Перед судом

Приумолкла тюрьма,
Всюду тишь и покой…
И царит над землёй
Полусвет, полутьма.
Что-то мрачно глядит
Нынче келья моя…
Хоть послушаю я,
Громко ль сердце стучит…
Чу!.. За дверью идут,
Слышен говор людей…
Близок час, – поведут
Нас на суд палачей.
Но ни просьб, ни мольбы
И в последний наш час
Наши судьи-рабы
Не услышат от нас!..
Пусть уныла тюрьма,
Пусть повсюду покой,
Пусть царит над землёй
Полусвет, полутьма,
Но и в этой глуши,
Где так долги года,
Нашей вольной души
Не сломить никогда!
Чу! в тиши гробовой
Снова слышны шаги,
Приходите ж за мной
Вы скорее, враги!..[9]
18 октября 1877

Цепи

Скованы цепи…
Кто же их будет носить?
Взятый ли в степи
Беглый, уставший бродить?
Вор ли, грабитель,
Схваченный ночью глухой?
Или служитель
Братства идеи святой?[10]
1878

Борьба

Могучее слово
Во мгле прозябанья
Свет истины новей
Приносит в сознанье
Немого раба.
По гордую силу,
И твёрдую волю,
И мощь – до могилы
Не падать в неволе —
Даёт лишь борьба.
Пред грозной борьбою
За свет бесконечный
Над дольней землёю
Царящее вечно
Насилье бежит.
Лишь в битве с врагами,
В годины невзгоды,
Великое знамя
Вселенской свободы
Народ водрузит.
1879

Ночью

Всё тихо. Небесных светил мириады
Мерцают в лазурной дали.
Широкою тенью легли
По Волге прибрежных обрывов громады…
В равнинах и звери, и птицы, и гады
Умолкли и в норы ушли.
О, как хорошо средь природы живётся!
Тепло и спокойно везде…
Всё спит на земле и в воде…
Лишь только на мельнице шум раздаётся
И грустная песня от барки несётся
О горе, о вечном труде…
За рощею видны фабричные своды
Да окна трактира блестят.
И в сердце вливается яд:
«Одни только пасынки вольной природы,
Не ведая счастья, не зная свободы,
Одни только люди не спят!..»
О люди! Среди бесконечного мира,
Где нет ни рабов, ни царей,
В тиши этих чудных ночей,
Вы – чуждые гости средь чуждого пира…
Вселенная – царство свободы и мира,
А вы – достоянье цепей…[11]
1879
Милый друг, безумно смелый,
Честный и живой,
Быстро время пролетело
Наших встреч с тобой!
Если я к тебе, бывало,
Мрачный приходил
И, подавленный, усталый,
С грустью говорил
О тоске невыносимой,
Что людей гнетёт
В этой жизни нестерпимой
Горя и невзгод, —
Ты рассеянно молчала,
Слушая меня,
И скучала, и зевала,
Сон едва гоня.
Но когда в порыве новом
Речь я заводил
О борьбе с врагом суровым
До последних сил,
Снова клялся за свободу
Душу положить
И врагам за все невзгоды
Братьев отомстить, —
Все черты твои светлели, —
Нет следа тоски!
И глаза твои горели
Словно огоньки…[12]
1879

Тайное собрание

Написано совместно с Д. К.

Уж как в Третьем отделенья,
По царёву повеленью,
Храбрый Дрентельн-генерал
Всех жандармов собирал.
Чтоб царю служили смело,
Наливал по рюмке целой,
По полтиннику дарил,
«Эй, ребята! – говорил. —
Подозрительные лица
10 Появилися в столице,
И бунтуют, и мутят,
И царя убить хотят!
Уж вы, синие мундиры!
Обыщите все квартиры.
Мной на то дана вам власть —
Знай тащи, ребята, в часть!
Если где сопротивленье —
В зубы бей без рассужденья.
Сам, мол, Дрентельн-генерал
20 Отвечает за скандал!»
Но, исполнены печали,
Голубые отвечали:
«Ах, отец ты наш родной,
Предводитель удалой!
Показали бы примерно,
Как тебе мы служим верно,
Да сумнительно, вишь, тут —
Сохрани господь – убьют!»
На такое заявленье
30 Молвил Дрентельн без смущенья:
«Стой, ребята, не страшись!
Вот перцовка – подкрепись!
Дам на каждого две роты
Государевой пехоты,
Казаков прибавлю взвод —
Знай подталкивай вперёд!..
Всем отрядом, душ хоть в триста,
Двиньтесь вы на нигилиста,
Навалитесь на него —
40 И не пикнет ничего!»
Тут жандармы ободрились,
Усмехнулись, поклонились,
И ответил бодро всяк:
«Ладно будет, коли так!
Уж послужим мы престолу,
Уничтожим мы крамолу,
И всем недругам твоим
В кровь мы зубы раздробим!»
И пошли у нас в столице
50 Рыскать синих вереницы;
Хочет доблестная рать
Целый Питер обыскать![13]
1879

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: