Пыляй слушал молча. Чем ближе подходили они к дому девочки, чем ближе был к нему этот другой мир, тем недоступнее он ему казался. Он держался за руку девочки без всякой уверенности и, чем больше она говорила, тем менее вероятным ему казалось спасение. Слишком резок был переход от тьмы к свету и нельзя было не закрывать глаз, приближаясь к нему.

Девочка плутала из улицы в улицу, спрашивала прохожих, колесила переулками и с новой силой тянула за собой вперед оборванца.

— Я тут никогда не ходила, — бормотала она, — ну уж теперь скоро… Вот сюда свернуть надо…

В сумраках ночи, обнажавших из каменного гроба древние косые переулочки Замоскворечья, узкие тротуары, вросшие в землю трехсотлетние особняки, Але неузнаваемыми казались и знакомые места.

Возле своего дома она остановилась вдруг и с недоумением.

— Пришли! Вот здесь я живу…

Она пристально оглядела дом и подъезд, не понимая, почему так неожиданно он очутился перед ней, но тут же решительно подошла к двери.

Пыляй молчал в странном смущении.

— Подожди здесь, — шепнула она, — я пойду скажу сначала…

Пыляй молча кивнул головой. Он был даже рад тому, что отодвигается страшный час, когда он перешагнет порог стеклянной двери, сиявшей электрическим огнем, из-за которой улыбалась ему девочка.

Аля засмеялась и взбежала по лестнице. Пыляй еще раз посмотрел на ее желтенькие башмачки, уверенно и смело постукивавшие по каменным белым ступенькам лестницы, взбираясь наверх. Он вздохнул и, оторвавшись от стеклянной двери, присел тут же на ступеньках.

Тяжкий и длинный этот день истомил его. Он прислонился к стене, закрыв глаза, и задремал. В тот же миг ему приснился Коська. Пыляй отшатнулся от здорового атаманского кулака и проснулся.

И в тот же миг чья-то тяжелая и крепкая рука действительно опустилась на его плечо.

Прежде чем Иван Архипович опомнился, мальчишки исчезли. Он метнулся было вслед за ними за угол, но они скользкими тенями мелькнули в сумраке стены и исчезли так быстро и проворно, что Чугунов мог бы со спокойной совестью утверждать, что они провалились сквозь самую стену.

Он оставил бесплодную погоню и вернулся к башне. Потолкавшись тут без цели и смысла, он побежал к мосту, отыскивая милиционера. Милиционер в непромокаемом плаще, с надвинутым на голову капюшоном, как каменное изваяние дремал у чугунной решетки набережной. Иван Архипович добежал до него и становился, задыхаясь от беготни и волнения.

— Послушайте… Послушайте, товарищ! — бормотал он, шатаясь от усталости и тревоги, — пойдемте со мной. Девочка пропала… Пришел оборванец из этих беспризорников. Это моя дочь, девочка. Оказывается, держали в стене… В подвале, и куда-то увели…

Милиционер долго и с величайшим спокойствием слушал несчастного отца. Когда тот, изумленный таким монументальным бесстрастием, замолчал наконец, милиционер невозмутимо положил руку на его плечо и заметил очень внушительно:

— Гражданин, прошу вас отправиться домой!

— Домой? — всполошился Иван Архипович, — зачем же домой? Почему домой?

— Спать! — коротко отрезал тот.

— Как спать? — опешил Чугунов, — может быть вы думаете, что я пьян?

Он обидчиво отошел от милиционера. Тот так же спокойно и внушительно подтвердил:

— Я ничего не думаю. Но я вижу, что вам нужно идти спать.

Он удовлетворенно запахнул полы своего плаща и прислонился прочнее к решетке. Иван Архипович махнул рукой и побежал дальше.

Он явился в милицию растрепанный, шатающийся и измученный. Дежурный мог с большим правом счесть его за пьяного, но он знал об исчезновении девочки и насторожился при первых же словах взволнованного отца.

— Вы уверены, что ваша девочка была там? — спросил он.

Иван Архипович растерянно показал деньги и вещи:

— Ведь если бы простое жульничество, так он десять раз мог бы удрать от меня дорогой.

