Ужин — традиционный «дорогой» ужин, которым обычно кормят на пароходах во время морских путешествий, — вполне соответствовал случаю. Официанты принесли подсушенную копченую семгу с небольшим количеством мелкозернистой черной икры, филе какой-то неизвестной местной рыбы, нежнейшей на вкус, в сметанном соусе, цыпленка де-люкс (плохо зажаренного, с чересчур густым соусом) и десерт «Сюрприз». Все время, пока шла эта ленивая трапеза, столовая постепенно превращалась в «тропические джунгли», было очень много зелени, возвышались пирамиды апельсинов и кокосовых орехов, лежали грозди бананов, все это служило как бы декорацией для оркестра, участники которого, в темно-красных с золотой отделкой рубашках, собрались в надлежащее время и начали слишком громко исполнять популярную мелодию «Линстед пошла на рынок». Но вот мелодия кончилась. И появилась приятная, но слишком разодетая девушка и начала петь песенку «Белли-Лик» («Полижи животик») с вполне цензурным текстом. Ее головной убор представлял собой искусственный ананас. Бонд понял, что впереди всех ждет обычный вечер, который бывает на морских лайнерах, отправившихся в развлекательный круиз. Он решил, что уже либо слишком стар, либо слишком молод, но ему не вынести это худшее из мучений — скуку, он поднялся и подошел к Скараманге, сидевшему во главе стола.

— У меня разболелась голова. Я иду спать.

Скараманга посмотрел на него глазами ящерицы.

— Нет. Если считаешь, что вечер проходит не так интересно, придумай что-нибудь. Именно за это тебе платят. Так покажи нам настоящую Ямайку. Давай, расшевели-ка эту компанию.

Давно уже Джеймсу Бонду не приходилось принимать вызов. Он почувствовал, что все члены Группы не сводят с него глаз. От выпитого виски он чувствовал себя легко, беззаботно, был похож на того подвыпившего участника вечеринки, который, дождавшись случая показать себя, упорно пытается прорваться к барабану, чтобы постучать палочками. Глупо, конечно, но он хотел доказать, что ничем не хуже этой кучки бандитов, которые ни во что его не ставили. При этом он отдавал себе отчет в легкомысленности такого поведения, лучше бы ему оставаться неудачником-англичанином.

— Хорошо, господин Скараманга, — сказал он. — Дайте мне стодолларовую банкноту и ваш пистолет.

Скараманга не двинулся с места. Он взглянул на Бонда с удивлением и сдерживаемой неуверенностью. Луи Пэрадайз оживился.

— Ну же, Пистолетик. Давай посмотрим, на что он способен. Может быть, у этого парня что и получится.

Скараманга достал из заднего кармана брюк свой бумажник и вытащил одну банкноту. Затем, не спеша, он вытащил из-за пояса пистолет. На золотом оружии играл зайчик одной из блесток с одежды танцовщицы. Он положил банкноту и пистолет рядом на стол. Джеймс Бонд, стоя спиной к сцене, взял пистолет и взвесил его на ладони. Большим пальцем он отвел боек назад и быстрым движением руки повернул цилиндр, чтобы убедиться, что пистолет заряжен. Потом вдруг повернулся вокруг оси и упал на колено, так чтобы целиться снизу и не задеть сидевших в тени сцены музыкантов. Он стрелял с вытянутой руки, выстрел прогремел оглушительно в этом небольшом зале. Музыка оборвалась. Наступила напряженная тишина. Все, что осталось от искусственного ананаса, упало на что-то там сзади, звук был глухой. Девушка стояла под светом прожектора, она закрыла лицо руками и стала медленно и грациозно опускаться на пол, выглядело это примерно как в балете — настоящее «Лебединое озеро». Беззвучно заметался по углам метрдотель.

Когда члены Группы стали оживленно обмениваться мнениями, Джеймс Бонд взял стодолларовую банкноту и вышел на сцену. Он наклонился и поднял девушку за руку. Сунул ей сотню за корсаж.

— Прекрасно мы исполнили этот номер, дорогая, — произнес он. — Да не бойся. Тебе ничто не угрожало, я целился в верхнюю половину ананаса. А теперь беги и готовься к следующему выходу. — Он развернул ее и смачно шлепнул по попочке. Она с ужасом взглянула на него и поспешно убежала.

Бонд подошел к оркестру.

— Кто здесь главный? Кто руководитель шоу?

Нехотя поднялся гитарист, высокий, сухопарый негр. Резко выделялись белки его глаз. Он искоса посмотрел на золотой пистолет в руках Бонда. Говорил неуверенно, боясь, что вот-вот подпишет себе смертный приговор.

— Я, сэр.

— Как тебя зовут?

— Кинг Тайгер, сэр.

