Пол, бормоча извинения, ввинтился в толпу и устремился к бару. Вокруг галдели девушки – ангелы в нижнем белье с весьма потрепанными картонными крыльями, непристойно одетые монашки с матерью-настоятельницей, открыто демонстрирующей обнаженные бедра. Абсолютно пьяный юноша с бородой и проволочным нимбом вокруг головы судорожно сжимал в руках стакан и бутылку.
Пол с трудом пролез через живописную толпу, толкнул дверь бара, на которой висела табличка, извещающая, что в последнюю ночь путешествия сие питейное заведение открыто до часу, и устремился к стойке. Все пассажиры первого класса, очевидно, уже спали, поэтому бар оккупировали студенты, путешествующие третьим и четвертым классом.
Пол с трудом пролез между юнцом, на голой спине которого был нарисован крест, и весьма натурально грязным монахом и вежливо сказал:
– Извините, мне очень срочно.
Монах прошипел:
– А мне нассать, Опискин.
– Извините, – начал Пол, – я не совсем понимаю…
– Мы там были и все слышали, – сообщил монах со стаффордширским акцентом, – как ты защищал этого ублюдка.
– Послушайте, – сказал Пол, – я только хочу…
– Да? – рядом возник бармен, угрюмый здоровяк, очень похожий на монгола, в легкомысленной рубашечке с короткими рукавами. – Что вы хотите?
– Пиво, – сказал Пол, – похолоднее, пожалуйста.
Студенты весело рассмеялись, после чего Полу вручили бутылку теплого пива.
– Стаканов нет, – сообщил бармен и пожал плечами.
– Черт побери! – возмутился Пол. – Я пассажир первого класса и имею определенные права!
Студенты снова рассмеялись. А тот, у которого на спине был нарисован крест, сообщил:
– Ты не туда попал, папаша, здесь бесклассовое общество.
Пол на одном дыхании высосал теплый напиток и ехидно переспросил:
– Да? Тогда странно, почему так сильно отличаются цены на билеты?
Аудитория вокруг возмущенно загудела, а Пол нервно усмехнулся. Все же вокруг было слишком много демонстрирующих свое атеистическое мировоззрение неотесанных парней, причем все как на подбор обладали атлетическим телосложением. Пожалуй, он купит еще одну бутылку пива и уйдет к себе. Изъясняющийся со стаффордширским акцентом монах заявил:
– Всех буржуев надо бить в морду, – потом взглянул на кого-то, стоящего у Пола за спиной, и добавил уже другим тоном: – Мисс Траверс, это парень, защищающий Опискина.
Пол вытер мокрую щеку (его излишне эмоциональные собеседники имели обыкновение плеваться при разговоре) и увидел сухопарую девицу далеко не первой молодости (лекции читает, что ли?), готовую ринуться в бой. Она была полностью одета, но тем не менее выглядела совершенно непристойно: тощие, волосатые ноги, прыщавая, не слишком чистая шея, грязная рубашка с пятнами от губной помады.
Продемонстрировав сильный манчестерский акцент, мисс Трэверс сказала:
– Так, значит, это были вы? Товарищ Коровкин очень расстроился. Ему даже пришлось лечь после ужина, и он не смог прийти и поиграть на пианино в музыкальном салоне. А ведь люди ждали его, чтобы потанцевать. Вы его совершенно вывели из себя. Неужели непонятно, что такие действия не способствуют развитию и укреплению наших отношений? Все-таки они – хозяева.
Пока она говорила, студенты, столпившись неподалеку, жадно внимали ей, разинув рты. Очевидно, она пользовалась непререкаемым авторитетом у собравшихся.
– Что за чепуха, – поморщился Пол. – Я считаю, что они стремятся побольше получить, ничего не давая взамен. Лично я плачу им изрядную сумму в фунтах стерлингов, а за что? Тоже мне хозяева.
Неожиданно он снова почувствовал дикую жажду. Он сделал большой глоток пива и увидел, как внимательно следят студенты за его движениями.
У одного из студентов на шее болталась табличка с надписью: «Хочешь в морду?»
– Между прочим, – развязно поинтересовался он, – а зачем ты едешь в Россию, парень?
Сегодня Полу уже задавали этот вопрос, только делал это более интеллигентный человек. Полу очень захотелось, чтобы этот человек немедленно оказался рядом и в два счета разделался с прыщавыми юнцами. Только помощи ждать было неоткуда, и Пол ответил:
– Думаю, это мое дело.