Иван Архипович был возбужден до крайности. В конце концов ему удалось убедить дежурного поднять на ноги милицейский резерв и уголовный розыск. Начальник отделения сонным голосом пробурчал в телефонную трубку:

— Знаю. Сто раз говорил, чтобы ликвидировать это гнездо в башне. Возьмите людей, заберите всех, кого там найдете, и отправьте в приют.

Дежурный кивал головой, почтительно шипел в трубку — «слушаю» и машинально оправлял на поясе кобуру револьвера.

Через час, сопровождаемый маленьким отрядом милиции, подходил уже Иван Архипович к башне. Он пролез за милиционером в тесный для взрослого человека пролаз, постоял, в ужасе созерцая тюрьму своей дочери, пока агент уголовного розыска с электрическим фонариком ползал по полу и бормотал что-то про себя.

— Не вашей девочки вещь? — поднял он истоптанную сапогами гребенку, — посмотрите-ка!

Он услужливо посветил фонариком и осколки черепаховой гребенки запрыгали на дрожавших руках Чугунова.

— Здесь держали девочку, действительно! — не дожидаясь ответа отца, заключил он, — надо сейчас же переловить этих разбойников!

Ивану Архиповичу трудно было выбраться за ним наружу. Он держал в руке осколки, как драгоценность, и не решался выпустить эту вещь из рук.

Агент с раздражением помог ему и тотчас же собрал милиционеров на короткий совет.

— Надо выловить всех сейчас же, пока не разбежались!

Отряд немедленно двинулся вдоль стены по набережной к круглой башне. Иван Архипович подтвердил, что мальчишки исчезли где-то в этом месте. Теперь, при свете разгоравшегося утра, он не понимал, как мог не заметить, куда они скрылись, и бессильно разводил руками.

Светало по-летнему с неудержимой быстротой. Древний город, покрытый запахом плесени, пыли и смерти, исчезал на свету. Улицы оживлялись ранними прохожими. Электрическая станция на том берегу реки струила высокими трубами черные клубы дыма.

Развалины стены бессильно, как животное с перебитым на смерть хребтом, тянулись вдоль набережной.

Иван Архипович шел бодрее. Милиционеры молчали. У башни они перешепнулись и вдруг подняли отчаянный грохот, стуча в железную дверь.

Ребята спали не крепко. Коська, вернувшись ночью, взбудоражил всю шайку немедленным допросом об исчезновении девчонки.

Никто ничего не знал. Сонный Ванюшка покорно принял от атамана подзатыльник, но ничего не мог прибавить к тому, что все знали: его сменил Пыляй.

Пыляя в башне не было, Пыляя никто не видел.

Коська метался по соломе, будил одного за другим, и над каждым стоял с занесенным над головой несчастного кулаком и бешеным криком:

— Где Пыляй? Кто с ним был? Зачем упустили девчонку?

Вьюнок должен был подскакивать к каждому и пояснять протиравшему глаза:

— Девчонка наша сбежала! Пропало все!

— Где она?

Подзатыльники согнали сон с ребят. Опасность грозившая всем и каждому от исчезнувшего Пыляя, неизвестно что могущего предпринять вместе с девчонкой, приводила мысли в ясность с неимоверной быстротой.

— Может быть, он упустил ее да за ней и погнался? — предположил Ванюшка, — она девчонка, верно, что щука!

— Сбежал с ней, стервец! — шипел Коська.

— Сбежал! — подтверждал Вьюнок, — он давеча поутру был, как шимашедчий. Плел такое, что я думал — не тиф ли? А он это, значит, уж замыслил, стакался с девчонкой, чтобы с ней удрать и самому все заграбастать!

— А ты молчал! — обрушился на него Коська, — ты молчал! Он, может, сейчас в милиции о нас всех болтает, а ты молчал! Такое у нас товарищество! Так мы друг за друга стоим? Эх, стервецы! Башки вам всем проломить! Языки вырезать! Уши сорвать! Крысы бесхвостые!

Он крутился, вокруг всполошенных мальчишек, как бешеный. Только насытившись их молчанием, выливши из себя всю злость в брани и крике, он, наконец, притихнув, метнулся к кладовке и, достав оттуда остатки водки, выпил залпом до дна. Успокоенные этим ребята, перешептываясь встревожено, полегли по своим местам. Пьяный Коська был не страшен, к тому же через несколько минут он уже спал, свернувшись калачиком у стены, самым мирным образом.