– Она и так звякнет! – усмехнулся Томилин.

– Не звякнет. Я тебе журнал перекину через хомут!

Хомутом охранник называл контрольную арку, настроенную на улавливание металлических предметов. Наряду с рентгеновскими датчиками, которые могли выявить даже медный пятак, проглоченный злоумышленником, в этой системе имелось еще несколько хитроумных штучек, натасканных на обнаружение чего угодно под рубашкой или в штанах клиента. В лабораторию нельзя было проносить ничего постороннего. А уж что-либо вынести из нее было просто невозможно.

Сделав корявым почерком запись в книге, охранник сунул журнал себе под задницу и устало пробурчал:

– Все, валяй, наука! В обед приходи!

– Хорошо, сам меня заставляешь… Только чтоб без всяких там подожди. У меня времени в обрез будет!

Академик был одет в белый халат, из-под которого торчали такие же белые штаны, широкими трубами волочащиеся по полу. Миновав контрольный пункт, он стремительно пошел по длинному высокому коридору, освещенному в нижней части маленькими лампами. Подойдя к одной из дверей, он щелкнул замком и тут же закрыл за собой дверь…

Минут через пять в лабораторию начали входить сотрудники. Тщательно обжульканные на контрольных постах, они коротко здоровались с Томилиным, смотрящим в бинокуляр, и быстро занимали рабочие места, спеша приступить к работе до того момента, как в лабораторию войдут проверяющие.

Сегодня никто не опоздал, даже рентгенщик Яковчук – довольно мрачный детина, работавший тут с самого основания Объекта и уже не раз получавший мягкий отказ на просьбу уволить его по собственному желанию и дать убраться на Материк. Ему говорили, что аналитик Яковчук незаменим, и для убедительности накидывали сверх контракта несколько сотен. Получая отказ, Яковчук мрачнел и неделю ни с кем не разговаривал. В последнее время он недолюбливал Томилина за идиотский оптимизм. Томилин увлеченно трудился, занимался наукой, не очень-то отвлекаясь на деньги, а он, Яковчук, зарабатывал: вкалывал, горбатил – отбывал повинность…

Проверяющие вошли в лабораторию последними. Это были охранники с железным ящиком. Поставив ящик на свободный лабораторный стол, они торжественно, словно заслуженного покойника из Кремля, извлекли из ящика баночки и небольшой металлический слиток.

Один из охранников осторожно положил его на томилинский стол. Томилин небрежно подвинул слиток к себе и расписался в получении.

Слиток называли в лаборатории Эталоном. Все, что делалось на Объекте, в той или иной мере касалось Эталона – сплава, состав которого был предметом долгих перешептываний в лабораторной курилке бесконечными зимними вечерами. Ради него тысячи людей самых различных специальностей трудились здесь, за Полярным кругом, считая месяцы и поджидая тот счастливый момент, когда наконец смогут отправиться на Материк отоваривать честно заработанные миллионы.

До обеда оставалось около четверти часа. Томилин поднялся из-за стола и, покряхтев по-стариковски, вышел в аппаратную, делая руками нехитрые упражнения и разминая затекшие плечи. Вскоре следом не спеша вышел Яковчук.

До очередной продувки корпуса оставалась минута.

Охранник в который раз пробегал глазами сладострастно облизанные им страницы журнала, постанывая при виде сахарных округлостей и шарообразных излишеств заморских девиц с резиновыми ртами. Истекая слюною, охранник пыхтел и ерзал на стуле, томясь, как молочная каша в русской печи.

Неожиданно раздались шаги.

Страдалец поднял голову, вглядываясь в полумрак коридора. Вздрогнув от неожиданности, он округлил глаза. К нему шел академик в оранжевых, как предупредительный свет светофора, ботинках.

Охранник отложил промокший от потных рук журнал. Чмокающие при каждом шаге, эти ботинки потрясли его. Особенно их цвет! Совсем как купальник на девице из журнальчика!

Не отрываясь, смотрел он на ботинки; ему уже чудилась та заморская бабенка, якобы не могущая снять с себя купальник, досадливо кривящая губки и нахальным взглядом призывающая читателя помочь ей. Именно ее охранник только что вылизал своим скользким взглядом, вылизал, как благодарная дворняга ладонь нового хозяина.

– Вот это шузы! А ты, академик, случайно не того? Как у тебя с сексуальной ориентацией? Ты не голубой? А может, ты шизик? – вопрошал охранник, указывая пальцем на ботинки Томилина, и его трясло от возбуждения.

– Не шизик, а ученый! Это, парень, не всегда одно и то же. Если тебе не нравятся мои ботинки, подари свои! – скороговоркой ответил академик.

Не снижая скорости, Томилин шел к хомуту.

– Что так рано? – охранник недовольно поднялся со стула. – Мы же договорились в обед?!

– В обед не могу. Блюм вызывает на ковер. Давай журнал!

– Погоди-погоди… Вот тут, посмотри, бабенка есть! Сахар! – загундосил охранник, ища нужную страницу и постанывая от вожделения.

Томилин тем временем подошел к хомуту и остановился. Охранник не смотрел на него. Разлимоненный соблазнительными картинками, он настолько размяк, что ему на все, кроме журнала, было наплевать.

Лапая дрожащими руками глянцевые страницы, он искал свою бабенку.

– Вот смотри! Видал, какой круп?! – Он даже не глядел на академика, не в силах оторваться от картинки. – Эх! А может, не отдавать тебе журнальчик-то?

– Нет, брат, придется отдать. Как договорились! Томилин насмешливо глядел на раскрасневшегося

от волнения охранника, глаза которого наполнились мольбой.

Академик посмотрел на часы, а охранник, улучив мгновение, повернулся к нему спиной и влажными горячими пальцами вырвал из журнала страницу с вожделенным крупом. Вырвал и сунул за пазуху. Кажется, задумчивый академик этого не заметил.

Наконец Томилин оторвался от циферблата и, презрительно хмыкнув, строго произнес:

– Давай его сюда, парень! Я и так рискую. Не надо было давать его тебе!

Охранник перебросил журнал через хомут.

– Немного помялся журнальчик-то! – заметил вкрадчиво улыбающийся охранник, чувствуя легкое жжение за пазухой, где теперь скучала полуголая чаровница.

– Не беда. Это ведь только форма пострадала, а содержание по-прежнему неизменно. Не переживай, начальник. Попробую за бутылку выторговать его для тебя! – И Томилин поднял журнал над головой.

– Да? Ну спасибо, академик! – охранник изобразил на лице радость. – Я теперь твой должник!

Томилин махнул рукой и быстро направился на рабочее место. Через пять минут должен был прозвучать звонок на обед.

После короткого обеда сотрудников повели в кабинет начальника центра, куда приехал Блюм.

На вид шестидесятилетний мужчина, лысый, небольшого роста с черными, как смоль, усами и круглым бравым брюшком, делавшим его похожим на героя комикса, он был одним из совладельцев (остальные сидели где-то на континенте, а то и на двух сразу, и носа в тундру не показывали) Объекта – промышленного города, в считанные месяцы построенного за Полярным кругом на базе двух-трех заброшенных шахт да примитивного обогатительного завода при золотом руднике, где некогда гробил себя передовой отряд советского пролетариата в надежде на старости лет купить домик у моря с гнилым баркасом и виноградником и куда раз в две недели летали спецрейсы, привозя из Москвы важных тузов – товарищей в шляпах, ковавших в ЦК пресловутое «золото партии», которого никто никогда и в глаза-то не видывал.

Эти люди высоко ценили Блюма, умевшего выжимать золото даже из постиранного белья. Блюм был энергичным хозяином, безжалостным, но честным – с точки зрения социальной справедливости! – руководителем. Одно время он являлся членом Бюро Заполярного обкома, так что партия имела возможность в любой момент слегка придавить своего беззаветного птенца, сидящего на золотишке. Однако Блюма не придавили…

По образованию геолог, в тридцать лет дослужившийся до начальника крупнейшей в Заполярье экспедиции, он всегда лично вникал во все «неразрешимые» проблемы, смело решая их. Он мчался к вершинам власти со скоростью локомотива, летящего под уклон. И это ничего, что при этом в кювет отскакивали чьи-то ни в чем не повинные головы с вытаращенными от неожиданности глазами.