– Ах, вот как, – ответствовал дружный хор голосов.
– Ах, вот как, – повторил мальчик, вырядившийся епископом, злобно покосившись на Пола. – Мы так и думали. Все под завесой тайны. Тебя наверняка направила к нам какая-нибудь тайная американская организация, возможно даже проповедующая расовую дискриминацию. Его мадам – настоящая янки, – сообщил он товарищам. – Она пытается скрывать этот позорный факт, но нам все известно. Кстати, а где она сейчас? – требовательно вопросил он и ткнул Пола кончиком епископского посоха, сделанного из длинной ручки от метлы.
– Моя жена здесь ни при чем, – процедил сквозь зубы Пол. Он пытался сохранить спокойствие и только еще сильнее сжал горлышко бутылки.
– Послушайте, – воскликнул «отец церкви» откуда-то сзади, – он наверняка один из приверженцев насилия, последний оплот гибнущего режима.
– Именно такие распутники, как ты, – заявил монах-атлет из Стаффордшира, – сводят на нет всю нашу работу. Мы едем к нашим товарищам, преследуя благородную цель научить их английскому языку, а также изучить их лингвистику. Но появляются такие, как ты, и вся наша работа летит псу под хвост. Ты ведь веришь в войну, не так ли? То-то и оно. Вам всем мало одной Хиросимы, вы хотите еще. – С этими словами он ухватил Пола за лацканы пиджака. – Между прочим, мы больше не будем участвовать в ваших грязных войнах. И вообще, от вашего поколения нам достались только одни неприятности.
Он отпустил Пола и демонстративно отряхнул руки.
– Давайте вернемся к Опискину, – вмешалась мисс Трэверс. – То, что он сделал, является совершенно осознанным, преднамеренным и абсолютно порочным актом.
Она говорила тоном, свойственным лекторам из Просветительной ассоциации рабочих Великобритании.
– Я имею в виду пресловутую «Акулину Панфиловну», которая не вызывает ничего, кроме отвращения, у любого порядочного человека. Этот проныра даже послал партитуру Костолетте в Милан, мы все, разумеется, знаем Костолетту. Ее даже поставили в Ковент-Гарден. Впрочем, что я говорю, вы наверняка там были. Вероятно, даже на премьере.
– Я даже не знаю, что это, – немного растерянно признался Пол, – поэтому я совершенно не понимаю, о чем идет речь.
– «Акулина Панфиловна», – сообщила мисс Трэверс, – это опера. Если, конечно, можно назвать эту насквозь реакционную мешанину оперой. Ее героиня – ленинградская проститутка. Нет никакого сомнения, что в Москве, Ленинграде, Киеве, так же как и в других советских городах, нет никаких проституток.
Выступая с лекцией перед аудиторией, мисс Трэверс явно чувствовала себя как рыба в воде. Псевдомонахи и псевдоангелы разом замолкли. Они внимательно слушали, напряженно сопя аденоидными носами.
– Автор имел в виду, что ленинградская проститутка символизирует современную Россию. О, этот двурушник очень умно все преподнес. Слушая оперу, сразу и не поймешь ее глубинный смысл.
В этом месте слушатели громко захохотали, но были быстро призваны к порядку.
– Тем не менее неистребимый русский дух, как всегда, торжествует, и все, что происходит на сцене…
– Звучит довольно интересно, – сказал Пол, – жаль, что я пропустил эту вещь.
Мисс Трэверс хихикнула.
– Действие происходит в наши дни. Автор хотел сказать, что Акулина Панфиловна живет здесь, среди нас, отрицая принципы коллективизма и проповедуя порочные идеи индивидуализма.
– Ладно, я понял, – отмахнулся Пол.
– А ты заткнись, – выкрикнул монах, – когда мисс Трэверс разговаривает.
– Автор – подлый двурушник, – повторила мисс Трэверс, – и нет ничего сатирического в его концепции характера главной героини, ни в музыке, ни в либретто. Острие сатиры направлено лишь на государственных деятелей, являющихся клиентами проститутки.
– А кто написал либретто? – поинтересовался Пол, решив, что обязательно должен послушать эту занимательную вещь. Придется попросить мисс Трэверс записать ему на бумажке имена.