– По-моему, его народу кажется, будто мы, Союз, их предали. Начали помогать им, потом вдруг бросаем их на сорок пять лет, не общаемся с ними, не приглашаем больше к себе, говорим им, чтобы они надеялись только на себя. И вина тут только моя, хотя они этого не знают. С какой стати, коли на то пошло, должны они быть со мной любезны? Думаю, что в контакт с врагом они еще не вошли. Но если они и продадут ему корабль, это все равно ничего не изменит. Врагу от него пользы будет даже меньше, чем мне.

Роканнон стоял, ссутулившись, и смотрел вниз, на искрящуюся реку.

– Роканнон, – сказал Могиен, впервые называя его просто по имени, как родственника, – недалеко от этого леса, в неприступном замке Кьюдор, живут мои двоюродные братья, у них тридцать воинов ангья и три деревни «среднерослых». Они помогут нам наказать «людей глины» за их дерзость...

– Нет, – твердо сказал Роканнон. – Понаблюдать за «людьми глины» стоит, это ты своему народу скажи; действительно, враг может подкупить гдема. Но ради меня ни один обычай не будет нарушен и не начнется ни одна война. Это было бы бессмысленно. В такие времена, как сейчас, Могиен, судьба одного человека не имеет значения.

– Если она не имеет значения, – спросил Могиен и поглядел в небо, – то что имеет?

– Повелители, – прервал их стройный молодой ольгьо Яхан, – кто-то прячется за деревьями на том берегу.

И он показал на цветное пятно, появившееся и исчезнувшее за темными хвойными деревьями.

– Фииа! – воскликнул Могиен. – Посмотри на коней, – сказал он Роканнону.

Все четверо больших животных, навострив уши, уставились на деревья на том берегу реки.

– Повелитель Халлана приходит к фииа только с дружбой! – прозвенел над широкой, мелкой, но громко журчащей рекой голос Могиена.

И почти сразу же на том берегу, там, где под деревьями смешивались свет и тень, появилась маленькая фигурка. На ней мелькали пятнышки солнечного света, и поэтому она то вспыхивала, то гасла, ее было трудно удержать в поле зрения, и от этого казалось, что фигурка приплясывает. Она начала приближаться, и Роканнону почудилось, будто он идет по поверхности реки – так легко переходил фииа мелкую, просвеченную солнцем реку. Полосатый крылатый конь Роканнона встал и, мягко ступая толстыми ногами с полыми костями внутри, подошел к краю воды. Когда фииа вышел на берег, большое животное наклонило голову, и фииа, подняв руку, почесал пушистые уши. Потом он подошел к четырем путникам.

– Привет Могиену, наследнику Халлана, солнцеволосому, с двумя мечами! – Голос был тоненький и нежный, как у ребенка, и маленьким и легким, как у ребенка, было тело, но совсем не таким, как у ребенка, было лицо. – И тебе привет, гость Халлана, Повелитель Звезд, Скиталец! – и на несколько мгновений странные, большие, светлые глаза задержали взгляд на Роканноне.

– Фииа знают все имена и новости, – сказал Могиен с улыбкой.

Однако маленький человечек в ответ не улыбнулся. Это поразило Роканнона, побывавшего с исследовательской группой, пусть ненадолго, в одной из деревень фииа.

– О Повелитель Звезд, – сказал нежный дрожащий голосок, – кто прилетает в крылатых кораблях и убивает людей?

– Убивает людей? Твоих соплеменников?

– Всю мою деревню, – сказал человечек. – Я пас скот на холмах. Услышал умом, как кричат мои родичи, и пошел в деревню, и они сгорали в огне и кричали. Над деревней были два корабля с вращающимися крыльями. Эти корабли выплевывали огонь. Из всей деревни, кроме меня, нет больше никого, и говорить умом мне теперь не с кем. Где у себя в голове я слышал родичей, теперь только огонь и молчание. Почему такое произошло, Повелители?

Он переводил взгляд с Роканнона на Могиена и обратно. Потом согнулся, как смертельно раненный, присел и съежился.

Могиен стоял над ним, положив руки на рукояти мечей, и его трясло от гнева.

– Клянусь отомстить тем, кто уничтожил фииа! Как такое могло случиться, Роканнон? У фииа нет мечей, нет богатств, нет врагов! Никого не осталось из тех, с кем он говорил умом, никого из его родичей. Один, без соплеменников, фииа не может жить. Когда он остается один, он умирает. Для чего они уничтожили всех его родичей?

– Чтобы показать свою силу, – ответил Роканнон. – Давай возьмем его с собой в Халлан, Могиен.

Высокий властитель Халлана опустился на колени возле маленькой съежившейся фигурки.

– Фииа, наш друг, садись со мной на моего крылатого коня. Я не могу говорить с тобой умом, как ты разговаривал со своими родичами, но и слова, которые говорят вслух, не все пустые.

В молчании сели четверо путников на крылатых коней, фииа – как ребенок, на высокое седло перед Могиеном, и кони снова поднялись в воздух. Им помогал лететь южный ветер с дождем, дувший в спину, и к концу следующего дня Роканнон увидел мраморную лестницу, поднимающуюся по лесистому склону, Мост-над-бездной, соединяющий два зеленых края пропасти, и башни Халлана в лучах долгого заката. Во Дворе Прилетов их сразу окружили жители замка, светловолосая знать и темноволосые слуги, они торопились рассказать новости: Реохан, ближайший к ним замок на востоке, сожжен, и все, кто там жил, сгорели: как понял Роканнон, сделали это, опять с вертолетов, несколько человек с лазерными пистолетами; воины и крестьяне Реохана погибли, не получив даже возможности ответить врагу хотя бы одним ударом меча. Люди в Халлане почти не владели собой от гнева и возмущения, но когда они увидели на крылатом коне, принадлежащем их молодому властителю, также и фииа и узнали, почему он здесь, к их чувствам прибавился еще и страх. Многие жители Халлана, самой северной твердыни ангья, до этого фииа никогда не видели, но все знали сказания об этом народе и знали о древнем запрете причинять ему зло. Нападение, пусть даже сколь угодно кровавое, на какой-нибудь из их собственных, ангья, замков в их представления о мире вполне вписывалось, однако нападение на маленьких фииа для них было святотатством. В них боролись теперь страх и гнев. Вечером того же дня, уже в своей комнате в башне, Роканнон услышал шум внизу, в Зале Пиршеств: это ангья Халлана извергали потоки метафор и метали громы и молнии гипербол, клянясь победить врага. Ангья хвастливы, мстительны, высокомерны, упрямы; у них не было письменности, а в языке отсутствовала форма первого лица для глагола «не мочь». Богов в сказаниях ангья не было, а были только герои.

Внезапно в этот далекий шум ворвался, зазвучав совсем рядом, в комнате, чей-то голос, и рука Роканнона на приемнике, который он настраивал, от неожиданности дернулась. Громкий голос рассказывал о чем-то на неизвестном Роканнону языке. Наконец он нашел частоту врага! Что враг говорил на общегалактическом, было только естественно, если учесть, что на планетах Союза несколько сот тысяч языков, не считая уже занесенных в справочники планет вроде этой, а также еще не обнаруженных. Голос начал называть числа: их Роканнон понимал, потому что они были на языке цивилизации из созвездия Кита, исключительные математически достижения которой, а потому и ее числительные, распространились по всем планетам Союза. Роканнон слушал с напряженным вниманием, но понимал только числа.

Голос исчез так же внезапно, как появился, и из динамиков слышалось теперь лишь шипение атмосферных разрядов.

Роканнон посмотрел в другой конец комнаты, на маленького фииа, который попросил разрешение остаться с ним и молча сидел, скрестив ноги, на полу у окна.

– Это, Кьо, говорил враг, – сказал Роканнон.

Лицо фииа не изменилось.

– Кьо, – спросил Роканнон (по обычаю ангья, обращаясь к отдельным фииа, вместо личных имен употребляли названия деревень, в которых те живут, поскольку было неизвестно даже, есть ли у отдельных фииа свои имена или нет), – Кьо, если бы ты постарался, смог бы ты услышать врагов умом?

В коротких записях, сделанных во время единственного посещения им деревень фииа, Роканнон отметил, что фииа редко отвечают прямо на поставленные вопросы; и ему хорошо запомнилась их скрываемая за улыбкой уклончивость. Однако Кьо, волей судьбы погруженный в чуждую для него стихию звуковой речи, ответил на вопрос Роканнона.