— Я понятия не имела обо всем этом. Откуда вам стало известно, как дело было?

— Большая часть попала в записи. Секреты не бывают настолько секретными, как мы себе воображаем. Индеец, пытавшийся выкупиться, говорил с другими индейцами о том, что надеется осуществить, и, когда он исчез, один из группы об этом рассказал. Золото всякий любит, а где мед, там и мухи. В штабе получили запрос о некоем ренегате с Мальты, так что капитана вызвали на допрос сразу по двум пунктам. Допрапшвающим не повезло, как и капитану: он оказался слабее, нежели полагал, и не пережил допроса. Все, что удалось вытянуть, это что тот ничего не знает, ничего не прятал, а мальтийские рыцари его травят за проникновение в их тайны.

К отчету о происшедшем был приложен листок о том, что, по-видимому, умерший скрыл сокровище в церкви или часовне при миссии.

— А я ничего не знала!

— Все это случилось давным-давно. Я приобрел эти сведения одним прекрасным вечером во Франции. Мы собрались и беседовали об исчезнувших городах и потерянных кладах, люди часто это делают. Среди нас находился молодой человек из Мадрида, он и знал всю историю. После мы малость покопались еще, просто из любопытства.

— Но там ничего не было! Отец как-то разузнал или вывел местонахождение брошенной церкви, но сокровище исчезло, и даже ту ерунду он еле нашел. Он думал, что забирали клад ночью и не заметили, что кое-что оставили.

— Может быть. Но на этом не кончилось. Двое нашедших наняли ватагу индейцев и двинулись на север. Случилось это очень давно, до того, как Анса отправился покорять Нью-Мексико. Та пара скрылась, и далеко к северу один прикончил другого. Потом его самого с несколькими спутниками убили индейцы.

— А дальше?

— Дальше ваш черед. Если только вы знаете, где золото лежит и оно все еще там.

Ветерок коснулся пламени, и оно раздраженно заплескалось. Я добавил горсть веток, прислушался. Где-то в ночи завыл волк — голос пустыни, одиночества.

— Уже двести лет тому! — шепнула Лусинда.

— Много лет. Но ведь здесь время мало что значит. Разумеется, зависит от того, где его спрятали. Скажем, речной обрыв. — это плохо. Реки меняют русла, уносят куски берега. Трудно будет отыскать почти любое место… — Я покосился на собеседницу. — Того человека убили-то не тут, а далеко к востоку, около большого индейского поселения.

— Ну да, но это все разговоры.

— Неправда?

— Нет. Было так: двое офицеров, Франсиско де Лейва Бонилья и Антонио Гутьеррес де Умана, вышли из Нуэво-Бискайя и направились к Пуэбло рядом с Сан-Ильдефонсо или, может быть, на месте нынешнего города. Потом повернули на восток к равнинам, где пасутся бизоны, собираясь пробраться на север, к французским колониям в Квебеке. Они подрались, и Умана заколол Лейву. В конце концов и Умана погиб, в Большом Поселении или близ него, что гораздо дальше к востоку в прериях, но он закопал свои богатства до того, как индейцы отвели его туда. Они окружили его и придвигались все ближе, и хоть не лишили свободы, он понимал, что фактически является пленником, поэтому припрятал добро, надеясь за ним вернуться. Не вернулся, естественно, поскольку его укокошили.

— И вам известно, где находится сокровище? Карта есть, да неполная. С умыслом составлена такой, мне кажется.

— Со дня на день будем там, — уклончиво ответила девушка.

Однако же она разрешила мои сомнения, подумал я, она знает!

Остальным не пришло в голову тревожить нас во время нашего долгого разговора. Один из них насобирал листьев на постель Лусинде, и она расстелила поверх свои одеяла. Я слушал ночь, и душа моя не была спокойна. На память приходило лицо человека, виденного мной… недоброе лицо.

Под низким, нагруженным тучами небом рассвет пробуждался медленно. Сгрудившись над огнем, мы приготовили еду, затем отошли, чтобы навьючить и оседлать лошадей, мрачные, настороженные. Над нами нависла опасность — предупреждали все наши инстинкты.

Согревшись вкусным кофе, в уюте около костра, мы приободрились. Соломон Толли вскочил на ноги.

— Посидите, пожалуйста, тихо. Погляжу, что вокруг делается.

