— Что происходит за пределами планеты, остается за пределами планеты, верно, сэр? Вы же знаете, мы все время от времени баловались маленькими «экзотическими фруктами».

— Райкал, — рычу я, послав ему мрачный взгляд. Он опускает голову, соглашаясь. — Любой инцидент в твою смену повлечет за собой наряд на следующие пять орбит.

— Понял. — Он отходит, когда я направляюсь к нашему крейсеру. Я перемещаюсь по тускло освещенному помещению, обходя стеллажи с боеприпасами и оружием, пока не добираюсь до медицинского отсека.

Целитель первого дивизиона сидит перед голографическим дисплеем, листая данные. Когда вхожу, она смотрит на меня, поднимая элегантную сиреневую бровь.

— Снова головные боли, генерал?

— Зайара. — Я опускаюсь на смотровое кресло, позволяя моей экзоброне отступить, оставляя торс голым. — Было хуже, чем обычно. Мне нужно, чтобы ты взглянула.

— Вы, наконец-то, позволяете мне осмотреть вас. Знаете, вы должны были прийти раньше. — Зайара закатывает глаза. — Мужчины. Вы всегда думаете, что если игнорировать проблему, она исчезнет.

Её тонкие руки прикрепляют провода и мониторы на мои руки и торс, и она поднимает маленький голографический экран. На дисплее мерцают числа и диаграммы. Для меня это непонятные медицинские данные. Я в них не разбираюсь.

Зайара хмурится.

— Что происходит? — Я с нетерпением изучаю её реакцию. Но Зайара молчит. Будь мы на поле битвы или попадем в метеоритный дождь, ничто не удивит эту женщину.

Именно поэтому её выбрали в качестве медика пресловутого Первого дивизиона.

Она протягивает руку и нажимает чувствительную точку на моем виске, чуть выше линии роста волос. Я вздрагиваю. Мне неожиданно становится больно.

— Ваши рога регенерируют, — сухо говорит она. Зайара достает фонарик из-за пояса и светит в мои глаза. Я снова вздрагиваю.

— Предупреждай в следующий раз, — рычу я. Я всегда был чувствителен к свету. Вот почему я так хорошо вижу в темноте.

Зайара критически осматривает меня.

— Вы более светочувствительны, чем обычно. Добавьте к этому быструю регенерацию, раздражительность и головные боли. — Она начинает отцеплять меня от аппаратуры с задумчивым выражением лица. Я теряю терпение.

— Выкладывай, док.

— Вам нужна пара.

— Что?

Зайара пожимает плечами.

— Брачная лихорадка. Такое случается с некоторыми из наших мужчин. Уровень гормонов повышается, возбуждение возрастает, и вы находитесь в состоянии постоянной раздражительности.

— И что случится, если я не спарюсь?

— Симптомы станут более серьезными. Головные боли будут усиливаться, и вы превратитесь в сварливого ублюдка, извините за выражение, сэр. Это хорошо для боевых ситуаций, потому что любое высвобождение агрессии ослабит эффект. Но плохо, скажем, для долгой поездки домой при постоянном нахождении на корабле.

— Нет никаких шансов на это, — слишком быстро произношу я. — Есть другой способ вылечиться?

— Это не болезнь, генерал. Это природа. Заметьте, это случается не со всеми самцами нашего вида. А с более, ах, доминирующими.

— Вы можете дать мне лекарство, которое заставит пройти лихорадку?

— Обычно я могу вколоть низкую дозу успокоительного. Это уменьшит симптомы, но не избавит от них. А в вашем случае успокоительное не поможет. Так что единственное решение — найти пару.

— Твою мать. — Я спрыгиваю со смотрового кресла, возвращая на место свою броню. Наниты бегают по моему телу, образуя непроницаемый экзоскелет. Броня является продолжением моей воли, формируется за счет отдачи мысленных команд, чему нужно учиться годами.

И что я должен делать, застряв на другом конце девяти галактик, далеко от родной планеты, а медик советует мне найти пару?

Следовать примеру Райкала и взять человека?

И что мне делать, когда вернусь на Китию? Я всегда думал, что большинство кордолианских женщин чувствительные, избалованные, за исключением присутствующей. Они не подходят для закаленного в боях солдата. Но вот что происходит, когда их так мало. Мы их опекаем.

И отправляемся к другой планете, чтобы сражаться с расами, которые угрожают нашему выживанию.

Зайара странно на меня смотрит. Как будто обеспокоена. Я поднимаюсь и на выходе подбираю свое оружие, когда тупая боль снова пульсирует в голове.

— Если кто-нибудь спросит, я охочусь на ксарджеков.

Чувствую внезапное желание кого-нибудь убить. Я возвращаюсь к куполу с растениями. Где одна сумасшедшая женщина взбирается под самый свод, не заботясь о своей безопасности.

Все мои солдаты на охоте, а я обещал ей охрану.

Не знаю, почему чувствую необходимость её охранять. Если она хочет ослушаться приказа и погибнуть, то это не моя проблема.

Но было что-то странно благородное в её настойчивости выполнить свой долг даже перед лицом опасности. Было что-то неотразимое в том, как она карабкалась по лестнице вверх, не боясь головокружительных высот.

Без страха.

Как по-кордолиански.

И в куполе с растениями я кое-что понял. Пьянящий запах, который уловил в коридоре, исходил не от растений и деревьев, а от женщины.

Под грязью и бесформенной одеждой человек странно привлекательна. Некоторые кордолианцы могут счесть её уродливой. Она не похожа на статную кордолианскую красавицу, но в ней есть что-то бесспорно женственное. У нее тонкие черты лица и бледная, безупречная кожа. Её глаза меняют цвет от сияющего коричневого до зеленого в зависимости от угла света.

И её запах, кажется, уменьшает мою головную боль.

Было бы обидно, если бы ксарджеки убили такое экзотическое, упрямое существо.

Полагаю, охранник — я. У меня есть свои эгоистичные причины. Я хочу увидеть её и узнать, является ли произведенный ею эффект моим воображением.

Вожделеть человека, низший вид? Невозможно.

Так почему меня тянет обратно в сад?

Пытаюсь объяснить себе логически. Ксарджеки любят влажные, заросшие среды обитания, что делает установку жизнеобеспечения идеальной средой для роста и размножения личинок.

Если ксарждеки там, я должен добраться туда быстрее, чем они успеют навредить женщине. До сих пор человек-ученая показывала мне, что она обладала мужеством, выполняя свой долг любой ценой. Она может странно выглядеть и слишком много говорить, но она храбрая.

Но против ксарджеков, даже которые находятся на стадии взросления, у нее нет шансов. Сомневаюсь, что она когда-либо держала в руках оружие.

Люди такие хрупкие. Их упорство в желании жить в этой отдаленной части вселенной поражает.

* * * * *

Эбби

Я доедаю последний кусочек своего драгоценного шоколада, медленно смакуя, пока он тает во рту. Затем беру перчатки и очки и забираюсь наверх. Панель управления показывает, что ещё два блока кислородных фильтров нуждаются в очистке.

Поднимаюсь по узкой лестнице и, к тому времени как добираюсь до вершины, тяжело дышу. Солнце почти село, отбрасывая тени сквозь растительность.

Поскольку наша орбита находится дальше от солнца, чем земная, у нас нарушен дневной цикл. Полагаю, сейчас на Земле день.

Я вглядываюсь в купол в поисках признаков движения. Но ничего не вижу сквозь густые кроны деревьев. Кордолианец, известный только как «генерал», сказал, что пошлет охранника.

Мне не нравится, что какой-то военный будет наблюдать за каждым моим шагом из-под деревьев.

Немного жутковато.

И защищать меня от чего? Раздражающий пришелец ничего мне не сказал. Что может быть опаснее самих кордолианцев? Я всё ещё немного потрясена, что они не пытались захватить нас и куда-нибудь отправить.

Я слышала по новостям, что эти ребята относятся к девяти галактикам как к своей личной игровой площадке.

Как ни странно, наши одетые в черное захватчики ещё не поработили нас.

Возможно, мы действительно не настолько важны. Возможно, с нас нечего взять.

Я перелезаю через перила, ступая на узкий металлический мост, который тянется по всей длине кислородной установки. Он скрипит и качается, но я восстанавливаю равновесие. Я не беспокоюсь. Я знаю эти проходы как свои пять пальцев и твердо стою на ногах.

Надеваю очки и перчатки и нахожу шланг, снимаю ведро и щетку с маленького крючка.

Затем приступаю к работе. Физические нагрузки — хорошо. Они помогают отвлечься от мыслей, тревожных мыслей, которые касаются сварливого инопланетного генерала, действующего так, словно он владеет этим местом.

Я решаю, что не люблю кордолианцев.

Тем не менее Джия была права. У них есть, эм, определенный магнетизм. Стоя перед генералом, я заметила несколько вещей.

Черты его лица эффектны: сильные и изящные, совершенно инопланетные и в то же время такие знакомые.

Его размеры впечатляли, и я была ошеломлена его пугающей силой. Он худощав и мускулист, я бы не прочь посмотреть, что находилось под бесшовной черной броней.

Его глаза были кроваво-красными, а взгляд — пронзительный.

Дерьмо. Не думай об этом, Эбби. Не могу поверить, что фантазирую о кордолианце. Стоит себе напомнить, что он жестокий убийца, завоеватель и ему плевать на слабых людей.

Когда сильно тру засохший участок грязи, слышу слабый стук.

Оглядываюсь, но ничего не вижу. Не могу определить, откуда он исходит.

Он повторяется, на этот раз громче. Я смотрю сквозь частички металла и стекла на поверхность внешнего купола.

Вот откуда исходит звук.

Снова повторяется. Настойчивее.

Что за черт? Подхожу ближе, пытаясь определить источник.

Кажется, он исходит снаружи купола. Но это невозможно. Ничто не может выжить в глубоком космосе. Не без установки жизнеобеспечения.

Может, звуки издает заблокированная водопроводная труба? Пожалуйста, пусть это будет она.

Постукивание стало медленнее, ритмичнее, систематичнее. Сильнее. Громче.

Я всматриваюсь в толстое непроницаемое стекло внешнего купола. Оно треснуло. Я замираю на месте.