие усилия не помогают, сразу изменился в лице. Джепсон, увидев выражение ужаса на лице насмешника, разразился громким смехом.

Подняв с земли упавшую камеру, Эл повесил ее на плечо и как ни в чем не бывало заметил:

— Никогда раньше не оступался. Крайне досадно, что так получилось.

— Ничего себе — досадно! — в сердцах воскликнул Уилсон, который, судя по выражению его лица, сейчас больше всего на свете желал бы, чтобы Эл Стор расплавился и превратился в лужицу жидкого металла.

Как раз в этот момент из корабля появился Сэм с большой стеклянной банкой в руках.

Подойдя к нам, он плеснул немного жидкости из банки на мои увязшие в клею руки, и зеленоватая масса тут же начала растворяться, превращаясь в тонкий слой слизи, и через мгновение мои руки оказались на свободе.

— Нашатырь! — возвестил Сэм. Правда, он мог бы этого и не говорить: характерный запах перепутать нельзя ни с чем. Нашатырь оказался прекрасным растворителем для злосчастного клея, и вскоре Сэм окончательно очистил нас от его остатков.

После этого я погнался за Уилсоном, и мы раза три обежали вокруг корабля. К сожалению, на его стороне было преимущество в возрасте, а значит, и в скорости. Наконец мне пришлось прекратить преследование, так как я окончательно запыхался. Мы уже собирались подняться на борт и доложить капитану обо всем, что с нами случилось, но проклятое дерево снова начало хлопать ветками. Нам даже издали было прекрасно видно, как со свистом хлещут по воздуху большущие листья. Стоя у самого входа в шлюз, мы обернулись и с удивлением воззрились на это. И тут заговорил Эл Стор, причем в голосе его явственно слышались металлические нотки: — Где Кли Янг?