— Ладно, Кинг. Теперь слушай меня. Это не ужин со «шведским столом», организованный Армией спасения. Друзья господина Скараманги хотят развлечься. Они хотят погудеть, выступить, гульнуть как следует. Вам сейчас дадут много рома, чтоб не чувствовали себя так скованно. Покурите травку, если хотите. Мы здесь все свои. Никто не собирается доносить на вас. И приведите назад эту хорошенькую девушку, но разденьте ее хотя бы наполовину; скажите ей, чтобы шла сюда и пела. Пела «Белли-лик» четко и ясно, все куплеты, со всеми непристойными словами, все как полагается. И к концу представления и она, и другие девушки должны полностью обнажиться. Стриптиз — понятно? Давай действуй, а то весь вечер будет испорчен — и никаких чаевых. О'кей? Ну пошли, пошли.

Среди шести оркестрантов раздался нервный смех, они пошептались о чем-то с Кингом Тайгером. Кинг Тайгер широко улыбнулся.

— О'кей, босс. Мы и сами ждали, когда все немного разойдутся. — Он повернулся к своим людям. — Сыграйте им «Железятину», и поэнергичнее. А я пойду разогрею Дейзи и ее подружек. — Он направился к служебному выходу, а оркестр с жаром принялся за свою работу.

Бонд вернулся к столу и положил пистолет перед Скарамангой; Скараманга с любопытством посмотрел на него и сунул пистолет за пояс.

— Неплохо бы нам на днях провести турнир по стрельбе, а, господинчик, — сказал он без обиняков. — Как, не возражаешь? С двадцати шагов и на полном серьезе, без глупостей?

— Благодарю покорно, — сказал Бонд, — но моей маме это не понравится. Отправьте в оркестр немного рому. Эти люди не могут играть всухую.

Он вернулся на свое место. На него практически не обратили внимания. Пятеро мужчин, или, вернее, четверо, так как Хендрикс сидел весь вечер бирюком, не проявляя интереса к происходящему, напрягали слух, чтобы расслышать все непристойные слова «Железятины», исполнявшей в манере знаменитой певицы Фанни Хилл, — каждое «достойное» слово произносилось почти по слогам. Четыре девушки — такие пухленькие, бюст и все прочее, ну, словом, настоящие маленькие зверушки, — на которых не было ничего, кроме узеньких белых, в блестках, набедренных повязок, выбежали на сцену и, двигаясь в сторону зрителей, с большим энтузиазмом начали исполнять танец живота, да так азартно, что на висках у Луи Пэрадайза и Хала Гарфинкела выступила испарина. Концовка танца проходила под аплодисменты, девушки, раскланявшись, убежали, прожектор высветил на сцене, точно в середине ее, большой яркий круг.

Ударник начал выстукивать на своих инструментах зажигательную дробь, ритм нарастал, он бился как учащенный пульс. Дверь служебного входа открылась и закрылась, в круг света ввезли на колесах какой-то любопытный предмет. Он представлял собой огромную кисть руки, высотой футов в шесть, обтянутую черной кожей. Рука стояла на широкой подставке, пальцы были широко расставлены, как будто пытались схватить кого-то. Ударник увеличил темп. Дверь служебного входа издала звук, подобный вздоху. Блестящая женская фигура проскользнула в дверь и, задержавшись на мгновенье в тени, двинулась в круг света вокруг кисти руки; все тело танцовщицы ходило ходуном, по животу пробегали волны экстаза, каждый сустав исполнял свой танец. Девушка была похожа на китаянку, но ее тело, абсолютно нагое и блестящее от пальмового масла, казалось почти белым на фоне черной руки. Дергаясь всем телом, она двигалась во-круг руки, ласково поглаживая растопыренные пальцы, все движения ее были плавными, четко отработанными; без каких-либо видимых усилий она взобралась на ладонь руки и стала играть с каждым пальцем по очереди — это была откровенная, выразительная, искусная томная страсть. Вся эта сцена — черная рука, теперь тоже блестевшая от пальмового масла, которым натерлась девушка, казалось, вот-вот сомкнет пальцы, с силой зажмет в кулак это извивающееся белое тело — выглядело просто вызывающе: столько похоти, что Бонд, также не оставшийся равнодушным к происходящему, заметил, с каким восторженным вниманием следил за танцовщицей сам Скараманга, глаза которого превратились при этом в узкие щелки. Ударник достиг звукового пика — крещендо. Девушка, очень достоверно изображая экстаз, взобралась на большой палец и медленно, обвив его ногами скользнула вниз, сделала последнее движение утомленным телом, тихо опустилась на пол и исчезла. Представление закончилось. Включили свет, и все, в том числе и оркестр, громко зааплодировали. Мужчины выходили из своего животного транса. Скараманга хлопнул в ладоши, подзывая руководителя оркестра, он что-то шепнул ему на ухо, что-то вложил в ладонь. Босс, как заподозрил Бонд, выбрал себе невесту на ночь!