— Начальство просит… Это серьезно.

— Короче, договорились?

Илья вздохнул:

— Деньги не пахнут, сказал император Тит Флавий Веспасиан, вводя налог на отхожие места…

— Иди, иди! Хфилософ.

… Когда заместитель очистил кабинет от своего присутствия, шеф неподвижно сидел минуту-другую. Потом ожесточенно наполнил рюмку, пролив половину. Разбавлять не стал. Выпил — одним глотком.

— Глюконат… — с отвращением сказал он. — Глюки… Достали…

Посмотрел на фотографию Марины и добавил:

— У каждого — свой глюконат, дурища ты трахнутая…

…В белом халате (идеально чистом!) главврач выглядел столь же солидно, что и в уличной одежде. При галстуке; под халатом — темная шелковая рубашка. Всё те же очки в металлической оправе. Он не заставил себя долго ждать, пока переодевался в своем кабинете (Марина оставалась в коридоре). Вышел — и произнес бархатным голосом гипнотизера:

— Терпение у вас редкостное, дорогой мой человек. Я бы на вашем месте давно повышибал все стекла. Или головы бы всем пооткусывал.

На секунду Марина остолбенела. Это шутка?

В глазах главврача стояла вселенская скорбь. Очень выразительные у него были глаза, очень цепляющие… Он сморгнул. Краешки губ его дрогнули.

— Не обращайте внимания… Мариночка. После морга непросто переключиться на общение с живыми. Все живые вокруг кажутся ненастоящими, экспонатами из анатомички. Казалось бы, столько лет врачую, должен бы привыкнуть…

— Федор Сергеич! — позвал пациент с фамилией Вечный. — Какие еще будут распоряжения?

— Ступай с миром. Спасибо, что сохранил для меня очаровательную гостью… Прошу за мной, — кивнул он Марине и пошел к лифтам.

Она пристроилась рядом и сказала:

— Меня тоже иногда одолевает чувство, что вокруг одни мертвецы.

— Чувство — это хорошо… Любое чувство — здоровое, даже если это боль, страх… или ненависть…

— Вы вправду были в морге? Я думала, ваша заместительница ляпнула первое, что в голову пришло, лишь бы от меня отвязаться.

— Простите… — обернулся к ней Федор Сергеевич. — Что вы сказали?

Они постояли, глядя друг на друга. Марина прервала неуклюжую паузу.

— Я говорю: вы что, были в морге?

— А кто из нас там не был… если не по эту, так по ту сторону жизни… вы не хотите сменить тему?

Он говорил медленно и тихо, как будто от каждого произнесенного вслух слова зависело нечто важное. И глаза… печаль уходила из его глаз, сменяясь пугающим лихорадочным блеском.

Что за странный мужик, подумала Марина. Похоже, здесь собрались только шизики — от пациентов до врачей. Пациенты, слава Богу, попадаются «сохранные»… а врачи?

Наваждение, сразившее Марину при появлении главврача, бесследно сгинуло — почти сразу же. Тогда, в первое мгновение, господин Конов поразительным образом напомнил ей того студента с филфака, который… (Нет! Не думать, не вспоминать!)… в точности, как это было со вчерашним бедолагой, подстреленным снайпером… чушь, конечно! Даже если снять с главврача очки и омолодить лет на десять… да и то — лишь обладая больной фантазией… очень больной…

— Я с удовольствием сменю тему, — сказала Марина не без иронии. — Например, можно поговорить о ЧП, которое, заметьте, случилось вне территории больницы, но к которому больница имеет прямое отношение.

Сели в грузовой лифт и поехали вниз. Федор Сергеевич привычным движением достал из кармана халата «психоручку», держа ее наготове.

