Дед мой проводил лето в Муранове и в последующие годы. Вот еще одна его запись: «Лето 1888 г. С 15 мая по 1 сентября. 210 рублей. Федя, Коля Тютчевы — 60 рублей (в месяц)». Как известно, И. Ф. Тютчев (1846–1909) был очень близок со своим отцом (в частности, подготовил к изданию его сочинения), во многом унаследовал его убеждения, а после его кончины перевез из Петербурга в принадлежавшую его жене усадьбу в подмосковном селе Мураново все вещи, книги, рукописи отца, заложив тем самым основу знаменитого Мурановского музея. И мой дед не только учил внуков поэта, но и «учился» в беседах с И. Ф. Тютчевым и до самой своей кончины посещал Мураново.

Василий Андреевич скончался за четыре года до моего рождения, и к тому же, поскольку он был по своим убеждениям монархистом и патриотом Российской империи, в моей семье старались поменьше говорить о нем. Но в 1946 году я обнаружил среди старинных книг его упомянутую записную книжку и счел необходимым наведаться в Мураново, где застал в живых внука поэта Николая Ивановича и его внучек Софью Ивановну и Екатерину Ивановну. Они прекрасно помнили моего деда и приняли меня очень доброжелательно (вероятно, и потому, что я как бы напомнил им об их юных годах). Позже я еще дважды приезжал к ним и вел разговоры, из которых очень многое почерпнул, притом наиболее важна была не «фактическая» сторона их высказываний, а сам их дух, сама «атмосфера» их сознания и бытия…

Поэзию Тютчева я неплохо знал и до приезда в Мураново, но тогда я как бы соприкоснулся с живой памятью о нем. Правда, Н. И. Тютчев родился через три года после кончины своего деда, но он рос среди людей, которые жили одной жизнью с поэтом (в их числе вторая его жена Эрнестина Федоровна, которая до своей кончины в 1894 году обитала в Муранове). Словом, мои встречи с внуками Тютчева породили совершенно особенное отношение к нему, которое в конце концов побудило меня написать книгу о нем, хотя я и «дозрел» до этого свершения только несколько десятилетий спустя.

Невольно задумываешься о ходе времени. Многие думают, что XIX век — это крайне отдаленная от нас пора, но вот точный подсчет: я приехал в Мураново в 1946 году, через 59 лет после моего деда, но с тех пор прошло уже 54 года — почти столько же… Добавлю к этому, что и сегодня здравствует правнук Тютчева, сын его, знакомой мне, внучки Екатерины Ивановны, — Николай Васильевич Пигарев. Таким образом, нас отделяет от Тютчева всего лишь время его сыновей и внуков; его правнук еще жив… Кстати сказать, мой дед мог бы видеть Тютчева: в год кончины поэта ему исполнилось десять лет.

Как сказано выше, моя книга посвящена главным образом истории XIX века. И я заговорил о своем «соприкосновении» с внуками Тютчева прежде всего для того, чтобы утвердить верное представление об этой истории. Она, в сущности, очень близка к нам: мой дед, не говоря уже о прадеде, был современником Тютчева. И многие факты и проблемы, о которых идет речь в моей книге, имеют вполне «современное» звучание и значение…

Мне могут возразить, что история страны до революции и после нее слишком резко различаются, в частности, в том аспекте, что человеческие семьи, игравшие значительную роль в Российской Империи, после 1917 года если и не подвергались репрессиям, то, уж во всяком случае, были лишены каких-либо привилегий и почестей.

Ф. И. Тютчев, несмотря на свои непростые взаимоотношения с верховной властью (о чем будет рассказано подробно), пользовался благосклонностью со стороны Николая I и в особенности Александра II. В 1865 году император удостоил его чином тайного советника, который являл собой третью, а фактически даже вторую ступень в государственной иерархии, ибо наивысшего чина не имел тогда ни один человек (в 1867 году его удостоился А. М. Горчаков).

Высокое положение Тютчева так или иначе сказалось на судьбе его детей. Его дочери Анна, Екатерина и Дарья были фрейлинами при высочайшем дворе, а сын Иван — гофмейстером (что соответствовало в придворной иерархии чину тайного советника) и членом Государственного совета.

Тот же удел ожидал и внуков — детей Ивана Федоровича Тютчева. Его дочери Софья и Екатерина стали фрейлинами, причем первая была воспитательницей дочерей Николая II Ольги и Татьяны (убитых в 1918 году), а сын Николай — церемониймейстером двора (соответствовало чину статского советника).

