Окружающие становились все пьянее.

— Я — лучший ученик их школы, — бил себя в грудь каланча-Артем. — Потому что я любого свалю. Бац — и на полу. Ноги-руки переломаю. В момент! Не веришь? Сейчас покажу!

— Верю, — поспешно соглашалась я. И я действительно верила. Пожалуй, подобному типу даже такой принципиальный преподаватель, как я, поставит отличные оценки. Разумеется, если Артем начнет ломать не с правой руки — левой я писать не умею.

— А жена ему: «Хочешь, да не можешь», — шептал мне в другое ухо Гена, пытаясь ногой нащупать под столом мою ногу. К счастью, бдительная Вика каждый раз успевала подсунуть ему свою.

Шел одиннадцатый час. «В одиннадцать уйду, — решила я. — Не было такого уговора — всю ночь сидеть. Я тут с семи — за это время можно совершить десяток преступлений, особенно при Светиной энергии. А мне завтра на работу». И тут я с ужасом вспомнила, что сегодня четверг! А завтра, следовательно, пятница! А по пятницам у меня занятия начинаются с восьми утра!

Если вы — «жаворонок», вам меня не понять. Впрочем, по западным тестам «жаворонком» являюсь и я, причем лживым. Хотя сама себя несомненно считаю «совой». То есть человеком, предназначенным природой для того, чтобы поздно ложиться и поздно вставать. И, сколько б мне ни говорили, что приучить свой организм можно к любому режиму, не поверю. Пробовала — не помогает! Ранним утром я еле таскаю ноги, а вечерами бодра и весела. Что касается западных тестов, то они в отношении меня вечно дают странные результаты. Там подсовывают хитрые вопросы на проверку правдивости испытуемого, и мои честные и откровенные ответы признаются недостоверными. Ну, не бывает у них на западе таких людей, как я, и все тут! В частности, из того факта, что я к утру сбрасываю с себя одеяло, а на завтрак предпочитаю мясо, сделали вывод, что я «жаворонок», из соображений карьеры притворяющийся «совой». Если б это было так! Кроме того, по тесту Гарвардского университета, предназначенного для поступающих на работу, все виды деятельности, за исключением спорта и военной службы, оказались у меня в крутом минусе, зато высоко котировались мои хозяйственные способности и покладистость. Сии выводы я бы вставила в рамку и показывала знакомым мужчинам, да мешает одно — в первых же строках сообщается, что недостоверность равна девяноста семи процентам. Что же касается наших российских тестов, то там мои результаты несколько более обнадеживают. За исключением того, что на вопрос «Стоит ли вам заниматься бизнесом?» я получила ответ «Не расстраивайтесь, зато вы порядочный человек», все остальное меня вполне устраивает.

Короче, притворяясь «совой», я ненавижу ранние вставания. А по пятницам у меня эта жуткая нулевая пара. В институте не хватает аудиторий, а я со студентами отдувайся! Они хоть прогуливают иногда, а мне что делать? До работы два часа езды, так что вставать надо в пять пятнадцать. И, глядя по вечерам на будильник и высчитывая, что он зазвонит через три часа, я прихожу в такой ужас, что долго не могу заснуть. А когда просыпаюсь, у меня все падает из рук. И, если это посуда, то бьется. Сплошной убыток! Впрочем, удивляться не приходится. Однажды, когда полшестого утра я почувствовала себя особенно мерзко, я померила температуру в надежде, что она повышенная и я просто-напросто больна. Максимальный результат, которого я сумела достигнуть — тридцать пять и три. Правда, в журнале «Наука и жизнь» я прочла, что, имей человек температуру на градус ниже, он бы жил на сто лет дольше, однако, поверьте, жил бы он при этом скверно. А мне в таком состоянии надо восемь часов подряд занятия вести! Две лекции и два семинара! Лекции — стоя на ногах и непрерывно болтая! Зато, конечно, именно это и не дает мне там заснуть. Стоя вроде бы спать можно, а вот разговаривая — вряд ли. Но ведь я же не политик, я привыкла читать наизусть, а для этого я должна лекции выучить, что всегда и проделываю накануне вечером. Выучить на четыре часа текста, состоящего почти исключительно из формул. Слава богу, он у меня с собой! Надо торопиться!

