Лейси постаралась убедить себя, что это ее не касается, но не смогла промолчать.
– Вы не слишком хорошо выглядите. Надеюсь, ваши дела идут нормально.
– Настолько, насколько это возможно. Безусловно, вы лучше других знаете, какие сложные я переживаю времена. Необходимо время, чтобы компания вновь прочно встала на ноги.
– Да, время и деньги. Это я прекрасно понимаю.
От слов Лейси Гаррет напрягся, но потом выражение его лица стало спокойнее. Оба они мучились одними и теми же проблемами, и вполне естественно, что сейчас они пытаются найти тему для разговора. И поскольку ни один не желал касаться того, что они чувствовали, финансы казались единственной безопасной темой.
– Я хотел поговорить с вами до помолвки, – удивил Лейси Гаррет. – Но так и не нашел подходящего времени.
– Со мной? Почему?
– Я должен был сообщить вам о своих планах заранее. Но все произошло очень быстро.
– Вы ничего не обязаны объяснять мне.
– Не обязан, но, поскольку моя помолвка могла повредить нашему плану, я чувствовал себя неловко перед вами.
Он действительно хотел поговорить с ней, но совершенно по иным причинам, личным. Зная, что такое объяснение хоть отчасти правдиво, он продолжал:
– В конце концов, наш уговор заключался в том, чтобы заставить жениться Себастьяна первым. Но теперь, похоже, я обгоню его на пути к алтарю.
– Ерунда. К тому времени, когда вы женитесь на Эдит, моя судьба будет решена. Подойдет день возврата займа. Или мне удастся мой план с Себастьяном, или я потерплю фиаско. Вы должны поступать так, как будет лучше для «Морских перевозок Армстронга». К тому же вы должны думать не только о себе, но и о вашей матушке.
– Так же, как и вы, – сказал Гаррет, бросив сигару на землю и загасив ее каблуком.
Лейси кивнула и плотней завернулась в его сюртук, впитывая в себя остатки тепла, которое еще хранила мягкая ткань.
– Да, так же, как и я.
– Я хочу, чтобы вы знали; если бы существовала какая-то возможность…
Лейси постаралась остановить Гаррета, и пальцы ее сами собой дотронулись до его губ, прежде чем она поняла, что делает.
Его глаза закрылись от наслаждения, когда он ощутил ласковое прикосновение тонкого кружева ее перчатки. На мгновение Лейси и Гаррет замерли.
– Не говорите об этом, – умоляюще произнесла девушка. – Мне очень трудно оттого, что я не знаю, испытываете ли вы то же самое, что и я. Если бы я была уверена… Я не знаю, что бы я сделала. Но ничего нельзя изменить. Вы женитесь на Эдит, и, если Бог даст, я выйду замуж за Себастьяна. Мы никогда не будем обсуждать, что могло бы быть, между нами. Себастьян – ваш друг. Мы всегда должны об этом помнить.
– Я хотел бы забыть об этом, – резко оборвал ее Гаррет.
в руке затянутые в перчатку пальчики Лейси, он провел ими по своей щеке, подбородку и, наконец, поднес к губам.
Через тонкую кружевную ткань она почувствовала, как ее согревает его горячее дыхание. Лейси решительно сняла наброшенный на плечи сюртук и вернула его хозяину.
– Эй, так вот вы где! – раздался голос Себастьяна, и молодые люди резко отстранились друг от друга.
– Я… мне необходимо было подышать свежим воздухом, – пробормотала Лейси.
Ее бросило в жар, когда она увидела, как Гаррет смущенно отвернулся.
– Пожалуй, мне лучше вернуться, – сказал он, быстро проходя мимо Себастьяна.
– Все в порядке? – Себастьян легкой походкой подошел к Лейси.
– Все прекрасно. Просто в театре было слишком жарко.
– Да. Но здесь чертовски холодно.
Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое только стуком колес по мостовой. Себастьян и Лейси проводили взглядами проезжающий мимо черный экипаж, пока он не скрылся за углом. Лейси почти не обратила на него внимания, однако молодой человек, казалось, чрезвычайно заинтересовался пассажиром.
– Нам лучше вернуться, – прошептала она.
