– Да что же этот мерзавец делает, это же некромания в чистом виде! Он же Лукаса насухо выкачает!

Кинби ухватил дока за воротник, дернул к себе:

– Стоять, док. Придите в себя, шагом марш к группе Мак-Марта, чтоб завтра все были бодры и веселы!

– Но! Кинби, это же убийство. Он же умрет после такого!

– Марш выполнять приказ! – шепотом рявкнул Кинби в белое лицо.

Венгеров вздрогнул, отшатнулся и побрел в сторону палаток, где металась в кошмарах вернувшаяся группа.

А Кинби стоял и смотрел, как пульсирует зеленоватый свет и слушал страшные тонкие крики сержанта первого класса Лукаса Сантора.

Венгеров больше не подходил, зато пришлось скручивать Дэмьена – манта-один отряда, рвавшегося к палатке что-то злобно бормоча себе под нос.

В какой-то момент Кинби всерьез испугался – Дэмьен обладал редкими мант-способностями и мог походя изувечить штабную дрянь.

Пришлось коротко ткнуть его кулаком в солнечное сплетение а, когда мант согнулся, зажать его голову под мышкой и держать, пока бедолага не начал задыхаясь, хрипеть.

Через час свет погас, крики смолкли. Реннингтон деловитым шагом вышел из палатки, кивнул штурмовикам. Те молниеносно окружили его, и группа, ощетинившись стволами, двинулась к краю поляны.

Широко шагая к ним шел от палаток док Венгеров.

– Мразь! Ты же убил его, мразь! – Венгеров орал, показывая рукой в сторону палатки с небрежно отброшенным пологом.

– Ты понимаешь, что убил своего, подонок? – док был уже рядом с группой.

Один из штурмовиков небрежно мазнул его прикладом по лицу и док, отлетев, неподвижно растянулся на мокрой траве.

Реннингтон стремительно развернулся к подлетевшему Кинби, наставил короткий толстый палец:

– Ты – быстро убрал отсюда этого истерика и убрался сам. Приказ ты видел. Информацию я получил. Все. Остальное никого не волнует. Теперь – вон.

Он выплевывал слова с холодным презрением и Кинби понял – этого надо убивать. Но не сейчас.

Сейчас нельзя.

Когда они с Венгеровым вошли в палатку, Лукас уже не дышал. На лице мертвого сержанта застыло выражение невыносимого ужаса.

– Зачем я тебе понадобился, Реннингтон? – устало спросил Кинби.

Шеф Девятой комнаты вернулся за стол, плюхнулся в кресло и с удовольствием запыхтел трубкой, заполняя тяжелым ароматным дымом небольшую комнату.

– Мне нужна приманка. И ищейка. А еще – болван, которого я подставлю и который будет везде маячить, задавать идиотские вопросы, а также бить морды, изображая праведное негодование.

– Достойно, – кивнул Кинби, – Позволь угадать. Все эти роли отводятся мне?

– Конечно, тебе, – улыбнулся Реннингтон.

– А почему мне попросту не вырвать тебе горло? – задумчиво сказал Кинби.

Реннингтон жестко ухмыльнулся и почти прошептал, перегнувшись через стол:

– А потому, что тебя-то убьют быстро. А вот Марту и Юринэ я буду убивать очень и очень медленно. Понимаешь?

– Почему я?

– А ты уже влез в комбинацию с головой, – пожал плечами Реннингтон.

– Хорошо. Насчет болвана и приманки понятно. Для чего тебе нужна ищейка?

– Скорее всего, тебя убьют раньше, чем ты сможешь узнать что-то стоящее, – с брезгливым сожалением посмотрел на Кинби Реннингтон, – Хотя… Иногда чудеса случаются.

– Если такое чудо произойдет, – продолжил он, раскуривая погасшую трубку, – то ты должен узнать все о предмете, попавшем недавно в Дом Тысячи Порогов. Ты уже наверняка понял, что этот предмет хотела продать та идиотка, для розыска которой тебя наняли. Мне нужно знать, что это за предмет и у кого именно он находится.

– Скажи, а девчонку и подельника ее, ты убил? – спросил Кинби.

– Нет. Не я. Кто убил – не знаю. Но то, как их убили, мне сильно не нравится, – выделяя голосом «как», ответил Реннингтон.

