(Оглядываясь.) Слушай, Иосиф, серьезно говорю тебе, брось это, в Сибири

очутишься! Сталин. Что же ты, согласился - и вдруг отказываешься? Одноклассник. Ну-ну-ну! Ты это оставь, пожалуйста! Что это значит

отказываешься? Ты говорил - письмо, а это... прокламация! Сталин. Не все ли тебе равно, что передавать - прокламацию или письмо?

Прокламацию даже интереснее, она содержательнее. Одноклассник. Да ну тебя совсем! Я отнюдь не намерен на улицу с волчьим

паспортом вылететь. Я, брат, в университет собираюсь. Сталин. Это ты хорошо задумал. А вот насчет этого - не понимаю, какой риск

для тебя? По коридору пройти и отдать в руки. И ничего говорить ему не

надо. Только скажи - от Иосифа, - и все. И он ничего говорить тебе не

будет, только скажет - мерси. Одноклассник. Бессмыслица это все, все эти ваши бредни! Сталин. А если так, то постой, погоди, погоди! Тогда выслушай меня. Я давно

знаю тебя. Интересно, что можно сказать о тебе? Подумаем. Первое: что

ты - человек порядочный. Загибай один палец. И, конечно, если бы это

было не так, я не стал бы тебя просить. Второе: ты - человек,

безусловно, развитой, я бы сказал даже, на редкость развитой. Не

красней, пожалуйста, я искренно говорю. И, наконец, последний палец,

третий: ты - начитанный человек, что очень ценно. Итак, неужели же ты,

при этих перечисленных мною блестящих твоих качествах, не понимаешь,

что долг каждого честного человека бороться с тем гнусным явлением,

благодаря которому задавлена и живет под гнетом и в бесправии

многомиллионная страна? Как имя этому явлению? Ему имя - самодержавие.

Вот в конце этого листка и стоят простые, но значительные слова

"долой самодержавие". В чем же дело? Одноклассник. Аминь! А передавать листки не буду Сталин. Так. В этой беседе выяснилось еще одно твое качество. Ты,

оказывается, человек упорный. Кроме того, ты, может быть, подумал, что

я тебя агитирую? Боже спаси! Зачем мне это надо? Я прошу тебя выслушать

совсем другое. Я забыл сказать, что ты - хороший товарищ. Как же ты не

можешь сообразить, что я с Арчилом видеться ни в коем случае не должен.

А дело, между тем, спешное. Их ведь только что отпечатали, скажу тебе

по секрету. Что же тебе стоят помочь твоим товарищам? Одноклассник. Сколько их, говори? Сталин. Десять штук всего. Да они тебя не обременят. Они на тонкой бумаге

отпечатаны. Посмотри, какой шрифт хороший. Одноклассник. Вот принесло меня к тебе прощаться! Ну, так и быть, давай.

Арчил-то меня не подведет? Сталин. Мне веришь? Одноклассник. Верю. Сталин. Головой отвечаю за Арчила. Режь. Да ты не беспокойся, я уж сказал,

что через тебя передам, он знает. Одноклассник. Ну уж это, брат ты мой, чересчур! Сталин. Ничего особенного. По почте, ты сам понимаешь, я их послать не могу.

Ясное дело, надо их передавать через какого-нибудь товарища, политикой

не занимающегося и, кроме того, честного. Я и наметил передать через

тебя. Одноклассник. Однако ты... ты уж, знаешь ли... Сталин. Ну, а теперь позволь мне сказать тебе на прощанье краткую

благодарственную речь. Одноклассник. Не нужно мне больше твоих речей! Сталин. Ах, ты думаешь, что я тебе еще пачку всучу? Нет, зачем, же, надо

меру знать. А вот что я хотел тебе сказать. Шесть лет мы протирали свои

брюки на одной парте, и вот настало время расстаться...

Послышались шаги за дверью.

Уходи! Прощай.

Одноклассник убегает. Входит Варсонофий, в руках у него

пальто и узелок.

