Он усмехнулся и помахал сигарой.

— Ну, а сейчас — самое интересное… Следите за телеметрией…

Оба смотрели на экран и снова чувствовали, что дыхание задерживается, что они пытаются поймать ТОТ момент и, как сотни раз прежде, не сумеют… Можно было смотреть с большим замедлением, можно было раскладывать оцифрованное изображение на фрагменты и анализировать мельчайшие различия, но итог был тем же, ни разу не поменявшимся в ходе двенадцати демонстраций, состоявшихся в двенадцати разных странах Земли.

— Ф-ффу… — Его высокопревосходительство перевел дыхание. — Сотый раз, и все равно дивлюсь…

— Да, — безмятежно согласился Петчак, делая пометку в электронном блокнотике. — Привыкнуть невозможно. Даже профессионалы в конце концов ломаются. В молодости я протестовал против смертной казни не потому, что мне было жалко преступников, а потому, что видел, в кого превращаются исполнители… Ну что ж, давайте подведем итоги!

Положив сигару на полированный стол (около ее тлеющего кончика медленно возник молочный ореол, означавший загубленную полировку), он нажал кнопку блокнота, а потом небрежно бросил его рядом с сигарой.

— Ни один прибор ничего не зарегистрировал. Изменения магнитного поля отсутствуют. Датчики показали только одно: у всех животных одновременно остановились дыхание и прекратились обменные процессы Никаких травм и ран, никаких повреждений внутренних органов, кроме воспоследовавших. Время смерти приблизительно одно и тоже, за одним-единственным исключением… — он нервно хохотнул. — Тараканы, эти великие существа, умирали дольше всех! Почти семь секунд!.. Но умерли и они. И еще. Пробы, взятые в пределах круга с глубины ста восьмидесяти сантиметров, показали полное отсутствие микроорганизмов, точнее, живых микроорганизмов. Доктор Гиршман предложил новый термин — тотальная девитализация.

Его высокопревосходительство болезненно сморщился.

— Да… И микробы тоже… Но, может быть…

— Нет, — с тем же странным удовлетворением предугадал вопрос Петчак. — Именно это нам и сообщили. Посредник, до воплощения механик-водитель бронемашины мастер-сержант Хенрик Гогоба, сообщил, что увеличить круг можно до любой величины, вплоть до окружности экватора и практически на любую глубину. Особенно унизительно было то, что нам беспрепятственно позволили устанавливать любую аппаратуру и делать любые замеры. Дескать, позабавьтесь… Вопросы о природе воздействия остались без ответа. Вопрос о глобализации воздействия получил утвердительный ответ. Все уточнения и попытки получить цифры остались без ответа, вернее… — Петчак щелкнул блокнотом, — посредник ответил: «Не видим необходимости в точных характеристиках. Ваша цивилизация неспособна создать необходимые средства защиты, и дело не в технологии. Стоит ли терять время? Неужели вам недостаточно того, что вы восприняли с помощью ваших органов чувств? Поверьте, они вас не обманывают…»

Отложив блокнот, он добавил с нервным смешком:

— Жена Гогобы требует пенсии по утрате кормильца, а Министерство обороны обороняется, утверждая, что кормилец не только вполне жив, но еще и незаконно оставил службу…

Его высокопревосходительство так же нервно отмахнулся: — етчак, не до пустяков, пусть этим занимаются юристы…

— Сомневаюсь, что за час они придут к адекватному решению.

— Я сам юрист и знаю, что даже за семь минут до тотальной смерти они будут обсуждать стратегию ведения процесса и наличие прецедентов… Но хватит. Похоже, эти… новые хозяева точно знают, что такое жизнь, где она находится и как ее извлекать. Хорошо бы научиться у них ее запасать и добавлять…

— «Искусство возможного», ваше высокопревосходительство, — ласково напомнил Петчак. — Не стоит загадывать так далеко, хотя…

— Действительно, не стоит, — его высокопревосходительство резко повернулся на каблуках и встал перед столом. — Ну что ж, Петчак! Вперед! Через реку и в лес, как говорил Джексон Каменная Стена! Скрипя зубами, говорим: «Да!» Будьте вы прокляты! «Да!..» Чтоб вы за это заплатили так же, как мы! Не тем, что вы забираете у нас, а тем, чего мы наглотались, — унижением, ужасом, беспомощностью…

«Да!..»

Переведя дыхание и утерев яростный пот, он хрипло добавил: — Надеюсь, они это слышат… Конец документа. А теперь, Бенедикт, пока мы еще живы, расскажите-ка мне, в чем же я перед вами провинился и посмотрим, успею ли я попросить у вас про…

Какое-то слабое, необычное и неприятное чувство заставило его обернуться к Петчаку.

Мопс, грустно подремывавший у кресла, подскочил, тоскливо взвыл и метнулся под стол.

В материалах Петчака не было ни слова о реакции животных на Воплощение, почему-то подумал он…

Посредник недоуменно крутил в руках маленький телефон, лотом положил его на стол и отложил сигару.

— Повторите, пожалуйста, ваше согласие, — ровно попросил он, улыбаясь, брезгливо стряхивая пепел с твидового лацкана. — Если возможно, держитесь формул, принятых вашей цивилизацией, дабы наше сотрудничество отныне воспринималось вашими сопланетниками позитивно и не вызывало ненужных реакций…

Сидеть за столом Руслан умел, и все равно за ним нужно было следить. Лена проследила, чтобы он допил какао. Потом позвала:

— Русланчик! Надень курточку и возьми ранец, а я пока выведу Арника!..

Руслан молча и сосредоточенно отхлебывал какао. Потом со стуком опустил кружку на стол, повернулся и, как деревянный, зашагал к вешалке.

Трехлетний черный ризеншнауцер, прозванный за масть и мощь Шварценеггером, звавшийся в собачьем паспорте соответственно Арнольдом, а по-домашнему Арником, радостно подскакивал и басовито бухал, норовя облизнуть все лицо сразу, но Лена уворачивалась и пристегивала к ошейнику поводок. Раньше процесс занимал вдвое больше времени, потому что надо было еще застегнуть намордник, чего пес терпеть не мог и яростно сопротивлялся, а за выгул без намордника некоторые соседи загрызли бы насмерть и пса, и ее, и Руслана. Пес ненавидел пьяных и наркотов и еще почему-то безошибочно выбирал членов Содружества Социально Не-Защищенных (именно так писалось на их листовках), то есть организованных бомжей и полубомжей, и гнал их со своей, как он считал, территории. После каждого подвига Арника приходили юристы Содружества и закатывали длинные угрожающие разговоры о предполагаемых процессах, но избавиться от пса было бы черной неблагодарностью: он дважды спасал ей сына.

Теперь все изменилось. Соседи ненавидели их по-прежнему, но боялись настолько, что при встречах заискивающе улыбались и расхваливали Арника за красоту и ум. ССНЗовцы вообще перестали появляться даже в соседних дворах. Участковый мрачно козырял при встрече. Впрочем, мрачно козырять он стал еще после того, как откровенно предложил ей переспать в обмен на замятие очередного скандала, а она с отчаяния позвонила школьной подруге, отец которой получил какой-то важный пост в Арендном Комитете. А потом Русланчика взяли в Аренду… И все пошло как у десятков тысяч других семей на этой забытой богом планете. Можно было бросить опостылевшую работу, платить любые деньги выученным в «Save the Children» няне и педагогу, да скоро и они не понадобятся. Одно плохо: Руслана увозили через каждые сутки и возвращался он измотанным, спящим на ходу, но отдыхать ему не разрешалось. По контракту ему нельзя удаляться от Базы более, чем на пятьдесят километров, а кроме парка имени Панфилова, в этом радиусе ничего не было.

— Ну-ка, ну-ка!.. — прикрикнула она. Пес, опроставшись, нацелился погулять в свое удовольствие и радостно волок ее к хилому карагачевому скверику. — Фу! Домой! Нет времени!..

Руслан стоял уже в курточке и с ранцем на плечах, монотонно раскачиваясь и что-то бормоча едва слышно. Как всегда, сердце мгновенно стиснуло, но теперь боль приходила быстрее — надежда хорошо заменяет валидол.

Как всегда, на перекресток они вышли в тот момент, когда с Донецкой на Пудовкина выкатывал серый автобус — громадный, с темными непрозрачными стеклами, жуткий в своей бесшумности. По борту медленно извивалась лилово-оранжевая эмблема, знак, похожий на перекрученную кирилличную «А», и все, кто видел, ни секунды не сомневались, что это сокращенное «АРЕНДА». Арендаторов никто никогда не видел, а Посредники только сообщали, не объясняя ничего. Иногда ей казалось, что автобус дожидается только их, стоя всю ночь где-то в ближнем переулке, и трогается в тот самый миг, когда они с Русланчиком выходят из подъезда. Пару раз она с Арником обошла ночью все закоулки микрорайона. Однажды привиделось во сне, как автобус медленно вырастает из жуткого ничто, какой-то клубящейся пузырчатой мерзости… Ей никогда не удавалось различить, сидит ли в автобусе кто-нибудь еще — даже водителя не было видно.