Отчего-то Кинби ему совсем не поверил.

– Какие гарантии того, что ты оставишь в покое моих людей, когда все закончится?

Мант снова улыбнулся. Почти добродушно. Так могла бы улыбаться сытая акула. Вот, только акулы всегда голодны.

– Поверь – когда все закончится, они мне будут неинтересны.

Реннингтон щелкнул пальцами, дверь открылась. Возникший в дверном проеме Вуралос вопросительно глянул на своего шефа, после чего жестом приказал детективу выходить. Надо было понимать, аудиенция закончена.

В дверях Кинби обернулся, и посмотрел на на шефа Девятой комнаты:

– Скажи, а ты никогда не думал, что тебя могут убить?

– Думал, конечно, – пожал плечами тот, – Но я утешаюсь тем, что приношу пользу нашему Городу.

– Ну-ну, – усмехнулся вампир и вышел.

Кинби устал. Последние силы ушли на то, чтобы, добраться до ближайшего астралота и связаться с госпиталем Сестер-лекарей, после того, как Вуралос высадил его в цетре города. Юринэ, как объяснил Кинби очень спокойный женский голос, спала, и будить ее было нельзя, но она вне опасности, рана болезненная, однако серьезной угрозы жизни и здоровью не представляет.

Попробовал связаться с Мартой, но дежурный сказал, что она у начальства, и вообще, тут все стоят на ушах. Расплатившись с астралотом, Кинби вышел на улицу.

Вечерело. Деловитая дневная толпа сменялась вечерней – тоже деловитой, но уже по-другому. Эта была неоднородной, здесь каждый искал чего-то своего, маршруты были более хаотичными, глаза горели в предвкушении развлечений – законных и не очень, черные и серые костюмы растворялись в круговоротах кричащих рубашек и широких, переливающихся в темноте оттенками красного и синего, брюк.

В квартиру Кинби буквально ввалился. Его мутило, в глазах плыли черные кляксы.

Со злости запустив шлем в стену, прошел на кухню, зубами разорвал пакет с кровью, долго, жадно пил, не обращая внимание, на текущую по подбородку холодную вязкую жидкость.

Опустошив пакет, небрежно бросил его в раковину, тыльной стороной ладони утер рот. Подтянул ногой табуретку, сел и закурил.

Докурив, отправил окурок в пепельницу и, на ходу сдирая одежду, отправился в душ.

После с маниакальной тщательностью подбирал костюм, галстук, сорочку, ботинки. Мерил шляпы и отбрасывал одну за другой, старательно не обращая внимания, как прыгают губы и мелко трясутся руки.

Наконец подобрал неброскую серую шляпу с черной лентой на тулье, долго смотрелся в зеркало, поправляя узел галстука. Руки, вроде бы, дрожать перестали.

Заперев дверь, Кинби вышел на улицу и бесцельно побрел прочь. Сообразил он, что идет к «Фиолетовому осьминогу» только когда заметил знакомую вывеску.

Зал был полон едва на треть. Из Управления не было никого, но это Кинби не удивило – смерть Шесински и последние убийства добавили дел, и без того загруженной сверх всякой меры, полиции города.

Кивнув Жорнусу, прошел к своему любимому столику. Закрыл глаза, с наслаждением откинувшись на спинку стула. Почувствовав вопросительное присутствие Николя, сказал, не открывая глаз:

– Пива. Темного. Много.

Николя бесшумно удалился.

Бармен хорошо представлял, что такое «много темного пива», так что, через пару минут, Кинби, как дрогнула столешница. Открыв глаза, увидел перед собой высокий, полный густого темного пива, стеклянный цилиндр на стальной треноге. В нижнюю часть цилиндра был врезан кран.

Рядом стояла оловянная пивная кружка с резной крышкой.

Удовлетворенно выдохнув, Кинби наполнил кружку, отсалютовал Николя, протиравшему и без того блестевшую барную стойку, и сделал первый долгий глоток.

На сцене появился Ларс, кивнул знакомым в зале и заиграл Broken Wing Чета Бейкера. Мелодию эту Кинби любил, под нее хорошо думалось. Полные легкой грусти звуки отгораживали от остального мира и казалось, что он сам, столик, маленькая лампа на столе – все это находится в прозрачном стеклянном шаре, существующем до тех пор, пока звучит музыка.