Родерик заметил, что под его пристальным взглядом Миннетаки не без смущения отвела свой взор.

Повернув голову, он увидел какую-то бесформенную массу, лежавшую на полу хижины и прикрытую мехом.

Он так вздрогнул, что тотчас же почувствовал, как задрожала ручка девушки в его руке.

— Это Вунга, — прошептала она, — сам Вунга… мертвый…

Несмотря на страшнейшую слабость, Родерик вскочил с места, на котором лежал.

Итак, умер грозный индейский вождь, старый непримиримый враг Вабинош-Хоуза, пылавший некогда страстью к матери Миннетаки и поклявшийся отомстить отцу ее, который похитил прекрасную Краснокожую принцессу! Не стало того, кто хотел насильно жениться на Миннетаки и тем утолить свою ненасытную любовь и ненависть! И это он, Родерик Дрюи, убил его!

Несмотря на сильные страдания и лихорадочное состояние, он горделиво улыбнулся.

— Как же я счастлив, Миннетаки! — воскликнул он. — Я просто могу передать, до чего велико мое счастье, которое…

Он не успел кончить начатой фразы, как в хижине появились дна новых лица. Это были Мукоки и Ваби. Видя, что их товарищ долго не возвращается к ним, они поспешили свернуть со своего следа и отправились на поиски. Волнение Родерика при виде их было столь велико, что он не совладал с ним и лишился сознания.

В таком состоянии он провел около получаса, но, когда он пришел в себя, ему показалось, что миновала целая вечность с тою момента, как кончилась драма, в которой он играл самую главную и такую ответственную роль.

В то время как Миннетаки ласково и нежно, словно мать, убаюкивающая своего ребенка, проводила рукой по его лицу, Мукоки, подобно рыси, свернулся у его ног и устремил на него свои черные и сверкающие, как уголья, глаза.

Странное выражение застыло в его взгляде. Родерик не мог разобраться в том, что хотели сказать глаза индейца, но всем существом своим чувствовал, что между ним и Мукоки отныне установилась такая связь и такое взаимопонимание, которые могут кончиться только с их смертью. Теперь они были уже не просто товарищами, но настоящими друзьями.

Он был так растроган отношением старого траппера, что с большим волнением негромко произнес:

— О Муки! Милый Муки!

При этих словах Мукоки подполз еще ближе к больному, схватил его руки и с радостью на суровом лице сказал:

— Конечно, вы были правы, а я, старик, оказался в дураках! Это вы спасли Миннетаки и убили Вунга. Вы — храбрец, настоящий храбрец, каких я мало видел на своем веку.

Ваби со слезами на глазах закричал:

— Послушай, Род, ты знаешь, что я скажу тебе! Ты — герой! Самый настоящий герой! Бог вознаградит тебя за это!

В то время как Миннетаки накрыла больного мехами и одеялами и, приподняв его голову, снова напоила холодной водой, к которой Род припал воспаленными губами, Мукоки и Ваби вынесли труп Вунга и отправились на розыски саней и собак.

По возвращении старый индеец более тщательно осмотрел рану, которая оказалась гораздо глубже, чем можно было предполагать, и причиняла Родерику большие страдания. Было решено, что на следующий день весь отряд с максимальной скоростью вернется в Вабинош-Хоуз, где жил опытный врач-хирург.

В то время как в очаге, сложенном из больших камней, весело пылали сосна и северный тополь, Миннетаки в общих чертах рассказывала историю своего пленения и всех тех ужасов, которым она подверглась.

Все защитники ее, за исключением одного, которому каким-то чудом удалось вернуться домой, были перебиты, но, с другой стороны, не менее тяжки были потери индейцев. Сам Вунга был серьезно ранен в ногу и довольно долго страдал мучительным кровотечением. Как ему ни хотелось, но он должен был считаться с собственным тяжелым состоянием, а также с серьезными ранами своих людей, и вот почему весь отряд оставался в продолжение трех дней в тех самых хижинах, которые повстречали на своем пути трое преследователей. Лишь этим счастливым обстоятельством можно было объяснить тот факт, что Родерик так скоро настиг Вунга. Индеец за последние дни так ослабел, что не мог оказать врагу должного сопротивления.