— Вы о том, что санитары у нас — садисты и насильники? — спокойно откликнулся он. — Да, попадаются всякие. Того психопата, любителя полакомиться ушами, о подвигах которого вы, судя по вопросу, уже наслышаны, я в свое время перевел в «трудотерапию» из отделения геронтопсихиатрии. А там, было дело, он по вечерам уводил пожилых женщин в процедурную, доставал из штанов свое мужское хозяйство и заставлял делать себе генитальный массаж. А до геронтопсихиатрии он работал в простой психиатрии, где откусил нос одному пациенту — тот случайно задел его шваброй, когда мыл пол в коридоре. Мало того, что травма серьезная, так у несчастного состояние обострилось — появился бред, связанный с мотивами из повести Гоголя «Нос»… Теперь-то, после вчерашнего, этого санитара придется уволить… к сожалению. И зря вы на меня так смотрите… Мариночка… вы попробуйте найти других! Нормальный персонал бежит табунами — от такой зарплаты и такой работы. Был у нас еще случай… санитар из паталого-анатомического отделения изуродовал труп пожарным топориком — ему показалось, что умерший на него не так посмотрел… вот его пришлось уволить сразу… хотя, он все равно потом к нам же и попал — в качестве пациента…

Марина не следила за дорогой. Интерьеры этого заведения давили — и на психику, и на тело, — хотелось сжаться, стать маленькой, незаметной.

— …А я, знаете ли, даже рад, что младший медперсонал уходит, — говорил главврач. — Когда не останется ни одного санитара, ни одной нянечки, — они там зашевелятся, — он ткнул пальцем вверх. — Вот поднимут зарплату нянечкам, тогда придется и врачам больше платить. Не может же санитар получать больше зав. отделением?.. Но, я подозреваю, все эти подробности вам не слишком интересны. Вы ведь за другим сюда пришли… не так ли?

— К кому мы идем, Федор Сергеевич? — быстро спросила Марина.

— Вы ждете чего-то необычного?

— Ну, мне намекали…

— Уверяю вас, с клинической точки зрения — случай заурядный.

— Ничего себе, «заурядный»…

— Заурядный, заурядный. Паранойяльный синдром. Интерпретативный бред, он же бред толкования — великолепно систематизированный, тесно связанный по фабуле с содержанием сверхценного бреда. Политематический, с галлюцинозом…Видите ли, пациент вообразил, что гимназия, в которой он учительствовал, — это частица Рая, вокруг которой кружат демоны и ведьмы. Он взял на себя труд защищать свою территорию, убивая нечисть, и освобождать души детей, сожранные тварями. А сейчас он уверен, что проиграл битву и попал в Ад…

— Подождите, подождите, — перебила Марина психиатра. — Не далее, как вчера, я слышала что-то подобное от одного человека — про кусочек Рая, про ангелов… он взял в заложники свою семью, и его застрелили. Это что, действительно так обычно — убивать во имя Рая… или, там, Ада?

Собеседник некоторое время шагал молча, кивая каким-то своим мыслям. Наконец соизволил ответить:

— Ну да, ну да… убивать. Вы правы, это не вполне обычно… Религиозный бред, мой друг, встречается настолько часто, что церковь… все основные концессии… я думаю, давно должны ощущать тревогу. Что касается нашего частного случая, то диагноз серьезно отягощен. Пациент подвержен сумеречным состояниям — с аффектом страха и злобы. Вдобавок ко всему — у него гомицидомания, то есть болезненное влечение к убийству. Вот такой нюанс.

— А что же дети? Я слышала, он кружок вел…

— Не кружок, а психологические тренинги. Якобы тренинги. Всестороннее, понимаешь, развитие личности. Советы ученикам давал, как жить надо… проповедник… юродивый с окровавленной пилой в портфеле… собственно, мы пришли.

Главврач остановился возле двери с табличкой: «НАБЛЮДАТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ» и позвонил в звонок.

На стене рядом хорошо была видна процарапанная надпись, которую тщетно пытались заштукатурить и закрасить:

«Оставь надежду всяк сюда входящий».

Жутковатого вида медсестра поливала цветочки в горшках; была она крутоплечая, широкая, под метр девяносто. Морда увесистая, как кирпич. За сестринским постом расположились два «шкафчика» в милицейской форме — эти азартно резались в нарды. (Любопытно, какого формата здесь санитары, мельком усмехнулась Марина.) Милиционеры, покосившись на главврача, нехотя встали.

— Лидуся, как обстановочка? — бросил тот на ходу.

— Пятый что-то беспокойный, — повернулась медсестра.

— Пятый? Это ваш, — сказал доктор Марине. — Где Валентина Степановна?