Он не ответил, но взял ее под руку и повел в театр. Никто не заметил, что черный экипаж остановился в тени деревьев напротив театра.
Огонь ярко пылал в камине. Лейси развешивала последние украшения на высокой праздничной елке. Повсюду в гостиной стояли охапки зеленых веток, украшенные разноцветными лентами. На елке горели тонкие восковые свечи, и их мерцающие огоньки весело отражались в жестяных подсвечниках.
Под елкой на полу были разложены коробки с подарками. Лейси всю последнюю неделю провела в походах по магазинам, стараясь выбрать все самое лучшее для своих родных и Тэсс. Для нее было очень важно, чтобы это первое Рождество без отца не оказалось омрачено горем и болью. Покупки доставляли девушке большое удовольствие, потому что она тратила деньги, которые сама заработала. Успехи на этом единственном пока поприще вселяли в нее надежду на то, что ей все-таки удастся победить и Стоуна.
Развешивая золотистые ленты по колючим веткам, Лейси с удивлением размышляла над тем, как повернулась ее жизнь. Совершенно безразличная к череде светских раутов и других общественных мероприятий, она радовалась возможности провести время дома со своей семьей и несколькими ближайшими друзьями. Начав писать заметки для газеты, она обрела такое ощущение собственного достоинства и гордости, о существовании которого даже не догадывалась прежде.
Теперь ее удивляло, как люди могли счастливо жить, спрятавшись в своем узком мирке, без настоящей цели, без смысла. Но такой образ жизни сложился давным-давно, и Лейси никогда не думала, что его можно изменить так скоро. Ей трудно было представить себя в роли хозяйки дома на бессмысленных сборищах, но она знала, что именно такую жизнь будет вести, если станет женой Себастьяна Эйвери. Как ни нравилась ей Анна Эйвери, Лейси плохо представляла себя хозяйкой бесконечной вереницы светских раутов, где играют в глупые игры и ведут поверхностные разговоры об общественной жизни.
– Ну и как? – спросила девушка, заставляя себя отбросить тревожные мысли и вернуться к реальности и своему веселому занятию. Отступив на шаг, она с восторгом посмотрела на рождественскую елку.
– Прекрасно, моя дорогая, – сказала мать, оторвав взгляд от остроконечной верхушки, которую внимательно рассматривала.
Джорджи, постоянно пытающийся что-нибудь схватить, сидя на полу, нащупал длинную атласную ленту и теперь методично выдергивал из нее нитку за ниткой.
– А ты что думаешь, Джорджи? – спросила Лейси, опускаясь перед мальчуганом на колени. Он, как обычно, ничего не ответил. Непонятно было даже, услышал ли он вопрос. Тем не менее Лейси продолжала:
– Мне кажется, можно сделать чуть-чуть поярче. Что, если так? Может, несколько лент? Та лента, что у тебя в руках, очень красивая. Мне нравится, как ты разорвал ее и собрал из разноцветных ниток букет. Хочешь, повесим твою ленту на дерево, Джорджи?
Он не взглянул на сестру, не издал ни звука, однако через минуту молча поднялся, подошел к елке и принялся раскладывать по веточкам обрывки ленты с методичностью врача, осматривающего больного.
Сердце Лейси сжалось от искреннего восторга, она удивленно посмотрела на мать, и ее глаза наполнились слезами радости, как и серые глаза Катрины. Лейси вдруг показалось, что в этот момент в ее доме произошло чудо из чудес. Джорджи уже давно никак не реагировал, когда к нему обращались. А раньше, если и делал это, то только когда с ним разговаривал отец.
– А, как красиво, Джорджи! – восторженно воскликнула Лейси, стараясь взять себя в руки.
Мальчик не ответил, но продолжал свою работу. Это вселило надежду в душу девушки.
Катрина Вебстер поднялась со своего места и взяла в руки клубок золотистой ленты. Подойдя к дереву, она оторвала от мотка длинный кусок и, завязав красивый пышный бант, подала его дочери. Лейси взяла ее за руку, и они вместе закрепили на елке бант и еще несколько украшений. Потом Лейси поднялась на маленькую табуреточку и подвесила под самую верхушку дерева бумажного ангела. Мать и дочь отошли от елки и стояли обнявшись, наслаждаясь волшебным, мгновением.