Казалось бы, послереволюционная судьба такой семьи должна была оказаться прискорбной или по крайней мере крайне «приниженной». Однако внук Тютчева Николай Иванович, бывший церемониймейстер высочайшего двора, стал заслуженным деятелем искусств РСФСР и кавалером ордена Трудового Красного Знамени;[2] тютчевский правнук Кирилл получил за свою книгу о Суворове (1943) высокое одобрение самого И. В. Сталина (о чем мне в 1946 году не без восторга рассказывала его мать — бывшая фрейлина Екатерина Ивановна), а затем также звание заслуженного деятеля искусств и степень доктора наук; его сестра Ольга была школьной учительницей детей Сталина Василия и Светланы,[3] как бы повторив «миссию» своей тети Софьи Тютчевой, которая воспитывала дочерей Николая II…

Вышеизложенное может показаться чем-то совершенно несообразным и исключительным, но нечто подобное было, например, и в истории моей семьи. Мой дед, В. А. Пузицкий, дослужился до чина действительного статского советника (соответствовало генерал-майору), а один из его сыновей, Сергей (1896–1937), стал советским комкором (то есть генерал-лейтенантом) и кавалером двух орденов боевого Красного Знамени,[4] а другой сын, Владимир (1898–1978), — полковником военно-медицинской службы, начальником Главной поликлиники Военно-воздушных сил СССР и кавалером нескольких орденов.

Этого рода судьбы детей «бывших» — не какие-то раритеты. Так, полковник Генерального штаба императорской России Б. М. Шапошников стал маршалом Советского Союза, а граф А. Н. Толстой — одним из наиболее чтимых советских писателей, лауреатом Сталинских премий, депутатом Верховного Совета СССР, академиком и т. п. Говоря коротко, история сложнее и противоречивее, чем пытаются толковать ее многие нынешние авторы, утверждая, что после 1917 года все, как говорилось, «бывшие» и их дети были лишены всяких прав и возможностей.

Разумеется, Россия в 1917–1937 годах пережила чудовищный революционный катаклизм, однако к концу 1930-х годов она, согласно известному речению, возвращается на круги своя, что выразилось и в судьбе потомков Федора Ивановича Тютчева. Но пора обратиться к его собственной судьбе…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1803-1822

Глава первая

ОВСТУГ

Где мыслил я и чувствовал впервые…
Овстуг, 1849

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (по новому стилю — 5 декабря) 1803 года в селе Овстуг, расположенном у реки Десны, сорока верстами выше города Брянска, входившего тогда в Орловскую губернию. Здесь прошли его детство, отрочество и первые годы юности. Правда, почти каждый год Тютчевы проводили несколько месяцев (обычно зимних) в Москве, которая также сыграла неоценимую роль в становлении поэта, о чем пойдет речь в следующей главе книги. Но все-таки настоящей родиной Тютчева был Овстуг и его окрестности; здесь, сказал позднее поэт, «мыслил я и чувствовал впервые…»

Старший современник Тютчева, исключительно высоко им ценимый Иоганн Вольфганг Гёте, оставил нам знаменитый афоризм: «Тот, кто хочет понять поэта, должен идти в страну поэта». Слово «страна» (немецкое «Land») означает в высказывании Гёте ту «землю», «край», «почву», которая имеет решающее значение в человеческом и творческом становлении поэта. И прежде всего нам надо попытаться более или менее ясно представить себе «страну» Тютчева.

вернуться

2

Стоит добавить, что друг детства и юности Н. И. Тютчева, С. В. Симанский (1877–1970), бывавший на уроках моего деда, в 1913 году стал епископом Алексием, а в 1945 году с одобрения Сталина был избран Патриархом Московским и Всея Руси и за свою деятельность получил четыре ордена Трудового Красного Знамени. В 1949 году я познакомился с ним в Муранове, куда он заехал по дороге в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы навестить старого друга, и, как выяснилось, он помнил моего деда.

вернуться

3

См. об этом, в частности, в воспоминаниях правнука Тютчева, Николая Васильевича Пигарева, опубликованных в книге «Москва Родословная», изданной в Москве в 1998 году.

вернуться

4

Нельзя, конечно, умолчать, что он погиб в терроре 1937 года.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: