— Джек не может быть убийцей, — прямо заявила Лорел.
Она бровь окружного прокурора приподнялась вверх:
— Как, можно быть настолько уверенным в этом, Лорел? Вы знакомы с ним достаточно долго? Неделю? — Его логика была холодной, как лед. — Или вы с ним знакомы слишком хорошо? Возможно, даже близко?
Лорел отвернулась и отошла от него, от тепла его тела, от стужи его глаз.
— Это не ваше дело.
Она отступала, он преследовал — словесно, психически, физически.
— Ваша сестра была найдена держащей в руке страницу из его книги.
— Ловушка, — произнесла она, ставя между ними стул с подлокотниками. — Только идиот может поступить таким образом.
Данжермон игнорировал ее предположения и продолжал настаивать.
— Его жена, вы знаете…
Резко взмахнув рукой, Лорел попыталась закончить разговор.
— Достаточно, — выпалила она и, пройдя за ним, указала на дверь. Она показала ему свой гнев, но нe свою уязвимость. Она и слышать не хотела о его мыслях по поводу трагедии Джека. Это переходило все границы. Он сражался хитро и грязно. Если когда-нибудь ей придется встретиться с ним в зале суда, она припомнит ему об этом.
— Итак, для сегодняшнего дня с меня достаточно. Беседа закончена. Вы знаете, где выход.
Она вышла из комнаты, но его голос тянул и тянул ее обратно, как кукольник тянет марионетку.
— Кеннер хотел поговорить с ним, но его нигде нельзя было найти сегодня, — мягко сказал он. — Странно, почему?
Лорел остановилась у двери и, теребя ее ручку, подумала, что у Джека могли быть сотни причин для.такого исчезновения. Конечно, все утро он был около нее — даже достаточно долго, чтобы разбить ее сердце.
— Не каждый такой, каким он нам кажется, Лорел, — проговорил Данжермон. — Вам следует знать это. Вам следует подумать об этом.
— Я это прекрасно знаю, — сказала она, стараясь смотреть прямо перед собой и чувствуя, как его взгляд впился ей в спину. — Мне также известно, что сегодня я потеряла свою единственную сестру. Горевать я бы предпочла в одиночестве, большое спасибо.
Она вышла, прошла через холл и поднялась наверх к себе. Все это время ей казалось, что его глаза следят за ней.
Сон охватил ее немедленно. Он был мрачным и безжалостным. Перед ней возникали различные образы — Саванны, Джека, Джимми Ли Болдвина и Леона. То ей снился голос Данжермона и бижутерия. Чувство страха пришло к ней при мыслях о матери, Россе и кошмарах детства.
В половине второго она сдалась и включила лампу у кровати, вспоминая ночь, когда к ней пришла Саванна, и подшутила над ее безвкусными ночными рубашками. Она встала, поменяла одну мешковатую рубашку на дру-, гую и вернулась в кровать с ручкой и. блокнотом. Методично, учитывая все свои подозрения и возможные варианты, она начала делать пометки.
Она была вымотана полностью и душой и телом, но она заставила свой мозг работать. Подобно спортсмену, не участвующему в игре из-за травмы, она чувствовала, что, хоть каждое движение и стоит огромных усилий, навыки все же остаются. Если ей все-таки удастся успокоить свои эмоции, контролировать свои чувства и думать яснее, то ход мыслей станет быстрее и ответы найдутся.
Болдвин. Его имя было написано в самом верху страницы заглавными буквами. Он был лжецом и преступником. У него был отвратительный характер. Представить' его грубым с женщиной было совсем нетрудно. Он знал Саванну, но вот Эни? Какие у нее могли быть с ним дела? Может быть, она пошла к нему просить за своих родителей? Может быть, она хотела дискредитировать его с помощью секса?
Как же быть с другими женщинами? С украшениями? Как смог Болдвин положить ей в сумку цепочку Саванны? Она бы заметила. Сумку она держала при себе, а Болдвину не позволяла и близко подойти. Но уж слишком ясно помнила Лорел чувство, преследовавшее ее в день прощания с Эни, когда она вернулась домой и вышла во двор. За ней кто-то наблюдал. В ту ночь сумка оставалась на скамейке всю ночь. В сад мог проникнуть кто угодно…
… Как Джек.
Нет этот вариант она даже не будет рассматривать. Джек не убийца. Думала ли она так потому, что это было фактом, или потому, что любила его?
Любила. В прошедшем времени.
Мысль натолкнула ее на другое воспоминание. Кон-рой Купер, пакующий свои вещи… «… Я любил Саванну, насколько мог…» Любил. В прошлом. Она записала слова и, задумавшись, начала покусывать кончик ручки. Было очень трудно представить Купера с его теплыми голубыми глазами и теплым сладким голосом убийцей.
Не все такие, какими выглядят, Лорел…
Она поставила знак вопроса напротив Купера и продолжила.
Леон вызывал чувство какого-то неудобства, хотя она не прилагала к этому никаких усилий. Подозревая его, она чувствовала себя немного виновной. Он помогал Делахаусам, как только мог. Он делал все возможное, чтобы по-дружески помочь ей. Есть ли у нее какие-либо причины сомневаться в нем?
Он знал и Саванну, и Эни. А остальные? — 0н ездил в другие городки петь с оркестром. Это давало ему возможность знакомств с другими женщинами, Но, однако, поразмыслив, она убедилась, что у нее нет возможности узнать, когда и где проходили эти концерты. Ему нравилось флиртовать, но его шрам чаще отталкивал женщин, чем привлекал их. Какая обида может затаиться в мужчине, которому постоянно отказывают? Достаточно ли этого для ненависти ко всем женщинам? Достаточно ли этого, чтобы заставить его убивать?
Мысль об обиде напомнила о Россе, и она добавила его имя в список, зная, правда, что это вызвано больше ее чувствами к нему, нежели фактами. Хотя смог же он прожить двадцать лет, совершая то, в чем его никто не подозревал.
Лорел разочарованно подула на свою челку. Список закончен. Убиты шесть женщин. Должно быть что-то такое, что связывало бы кого-нибудь со всеми убийствами.
— Почему никто его еще не поймал?
Она посмотрела в темноту ночи за окном, и холод пронзил всю ее плоть.
«В опустившейся на реку ночи блестели чьи-то глаза. Везде рыскали и выслеживали творения ночи. В падающих тенях наблюдал и выжидал хищник, смакуя мысль о победе. Наверху, в свете лампы и окруженный своими мыслями, сидел противник. Может быть, ответ придет, но этому никто не поверит. Слишком разумен, слишком коварен, инстинкты слишком ловки, чтобы ошибиться. Ошибки делает слабый, отчаявшийся, их делает жертва. Ум хищника быстр и ясен. Никакой жалости. Никаких совестливых отвлечений. Только мысли о полной победе и вкус крови».
Джек встал от своего рабочего стола и начал бродить по комнатам Л'Амура. Он старался не думать, старался не чувствовать. Но, оказавшись на балконе и увидев свет, падающий из комнаты Лорел, он совсем не удивился. Она не спит. Снова не спит.
Он не мог винить ее. Он знал, что это значит— потерять близкого. Он знал автоматически возникающие вопросы и обвинения. «Мог бы я сделать что-нибудь, чтобы предотвратить это? Как я позволил этому произойти?» После смерти Эви он также задавал себе эти вопросы. Лорел мучает себя из-за смерти Саванны. Она взвалит на свои хрупкие плечи огромную ношу. Он обвинил ее в самонадеянности, но это не соответствовало действительности. Ответственность. Лорел предпочла выбрать ответственность— не только для себя, но и для всех, кто ее окружает.
А он не хотел нести ответственность ни за кого.
Но он хотел ее любви.
Насквозь эгоистичный Джек.
Он не намеревался любить. Никогда. Уют и теплота любви предназначаются для другого мужчины, лучшего мужчины.
Даже когда он думал об этом, ему слышался голос Лорел, дрожащий от боли и гордости. «… Меня надо будет отослать к чертовой матери, если у нас не будет сил покончить с прошлым и найти что-нибудь лучшее».
Когда-то он думал так же. Но он ошибался. Он не будет рисковать из-за боязни ошибиться вновь. Слишком это было жестоко, слишком сильна была боль. Слишком много раз его сердце разбивалось.
Еще долговой стоял на балконе, прислушиваясь к раскатам грома вдалеке, и смотрел на отдаленный огонек. Воздух был тяжелым, наполненным ароматом дождя, в нем, подобно следящим из темноты глазам, чувствовалось нечто беспокойное и мрачное. На минуту ему показалось, что за ним кто-то следит, но чувство беспокойства постоянно было с ним. Потребность в чем-то, чего он никогда не сможет иметь, сожаление из-за вещей, которые нельзя изменить… Не торопясь он повернулся, возвращаясь к своей работе и бутылке, медленно погружаясь и в то и в другое.