Варсонофий. Извольте получить ваше пальто, господин Джугашвили. В кармане

карандаш. Прошу проверить, все цело. Сталин. Зачем проверять, я вам доверяю. Варсонофий. С вас бы на полбутылки, господин Джугашвили, по случаю

праздничного дня и вашего печального события. Теперь вы вольный казак,

все пути перед вами закрыты. Надо бы выпить. Сталин. С удовольствием бы, но, понимаете, такой курьез... ни копейки денег! Варсонофий. Папиросочки нет ли? Сталин. Папироску - пожалуйста. Варсонофий. Покорнейше благодарю. И, господин Джугашвили, извините, велено

вам передать, чтобы вы помещение семинарии немедленно покинули. Отец

ректор уж очень злобствует на вас. Сталин (надев пальто). Прощайте, Варсонофий. Варсонофий. Как это вы его аминем резанули? А? Двадцать два года служу, но

такого случая при мне не было. Ну, зато, натурально, и вам теперь

аминь. Куда ж с такой бумагой, как вам выдали, вы сунетесь? Сталин (вынув билет). Стало быть, это вредоносная бумага? Варсонофий. Хуже не выдумаешь. Сталин. В таком случае надо ее разорвать немедленно. (Рвет билет.) Варсонофий. Что это вы делаете?! Сталин. Помилуйте, какой же сумасшедший сам на себя такую бумагу будет

показывать? Надо будет раздобыть хорошую бумагу. Варсонофий. Уходите, от греха. (Удаляется.)

Сталин один. Окидывает взглядом стены. Потом швыряет

клочки билета и выходит.

Темно.

ВТОРАЯ КАРТИНА

Прошло три года. Батум. Ненастный ноябрьский вечер.

Слышен с моря шум. Комната в домике Сильвестра. Стол,

над ним висячая лампа. Часы с гирями. Буфет. Кушетка.

Над кушеткой на стене ковер, на нем оружие. В печке

огонь. У огня Наташа. Снаружи послышался стук. Стучат

условно - три раза раздельно, потом коротко, дробно.

Наташа (выходит. Послышался ее голос). Кто там? Сильвестр (его голос слышен глухо). Это я. Наташа (впускает Сильвестра. Удивлена, что тот один). А где же?.. Сильвестр (шепотом). Одна? Наташа. Одна, одна... Но, понимаешь, отец, как на зло, весь вечер народ идет

к нам. Сейчас только выпроводила соседку. Пришла соли попросить и

застряла. Сильвестр. А Порфирий? Наташа. Еще не приходил. Сильвестр. Ага... Гм... Порфирий... Порфирия пока в тайну не посвящай... Он

сам с ним переговорит. Наташа. Что ж мы от Порфирия будем прятаться? Он свой человек. Сильвестр. Я понимаю, что свой! Мой сын, значит - свой. Я ему вполне

доверяю. Но он горячий, как тигр, и неопытный. Пускай он с ним сам

говорит. Наташа (шепотом). А где же он? Сильвестр. Дожидается в садике. Нужно дело делать чисто: нету его у нас и не

было. Значит, днем он совсем не будет выходить из дому, а только ночью.

Соседям скажи, что эту комнату сдавать не будем, скажи, что Порфирий в

нее переехал. Наташа. Ну, понятное дело. Сильвестр. Дверь не закрывай, я сейчас его приведу.

Выходит, через некоторое время возвращается. Вслед за

Сильвестром идет Сталин. Голова его обмотана башлыком,

башлык надвинут на лицо.

Входи, товарищ Coco. Вот это моя дочка Наташа, про которую я тебе уже

говорил. Наташа. Пожалуйста, погостите у нас. Сталин. Не хотелось бы вас стеснять, но, понимаете, некоторая неудача на

первых же шагах в Батуме. К Канделаки на Пушкинскую, во двор, вчера

переехал околоточный. Боюсь, что мы с ним друг другу будем мешать...

Ну, я к вам ненадолго, дней на пять, а потом опять на другую

квартиру... Наташа. Вы нас не стесните. Сильвестр. Пожалуйста, живи, сколько надо. Проходи, Coco, в эту комнату и

сиди там, пока я тебя сам не выпущу, потому что может прийти кто-нибудь

посторонний. Вернется с работы сын мой, Порфирий, я тебя с ним

познакомлю. (Ведет Сталина в темную комнату.) Осторожнее, тут ширма...

окно на задвижку, имей в виду, не закрыто, на всякий случай... хотя

ничего такого я не жду. Сталин (в темной комнате). Хорошо, хорошо... Сильвестр (выходя из темной комнаты, дверь, ведущую в нее, оставляет

приоткрытой). Наташа, приготовь нам поесть. А я пойду за другими.

Постучу, как условились. Наташа. Хорошо. (Закрывает за Сильвестром наружную дверь, возвращается к

печке, мешает угли и затем выходит из комнаты.)

В темной комнате на мгновение вспыхнула спичка, погасла.

Потом снаружи стук. Наташа проходит к наружной двери.