Поиск
III
В последний миг она велит гребцам
Перешагнуть с ладьи к другим пловцам,
Чтоб челн другой их мышцы подкрепили
И бегство тех дружнее торопили.
Ей прекословить хочет Христиан;
Но знак надежный девой светлой дан:
Она за все порукой; ускользнуть
Из волн сумеют оба. — «Добрый путь!»
И челн пустился, окрылен подмогой,
Как в небе катится своей дорогой
Звезда падучая. Его врагам
Уж не догнать… К угрюмым берегам
Гребет чета, — а враг не отступает.
Но силе юноши не уступает
Рука девичья. На ладьи длину
Приблизились к местам, где в глубину
Уходят глыб отвесных основанья.
На сто челнов, не боле расстоянья,
За ними недруг. Неприступен брег.
Куда ж они направят свой побег?
И юноша возвел с немым укором
На деву взор, и вопрошает взором;
«На гибель ты, любовь, меня вела?
Гробницей нам — пустынная скала!..»
IV
Из рук упали весла. Ньюга встала,
На близкую погоню указала,
«За мной!» — сказала: «Торквиль, не робей!» —
И ринулась, и скрылась в ночь зыбей.
Миг промедленья — и ловцам он лов;
В его ушах бряцанье кандалов.
Ему кричат, и с мощию гребут,
По имени преступника зовут.
Рожденный водолаз, в пучину волн
Стремглав он прянул, темной веры поли;
Исчез из глаз — и вновь не появился.
На зыбь глухую враг глядел, дивился, —
На скалы, скользкие, как гладкий лед:
Не вынырнул, не всплыл беглец из вод.
Вспухает ровными валами хлябь,
И лишь, кругами расплываясь, рябь
От тяжких всплесков двух не замерла.
Да пена снежная по ней плыла,
Как белое подобье саркофага
Над теми, чьей любви раскрылась влага
Могилою ревнивой и немой.
Играла зыбь с покинутой кормой, —
И более ничто не выдавало,
Что здесь два сердца билось, изнывало
За миг единый. И без сих улик
Все было б призрак, сон, что встал и сник
Марой[33] морской… Еще глядят окрест —
И прочь спешат: уплыть от этих мест
Смущенных гонит ужас суеверный…
Он не нырнул, — как огонек неверный
На кладбище, он сгинул: так одним
Пригрезилось. Что светом неземным
Он весь светился, людям не подобный, —
Другим примнилось. Бледности загробной
Все видели печать в его чертах…
Но, и плывя назад, во всех кустах
Плавучей водоросли ищут тела
Того, чья тень, как пена вод, истлела.
V
Но где ж он был, паломник глубины,
С вожатой Нереидой? Спасены
От бед земли, на дне ли темно-алом
Они живут под сводчатым кораллом?
В ревучие ли раковины дуют
С богами бездн, что по валам кочуют?
С Наядами ли Ньюга косы чешет,
Что зыбь струит, — и лаской деву тешит
Не ветр весны, а реянье волны?
Иль в сон без грез они погружены?
VI
Поглощена сомкнувшейся волной, —
Как чадо струй, в стихии ей родной
Она неслась. За ней он плыл умело.
В зеленой мгле отсвечивало тело,
Мерцал амфибии волшебной след,
Путеводя того, кто с первых лет,
Сын северных морей, был с влагой дружен,
Как сверстники его, ловцы жемчужин,
Таящихся на сумеречном дне.
Ему привольно в смутной глубине…
Она скользнула вниз, в глухие жерла,
Наверх рванулась, руки распростерла —
И вынырнула вдруг из душной бездны
В глубокий сумрак и под свод беззвездный,
И шелк кудрей от пены осушала,
И смехом свод отзвучный оглашала.
Под ними — брег; над ними свой шатер
Не небосвод, — пространный грот простер.
Дробит портал подводный в полдень яркий
Луч, преломленный стрельчатою аркой,
В струях зеленых, где, как огоньки,
Игривых рыб мерцают плавники.
Лик милого власами отирает
Дикарка юная. Он озирает
Вертеп, дивясь. Она в ладони бьет,
К норе Тритоновой его ведет,
В расселину скалы. Со свода в щели
День тусклый сходит в тайну подземелий;
И, как церквей готическая сень,
Сонм серых статуй прячет в полутень, —
Все очертанья в их приюте новом
Полупрозрачным скрадены покровом.
VII
В листах банана скрытый, факел смольный
Привязан был на грудь дикарки вольной,
Повит гнату зеленым, чтоб волной
Подмочен не был светоч смоляной.
Кремень, сухие ветки были тож
В листах защитных. Торквиль дал свой нож:
Клинок в кремень ударил, искра тлеет,
Пещера ярким заревом светлеет.
То был чертог великий, где природа
Ваяла сень готического свода
И смелых дуг сплетенья возвела.
Землетрясений сила подняла
Надстолпия и выперла колонны
Из горных недр, когда с земного лона
Не сбыл потоп и трескалась кора.
В пожарище всемирного костра
Стен первозданных плавились опоры.
Тьма — древний зодчий — трапезу, притворы,
Резной намет воздвигла. И коль ты
Не вовсе чужд внушению мечты, —
Твой встретит взор в святилище сих мест
Алтарь, и трон, и балдахин, и крест.
И в кружевных капеллах, перевиты
Сквозною сенью, виснут сталактиты.
VIII
И друга за руку она водила,
И пламенником пылким наводила
На своды день мгновенный, чтоб узнал
Он склепы тайные пещерных зал.
И милому с весельем показала,
Что день за днем, заботясь, припасала
В приют любви. Циновка для ночлега,
Гнату — покров, елей сандала — нега
Телам продрогшим — оказались там.
К обеду — хлебный плод, кокос и ям.
Был скатертью банана лист обширный,
А блюдом панцырь черепахи жирной
С ее же мясом. И манит медовый
Банан, и тыква с влагой родниковой.
Чтоб жил огонь, вот смоль сухих лучин.
Все — здесь. Пещера — дом. Он — властелин.
И с ним она, как призрак ночи страстной,
Чтоб сделать ночь желанной и прекрасной…
Случайности судьбы непостоянной
Предвидела она, лишь гость незваный
На взморье выплыл, — милому с тех пор
Готовя сей хранительный затвор.
С зарей, плодами золотыми полн,
У черных скал ее качался челн;
И ввечеру туда ладья скользила
И тайные сокровища свозила…
И торжества не может превозмочь
Сих стран любви счастливейшая дочь!
вернуться
33
Мара — мираж.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: