Первая хитрость насильников заключалась в проделке с волосами, но ясно, что они не желали на этом остановиться. Они знали до некоторой степени людей, которые бросятся за ними в погоню, имели известное представление об их самомнении и поэтому легко могли сбить их с настоящего следа.
Какой-то странный импульс, в характере которого Родерик никак не мог разобраться и который с каждой минутой становился все повелительнее, подсказывал ему: «Ты не найдешь Миннетаки здесь!»
Юноша не решался высказывать свое мнение вслух, так как боялся насмешек товарищей, уверенность которых была так велика, что каждое неосторожное слово могло их обидеть. Родерик молчал, тая свои подозрения в себе. Но его волнение в конце концов дошло до того, что он не мог уже больше совладать с ним, и, полный смущения, он произнес очень нерешительно:
— Послушай, Ваби, я очень хотел бы вернуться назад и пройти немного по другому следу. Если в течение часа я ничего не найду, я немедленно, не теряя ни минуты, вернусь и присоединюсь к вам.
Ваби напрасно старался разубедить его, говоря обо всех тех опасных осложнениях, которые может вызвать распад их и без того малочисленной группы. Мукоки, приглашенный в качестве свидетеля, ограничивался лишь неопределенными кивками головы.
Никакие уговоры не подействовали на Родерика, который настоял на своем, вернулся к месту, где расходились дороги, И с дико бьющимся сердцем направился к кусту, на котором они недавно нашли шелковистую прядь волос Миннетаки. Неведомо по какой причине он преисполнился самых радужных надежд и решительно двинулся вперед. Пространствовав свыше часа, он ничего особенного не обнаружил, но тем не менее не вернулся назад и даже не остановился.
Тот же странный, почти мистический импульс продолжал гнать его дальше, и по-прежнему он не знал, какая сила заставляет его поступать так, а не иначе. Чем дальше он уходил, тем больше убеждался или, вернее, убеждал себя, что идет по верному пути и что Мукоки и Ваби жестоко и глубоко ошиблись, не желая пойти вместе с ним. Его властно привлекал к себе невидимый магнит, и несмотря на то, что он совершенно не был суеверным, Родерик чувствовал глубокое душевное смятение.
Так прошел второй час.
Местность вокруг принимала все более дикий и унылый характер. Куда бы Родерик ни обращал свой взор, он повсюду видел скалистые вершины гор, темные ущелья и глубокие рытвины, по которым, вероятно, летом неслись буйные, стремительные и многочисленные потоки.
Вдруг чисто инстинктивно Родерик замедлил свой шаг. Он держал под мышкой ружье и в любую минуту готов был стрелять. По обе стороны высились угрюмые, могучие скалы, которые, казалось, были разбросаны здесь исключительно для того, чтобы облегчить нападение из-за угла.
Когда он повернул за ближайший угол и прошел мимо скалы, величиной с большой дом, у него кровь застыла в жилах. Во второй раз за этот день он увидел посреди дороги труп, который лежат поперек следа.
Это был индеец. Руки его были раскинуты, а лицо обезображено мукой. Родерик сразу обратил внимание на огромную зияющую рану, нанесенную ножом между лопатками. Весь снег вокруг убитого был обагрен свежей кровью, на которой беззаботно играли солнце. Следов борьбы не было видно. Родерику показалось, что убийство было совершено не больше часа назад.
В продолжение нескольких минут Родерик молча и напряженно глядел на эту страшную картину.
Кто убил этого человека? Неужели на это отважилась Миннетаки. которая не остановилась перед тем, чтобы всадить нож в спину одного из разбойников?
Но он не мог долго останавливаться на подобных вопросах и, удвоив меры предосторожности, пошел дальше. Санный след теперь бежал вдоль такого узкого горного прохода, что моментами казалось странным, что здесь могла пройти упряжка. Вокруг царил чуть ли не первозданный хаос, и большие и малые камни были так нагромождены друг на друга, что требовалась совершенно исключительная опытность для того, чтобы не терять из виду тропки.
