Не получилось. Впрочем, удивительно не то, что мои мысли снесло на еду, а то, что это произошло так поздно. Дело в том, что последнее время я завтракаю на западный манер — мюслями. Инициатором была мама, уверенная, что мой изнуренный мясом организм требует злаков. Точнее, мама настаивала на кашах, но против каш я решительно возражала (не буду говорить, какие они у меня вызывают ассоциации, чтобы не ужаснуть тех счастливчиков, которые их любят). Тогда Настя посоветовала мне употреблять мюсли, уверяя, что в них бездна растительного белка. Я осмотрела этот продукт и нашла вполне приличным. Какие-то раздавленные зернышки, для утешения потребителя смешанные с большим количеством семечек и изюма. Если верить аннотации, там вообще присутствовало девять видов фруктов! И варить не надо — только залить молоком, а именно вид разваренных каш вызывает у меня отвращенье. Разумеется, легко сдаваться я не собиралась и в обмен на обещание укрепить свой организм потребовала от мамы немедленно поставить вылетевшую год назад коронку (заманить маму к зубному — дело нелегкое). Контракт мы обе выполнили честно.

Не стану скрывать, на трагический эксперимент меня подвигли несколько причин. Одной из них явилась картинка, попавшаяся мне на глаза при чтении любимого журнала «Наука и жизнь». На ней я узрела тощего паука, обнимающего высокий столбик, и толстого, горестно опершегося о низкий. Рядом были нарисованы две крысы, попавшие в аналогичную ситуацию — тощей достался матерый столб, а толстой — какая-то жалкая тумбочка. Завершало наглядную агитацию изображение двух людей, и сами понимаете, какому из них больше повезло.

Заинтересовавшись, я прочла опубликованную на той же странице статью и с горечью узнала, что столбики — это символ. Когда калорийность крысиного рациона снизили вдвое, почти вдвое увеличилась продолжительность жизни. Что уж говорить про пауков! Они и вовсе превратились в паучих аксакалов. Правда, людям советовали вступать на низкокалорийный путь лишь после двадцати, когда организм вполне сформирован, однако я, к сожалению, уже проскочила сей рубеж. К тому же требовалось не просто меньше есть, а умудряться при этом потреблять должное количество всех необходимых организму веществ. Ну, разве это не прямое указание на мюсли? Божий промысел, честное слово!

Вторым толчком к подвигу явилось стремление к экономии. Ну, стремление — мягко сказано. Невозможность без нее обойтись, поскольку моей зарплаты не хватает даже на потребительскую корзину, а ведь при нашем климате и самому непритязательному гражданину не обойтись только едой — требуются одежда и жилье. Я рассчитала, что европейский завтрак втрое дешевле моего, состоящего из бутербродов, и окончательно решилась.

Увы, радужные планы рассыпались, как карточный домик. Нам вечно тычут в нос пример цивилизованных стран и удивляются, почему у нас все иначе. Да потому, что в цивилизованных странах живут совсем другие существа. По крайней мере, желудки у них точно другие. Вероятно, французы или немцы способны позавтракать горстью зерен и после этого чувствовать себя вполне счастливыми, а в качестве обеда довольствуются «Сникерсом» (если, конечно, проголодались). Мне же придется смириться с тем, что мой столбик не дорастет до желаемых высот, и ничего тут не поделаешь.

Хотя начиналось все прилично. Я залила молоком четыре столовые ложки низкокалорийного кушанья и довольно бодро за него принялась. Должна признать, что насыщают мюсли поразительно. По крайней мере, ощущение безумной сытости возникло у меня гораздо раньше, чем четыре ложки были съедены. Обрадовавшись, я подсунула остатки маме и отправилась на работу.

Голод пронзил меня при подходе к институту. В свое оправданье могу лишь сказать, что добираюсь до института почти два часа. Страданья мои были неописуемы. Еды я с собой по привычке не взяла, а денег на буфет и вовсе не имела. Как я провела занятия, не знаю сама. Желудок выплясывал какой-то бешеный танец, а мозги одно за другим фабриковали видения различных вкусных блюд. Спас автоматизм. Возможно, с профессиональной точки зрения я оказалась даже в выигрыше, так как у меня резко повысилась свирепость, столь необходимая преподавателю и недостаточно развитая у меня в обычном состоянии.

Дома я вцепилась в ужин, словно не ела год. Следующий день пришелся на субботу, и через два часа после потребления мюсли я, не выдержав испытания, сделала себе пару бутербродов. Свой обычный завтрак. Таким образом, экономия, как всегда, обернулась своей полной противоположностью. Равно как и уменьшение калорийности. Я просто перешла на четырехразовое питание, добавив к рациону злаки. Однако такой вариант меня решительно не устраивал. В результате я упорно продолжала попытки воспитать организм на западный манер, надеясь, что рано или поздно он привыкнет и образумится. И обедов с собой в институт не брала. Нечего его баловать! Хватит того, что по выходным я иду у него на поводу и даю ему потачку.

Результатом этой воспитательной работы и являются мысли о еде, вытеснившие из моей головы даже Светины заботы. Впрочем, правду говорят, что насыщенная жизнь притупляет чувство голода. Из-за свалившихся на меня проблем мучения начались минимум на три часа позже, чем обычно. «Нет худа без добра» подействовало и на сей раз!

После звонка ноги сами понесли меня к выходу, поскольку прекрасно знали, что чем быстрее они будут двигаться, тем скорее попадут домой, где их ожидает вкусный ужин. Однако я велела ногам остановиться, а рукам полезть в Светин пакет. Первое, что мне попалось — это микроскопическая красная бархатная сумочка, обшитая бисером. Помимо помады, туши и зеркальца, внутри лежала записка с адресом. А также с указанием времени — «к девятнадцати часам». Домой смотаться мне явно не успеть. Придется занимать деньги у Насти, благо она сейчас в Доме Культуры, совсем под боком. К тому же там я смогу уединиться куда-нибудь и внимательно осмотреть полученный сверток. И с Настей посоветуюсь.

— Вот ты где! — раздался обличающий голос Курицына. — Ты что, на подоконнике сидишь?

Я вздохнула. Кто еще, застав меня на подоконнике, мог задать подобный вопрос?

Курицын когда-то учился со мной в одной группе, а теперь работал на той же кафедре. Еще в студенческие годы он славился на весь университет. Помню, мы обсуждали с подругами, в какой из групп мат-меха хуже обстоят дела с мужским обществом — а надо заметить, что количеством юношей наш факультет не блистал, и каждая из нас имела право пожаловаться. Однако самой обделенной единогласно была признана я, ибо, по меткому выражению Светы, в моей группе на двадцать девочек четыре мальчика, из которых один при виде любой особы женского пола пытается спрятаться под стол, другой алкоголик, третий негр, а четвертый вообще Курицын. Света, кстати, отработав с нами в институте год, уволилась и перешла в частную фирму, и я подозреваю, что, помимо странной преподавательской зарплаты, ее отпугнула перспектива вечно видеть перед собой это удивительное существо.

Чисто внешне Курицын был вполне похож на нормального человека, однако впечатление нормальности рассеивалось быстро. Он был патологически скуп, глуп и нахален. Если кто-нибудь подскакивает к тебе в очереди в буфет и, громко сопя, кричит: «Она должна была предупредить вас, что я здесь стоял! Возьми-ка мне котлету с картошкой, а деньги я отдам потом!», то можешь не сомневаться, что это Курицын и что денег ты не получишь никогда. Разумеется, никто не мешает тебе притвориться глухой и котлету с картошкой ему не взять, однако тогда будь готова к тому, что он схватит с тарелки твою, мотивируя это тем, что из-за твоей глупости не намерен оставаться голодным. Когда однажды он, давясь от жадности, неожиданно предложил угостить меня сушкой, весь мат-мех долго обсуждал сие потрясающее событие и поздравлял меня с великой честью стать предметом чувств знаменитости.

Увы, шутки были близки к истине. Курицын и впрямь стал оказывать мне знаки внимания. Его сопение вечно слышалось за моим плечом, а мои котлеты