До последнего времени Вунга заботился лишь об одном: как можно дальше уйти от белых.

Родерик осведомился, кем был убит индеец, которого они нашли на следу, и почему его убили. Миннетаки ответила, что в пути из-за нее возник горячий спор. Причину этого спора она до сих пор не могла определить, но видела, как в самый трагический момент двое индейцев потащили противника Вунга в сторону и как сам вождь всадил ему нож в спину. Она предполагала, однако, что убитый предъявил на нее известные претензии, а это, очевидно, не понравилось Вунга.

Родерик пожелал еще узнать тайну следов, оставленных на снегу медвежьими лапами. Миннетаки не могла удержаться от смеха, рассказывая, как Вунга, миновав овраг, удалился от саней и людей, прикрепил к своим мокасинам медвежьи ступни, специально для этой цели изготовленные, и оставил на снегу множество фальшивых медвежьих следов для того, чтобы сбить с пути тех, кто несомненно, должен был пуститься за ним в погоню.

Начиная с этого места, он все время нес девушку на руках и опустил ее на землю лишь после того, как прошел большое расстояние. Здесь он связал ей руки и снял с мокасин медвежьи лапы.

Когда девушка закончила рассказ, Мукоки сказал:

— Но наш молодец тоже оказался не глуп и пошел по следам медведя. Я никогда не догадался бы сделать это!

Разговор затянулся до позднего вечера, и языки пламени все время отбрасывали пляшущие тени на стены деревянной хижины, в которой, очевидно, очень часто бывал убитый индеец.

Со своей стороны, Ваби подробно рассказал о том, сколько тоскливых часов пережили все они в Вабинош-Хоузе, как они догнали Родерика, уезжавшего на родину, и как только благодаря ему они нашли ее.

Заодно он рассказал девушке и про некоторые забавные и интересные эпизоды, которые случились с ними во время зимней охоты на волков и пушных зверей. Он описал ей старую хижину, в которой они обнаружили скелеты двух людей, подравшихся из-за географической карты, и поведал ей тайну мощной золотоносной жилы, на поиски которой формировалась новая экспедиция. Он добавил, что экспедиция начнет свои работы не ранее будущей весны.

Воодушевление мужчин подействовало и на Миннетаки, которая, подобно им, загорелась желанием как можно скорее найти это таинственное золото. Конечно, как и друзей, ее больше интересовало само по себе приключение, а не золото.

Родерик уже давно уснул, а его товарищи и Миннетаки все еще продолжали разговаривать у огня, который готов был с минуты на минуту погаснуть.

Всем казалось, что дела обстоят, как нельзя лучше. Вабинош-Хоуз находился сравнительно недалеко, и через пару дней Миннетаки должна была живой и невредимой вернуться к родителям, которые ждали ее с таким нетерпением. Начиная с завтрашнего дня…

Но на завтрашний день все круто изменилось к худшему, потому что к утру положение Родерика стало гораздо серьезнее, чем можно было думать. Оказалось, что нож индейца попал в пах, и без помощи врача нельзя было определить, не задет ли какой-нибудь важный внутренний орган. С другой стороны, его тяжелое состояние можно было объяснить чрезмерной усталостью и небывалым душевным напряжением, в котором он находился последние дни. Он был истощен и физически и морально.

Молодой человек все время находился в состоянии прострации, из которого его никак не удавалось вывести. С тысячью предосторожностей его перенесли на сани, и мужчины в сопровождении плачущей Миннетаки повезли его в Вабинош-Хоуз, куда они прибыли сравнительно благополучно.

Родерик серьезно заболел и болел очень долго. Проходили дни и ночи; жизнь упорно боролась со смертью, но пока еще ничего определенного нельзя было сказать. Юноша не переставал бредить. Ему все время казалось, что он находится в какой-то дьявольской кухне и без конца жарит, жарит, жарит… И неизменно, когда бы он ни приходил на несколько минут в себя, он видел озабоченно склоненную над ним головку Миннетаки, которая ухаживала за ним больше всех остальных и беспрестанно делала ему компрессы из ледяной воды.