Родерик, не отрывавший взора от земли, внезапно остановился. Санный след был в одном месте перерезан глубокими отпечатками медвежьих лап. Юноша понял, что зверь, разбуженный солнечным теплом, прервал на время свою зимнюю спячку и, воспользовавшись хорошей погодой, вышел из берлоги немного погулять.
Родериком овладело неожиданное любопытство, и во власти этого чувства он сделал шагов пятьдесят, держась следов медведя, который, очевидно, сначала прошел в узкую горную расщелину, а затем очутился в своего рода лабиринте, образовавшемся здесь еще в доисторический период. В пути своем Родерик неоднократно попадал в такие же потаенные и глухие уголки, но это место поразило его своими грандиозными размерами.
Можно было предположить, что в одной из расщелин скал находилась медвежья берлога, в которой зверь и отдыхал в настоящее время. Родерик решительно шел в этом направлении и, к великому своему изумлению, заметил, что расщелина проходит сквозь всю скалу, образуя по другую сторону овраг, окаймленный высокими зубчатыми стенами. Острые вершины этих стен кое-где почти сходились и напоминали юноше тот овраг, в котором они с Ваби так часто блуждали в поисках таинственной золотоносной жилы.
Родерик сделал еще сто ярдов по этому узкому скалистому коридору, давящему своей суровостью, и готов был уже повернуть назад, как вдруг следы медвежьих лап оборвались.
Их сменили человеческие следы…
Глава V. Лицом к лицу с Вунга
Трудно описать то, что почувствовал Родерик.
Потребовалось несколько долгих минут прежде, чем он собрался с мыслями и мог отдать хоть некоторый отчет в том, что происходит. Он прекрасно понимал, что теперь больше, чем когда-либо, он должен призвать на помощь всю свою силу воли и спокойствие.
Ясно было одно, что это был не медведь, а человек. Родерик на время отложил разрешение этой загадки: теперь у него были другие заботы, и его волновали другие вопросы.
Не скрывался ли здесь поблизости человек, который похитил девушку и унес ее с собой в эту пустыню?
Иногда Родерику казалось, что он подошел к самому концу. И что вот-вот, с минуты на минуту, перед ним раскроется вся правда. Дорога с каждым шагом все больше и больше напоминала узкую каменную трубу с кочковатыми, неровными стенками, и пробираться по ней было очень тяжело, но молодой человек понимал, что теперь уже поздно отступать и что ему остается одно: упрямо идти по следам человека-медведя, который, вероятно, в настоящее время чувствовал себя вполне хорошо и уютно в своей берлоге и во время прогулок пользовался другими, более удобными тропами.
Продолжая свой нелегкий путь, Родерик заметил дерево, которое, очевидно, было вырвано с корнем лавиной осыпающихся скал и теперь, загромождая дорогу, лежало поперек оврага. Неизвестный человек преодолел препятствие, частично утоптав снег на своем пути, но на той части дерева, где снег лежал девственно-нетронутой пеленой, Родерик заметил отпечаток человеческой руки.
Он замер на месте, и ему показалось, что у него начинается галлюцинация. Пять пальцев оттиснулись с исключительной ясностью и четкостью. Они были тонкие и длинные. Не требовалось большого напряжения для того, чтобы сразу признать ручку Миннетаки.
Родерик немедленно заключил, что человек-медведь до этого места нес девушку на руках, а здесь, увидев довольно значительное препятствие, опустил свою ношу на землю, и Миннетаки волей-неволей последовала за ним.
Вероятно, индеец утомился и уже не мог нести ту, которую он похитил. Перескочив через дерево и направившись дальше, юноша увидел многочисленные следы маленьких ножек, с которых были сняты мокасины, и теперь окончательно убедился в том, что он был прав. Второй отряд индейцев унес с собой мокасины девушки и, делая ложные оттиски на снегу, чуть-чуть не сбил с верного пути преследователей. Судя по неправильным следам, можно было думать, что ножки Миннетаки закутаны в небольшие кусочки меха, которые защищали их от холода. Неопытный человек не мог бы сразу отличить ее следов от следов мнимого медведя, но Родерик успел натренироваться за последние полгода и проявлял теперь все признаки того, что со временем превратится в опытнейшего следопыта.