Шанаган выплеснул гущу наземь.

— Я с тобой.

Я сказал им, что мы приближаемся к цели, и они держались в готовности. Казби Эбитт, большую часть времени молчавший, остановился около Лусинды.

— Вы не волнуйтесь, мисс. Довезем вас в целости и до Штатов, и куда еще захотите, и все, вам принадлежащее, — тоже. — Обвел окружающих взглядом. — Говорю от имени каждого здесь.

— Так оно и есть, в точку, — подтвердил Дегори Кембл.

— Вступаем в страну индейцев, — сказал Айзек Хит, — их будет много, нас — пригоршня. Боб, надеюсь, ты не поторопишься спускать курок и не станешь провоцировать неприятностей. Я помню, как ты относишься к индейцам.

— Дурак я, что ли? Никого провоцировать я не собираюсь, а вот ежели какой индеец перебежит мне дорогу, спеша в Места Счастливой Охоты, могу и помочь.

— Мы все спешим туда, — мягко заметил я. — Человек рождается на обочине смертного пути. Могила не так уж важна и неизбежна. Важно путешествие, и что делаешь во время него. Не успех либо неудача, но живешь ли достойно, гордо и с честью, чтобы умереть окруженным уважением.

— Не зря его зовут Профессором, — сухо прокомментировал Кембл.

Стоявший у огня Хорхе Улибарри подал голос:

— Мне думается, они нас ждут.

— Сидят в засаде? — оглянулся на него Кембл.

— Нет, пока нет. Я думаю, они знают кое-что о том, где золото, но недостаточно. Поэтому околачиваются поодаль, дожидаясь, когда мы его найдем, а тогда придут и отберут.

— Резонно, — заговорил Боб Сэнди. — Парень, хочешь оставаться со мной, когда все это кончится, — добро пожаловать.

— Спасибо. Мне надо присмотреть, чтобы сеньорита добралась в безопасное место. Мне оказали доверие. — Он опустил взгляд. — Мне мало кто верил. Сеньор Фолви — да. — Сконфуженно посмотрел на нас. — Не знаю, я человек чести или нет, но таким он считал меня, и таким я должен быть — в данном случае, по крайней мере.

— Как я уже сказал, — отозвался Сэнди, — приезжай когда угодно. Мое предложение будет оставаться в силе.

Закрапал дождь. Ветер хлестнул по траве и кронам деревьев.

— Промокнем, как пить дать. Можем с тем же успехом отсыревать по дороге, как и сидя на месте. — Эбитт поднялся на ноги, отдирая с палочки остаток бизоньего мяса.

Мы затушили костер, предоставив управиться с последними угольями дождю. Я подошел к коню и ладонью отер седло от воды, затем поставил ногу в стремя и взметнулся в седло. Сели на лошадей и другие, но медлили, чтобы подъехали Толли и Шанаган.

— Догонят, — произнес Сэнди. — Двинулись лучше.

Путь шел по лощине вверх меж низких, поросших травой холмов. Впереди лежала изрезанная местность, направо вдали простиралась безбрежная равнина, плавно уходящая к скрытому туманом горизонту. Гигантские кучевые облака вздымались на огромную высоту; беспорядочные синие массы, казалось, плывут и волнуются. Из плоских оснований в землю били молнии.

Капли дождя опять разбивались о нас, но мы продолжали путь, чувствуя, как крупные брызги резко шлепают о плащи, держа ружья укрытыми из опасения, что порох пропитается влагой. Все мы помнили о тех, кто следует за нами, и каждый про себя оценивал риск — группы и свой собственный.

Лощина сузилась; склоны по бокам стали крутыми, с кучками кустарника и деревьев, корявые от вылезающих камней. По дну мимо нас побежала струйка воды, расширилась, взбухла. Где-то впереди нас дождь лил как следует, а лощина сжалась в узкую щель. Дегори Кембл остановил лошадь.

— Давайте-ка поищем отсюда выход. Хлынет вода, унесет и поминай как звали.

Мой конь продолжал идти.

— Вроде что-то видать, — заметил я. — Там, за тем валуном.

Нечто похожее на тропку поднималось на уступ, затем изгибалось к кромке оврага.

— Будем там торчать, как торчки, — засомневался Кембл.

— Лучше торчать, чем тонуть, — мрачно высказался Эбитт. — Попробуем, что ли.