Я рассказал про то, как Барыня попросила меня найти карбюратор и аккумулятор для мотоцикла "харлей-давидсон", как я оказался в кладовой и обнаружил два провода, уходящие в сундук. Кнопку, на которую нажимал шпион, я пока не нашел.
Я рассказывал очень подробно, и у меня не было основания думать, что Егор Алексеевич Гаврилов не понял. Однако первое, что он сказал, выслушав мой рассказ, сами понимаете, не могло меня не удивить.
- А карбюратор-то ты нашел?
- Нет, - сказал я. - То есть нашел, но он упал обратно за сундук.
- Придется мне, - сказал Гаврилов, - найти карбюратор и аккумулятор и помочь женщине сдать мотоцикл в военкомат.
- Егор Алексеевич, как вы не понимаете! Ведь наш дом находится недалеко от военных объектов, и если в нем шпионское гнездо...
- В сундуке? - спросил Гаврилов. - Значит, по-твоему, шпион специально залезал в сундук, чтобы нажимать кнопку? А не проще бы ему было нажимать кнопку в комнате? Технической смекалки у тебя маловато!
- Но вы же знаете, что произошло этой ночью?
- Знаю, - сказал Гаврилов. - Мне Павел Иванович Кобешкин только что рассказал.
- Если вы мне не верите, сами пойдите и все увидите. Провода ведут в сундук. Электрической лампочки там нет. Зачем провода в сундуке? И хитро так проведено - от плинтуса в сундук. Я больше чем уверен (мне тогда нравилось говорить "я больше чем уверен"), что эти провода дальше идут к скворечнику.
- Ладно, - сказал Гаврилов, - мне скоро опять на работу. Ты иди гуляй и не волнуйся. Делом этим занимаются люди поумней тебя. Впрочем, давай выйдем вместе. Я зайду помогу Ольге Борисовне.
Гаврилов остался у дверей Матишиной, а я спустился вниз к подъезду.
Егор Алексеевич появился минут через двадцать. В одной руке он нес карбюратор, в другой - маленькую мотоциклетную аккумуляторную батарею.
- Егор Алексеевич, вы к участковому?
- Нет, - сказал он. - Сначала вот поставлю на мотоцикл, а потом, если останется время...
- Вы ж хотели пойти к участковому!
- Ну и пойду, если время будет.
- А вы видели?
- Посмотрел. Там ничего интересного нет. Простая звонково-световая сигнализация. Реле стоит. В общем, как у сейфов. Это еще до революции изобретено.
- Егор Алексеевич, - взмолился я, - но ведь шпионы и до революции были!
- Знаешь, - сказал мне Гаврилов, - о шпионах в другой раз поподробнее поговорим, я сам до смерти люблю говорить о шпионах. - И он спокойно повернул во двор, чтобы заняться мотоциклом, принадлежащим сыну Барыни.
- Фридрих! - позвала меня тетка, высунувшись из окна. - Домой иди, да поскорей, пожалуйста, мне нужна твоя помощь!
Это кстати. Я пощупал журнал. Он был на месте, за ремнем.
Тетка сразу впрягла меня в работу. Нужно было вытащить зимние вещи и вывесить их для проветривания. Сама тетка боялась запаха нафталина - у нее мог начаться приступ астмы. Я понял, что сейчас говорить о журнале бесполезно.
Мороки с зимними вещами много. Одних газет, в которые они были завернуты, целый ворох. Возился я часа два. Думал - все.
- Тетя Лида, - сказал я, - я вот тут журнальчик достал. Не можешь ты перевести одну статейку?
Тетка взяла журнал, не глядя положила его к себе на стол и сказала:
- Хорошо, я переведу тебе все, что надо, если ты заклеишь окна.
У нее, оказывается, был уже припасен клей, но нужно резать бумагу на полоски. В общем, возился я почти дотемна. Потом мы чем-то перекусили, выпили чаю. Тетка села в кресло, взяла в руки журнал и спросила:
- Где ты его взял?
- Нашел, - сказал я.
Тетка посмотрела на меня подозрительно. Я показал ей нужную страницу, она стала читать и сказала:
- Это же итальянский журнал! А тебе следовало бы знать, что итальянский я знаю плохо.
- Тетя Лида, - взмолился я, - я же сделал все, что ты просила.
- Кроме того, - сказала тетка, - это технический текст, я этих терминов не знаю. Тут какие-то параметры. Сказано, что фюзеляж алюминиевый обтекаемый. Это тебе интересно?
- Нет. А там есть что-нибудь про керосин?
- Тут сказано: "В качестве горючего керосин обладает свойствами..." Тебе журнал дал Андрей Глебович? Вот страсть у человека к керосину! И потом, почему он не мог сам зайти? Ты же не сумеешь пересказать этот текст. Это он тебя просил?
- Нет, - честно сказал я.
- А журнал он тебе дал?
- Нет, - сказал я. - Это военная тайна.
После истории с Гавриловым я не мог доверять взрослым. Меня не понимают, как глухонемые не понимают человека, говорящего простым и ясным языком. Для меня было понятно главное: здесь замешан Андрей Глебович. Как только запахнет керосином, так без Андрея Глебовича не обойтись.
Тетя Лида пыталась вытянуть из меня что-нибудь еще, потом заговорила о пользе изучения иностранных языков, и это меня спасло, а то я, может быть, и проболтался бы. И еще меня выручило то, что объявили воздушную тревогу.
ПОСЛЕ ОТБОЯ
В тот раз тревогу объявляли дважды - одну с вечера, а вторую среди ночи. После отбоя первой воздушной тревоги я уснул, и мне снился длинный, мучительный сон. Я понимал, что это все неправда, что это только сон, я очень хотел проснуться, но не мог.
Я четко видел, как ночью низко над городом появляются фашистские бомбардировщики. Летчик ведущего самолета напряженно вглядывается в кромешную тьму под крылом и поворачивает бледное лицо к штурману.
"Не вижу, - говорит он, - ничего не вижу. Где же наши шпионы? Почему нет их сигналов?"
"Может быть, шпионов разоблачил этот проклятый пионер Крылов?" отвечает штурман.
"Не может быть, не может этого быть, - качает головой летчик. Крылов тоже наш шпион. Его зовут Фридрих, Фриц. Понимаете?"
Я хотел крикнуть, что я Федя, Федя! Что меня все зовут Федей, но язык не слушался, я мычал и плакал.
Фашистский летчик продолжал рассуждать:
"Он не Федор, не Теодор, как думают многие, он просто Фридрих. Фридрих и Федор - разные имена".
Получалось так, что разговор фашистских летчиков слышу не только я, но и Ольга Борисовна, Барыня. В длинной ночной рубашке она ползает на коленях по полу в своем чулане и бормочет:
"Фридрих, Фридрих... Куда же он задевал ключ? Куда этот несчастный маленький негодяй задевал ключ?"