Видимо, соседи успевали иногда подливать мне водки в рюмку и я все-таки опьянела. По крайней мере, я как-то не учла, что время и место для математических изысканий не слишком подходящее. Смутно припоминаю, что меня тянули танцевать, а я гневно вырывалась и бежала в холл, где валялась моя сумка с вожделенными лекциями. Меня не пускали, подозревая, что я пытаюсь слинять. Однако мне удалось на минуту оставить преследователей позади, и я, прижимая к груди свое священное писание, плюхнулась в кресло и сунула нос в конспект. Не тут-то было! К конспекту потянулись жадные руки — всем требовалось узнать, что же именно вдруг так меня заинтересовало. А я и в пьяном виде твердо помнила, что инкогнито мое раскрывать нельзя, я — Света, и все тут! А Света не стала бы вместо танцев читать научные труды. Значит, надо отвлечь окружающих… рассказать им что-нибудь увлекательное… что же? И, лучезарно улыбаясь, я продекламировала: «Гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма».

Это громом поразило всех — в том числе и меня. Самое главное, теорема о гомоморфизме даже не входит в курс моих лекций. Ее просто нашептал мне бес. Нашептал и выдал бедную Свету. Теперь уже ничем не поможешь. Надо делать ноги!

И, воспользовавшись всеобщим замешательством, я беспрепятственно умчалась.

Дома я позвонила подруге и продиктовала автоответчику: «Кажется, я провалилась. Если завтра ты не появишься и ничего мне не расскажешь, я вернусь в этот дурацкий офис, спрошу у них адрес твоей работы и подкараулю тебя там. Тебе же хуже!»

В каком состоянии я явилась утром на занятия, словами не передать. Несомненно лишь, что я опровергла собственное утверждение о том, что невозможно спать и разговаривать одновременно. Иначе чем объяснить, что, на секунду сумев сосредоточиться, я с глубоким недоумением узрела на доске написанные моим почерком бессмертные строки:

«Еще одно, последнее сказанье —

И летопись окончена моя», и услышала свой голос, эти строки произносящий. Успокаивало одно — похоже, моя аудитория спала еще крепче меня и реагировать на странное поведение преподавателя не имела сил. Нет, не одно! Говорят, что в подсознании даже у самых порядочных людей таятся всякие омерзительные штуки и, например, под наркозом большинство начинает матерно ругаться. Так вот, отныне за свое подсознанье я могу быть спокойна. Из его недр в крайнем случае вырвется Пушкин.

Света позвонила мне в первом часу ночи и голосом умирающего лебедя прошептала:

— Если хочешь, заедь завтра ко мне. Только с ночевкой. Я раньше девяти с работы не вырвусь. Так что приезжай в десять. Хоть это и бесполезно.

— Что бесполезно? — взяла быка за рога я.

— Все бесполезно, — с чувством высказала мне подруга и положила бы трубку, если б не мой гневный вопль:

— Эй! Я ж не помню твоего нового адреса! И вообще, в чем, собственно, дело?

Адрес я получила, однако этим мои достижения ограничились. Нет, придется ехать, иначе умру от любопытства!

Света выглядела ужасно — ничего общего с той очаровашкой, которая запархивала в мою скромную келью позавчера. Лицо осунулось, волосы развились, под глазами мешки. Мне даже совестно стало, что я навязалась человеку, пребывающему в подобном состоянии. А, с другой стороны, еще неизвестно, кто кому навязался! И я бодро начала:

— Так объясни мне, в чем дело? И вообще, нет таких проблем, которые нельзя

решить.

Света пожала плечами:

— А что тебе непонятно? Я же все тебе объяснила. Хоть это уже и неважно.

— Ничего себе — все! — возмутилась я. — Да я весь вечер из-за тебя промучилась! Ты даже не сказала мне, куда именно меня отправляешь.

— Да? — изумилась моя подруга. — А мне казалось, что сказала. На презентацию по случаю открытия нового офиса.

— Какого офиса?

— Нового, — покорно, как я самому тупому из учеников, повторила Света.

Я почувствовала, что ум мой слегка заходит за разум, однако не сдавалась: