— Итак, у вас нет алиби на это утро? — повторил он. Выдохнув струйку дыма, Джек бросил взгляд на шерифа.

— Невинным людям не нужно алиби.

— А есть ли у вас алиби на ночь среды с десяти вечера до двух часов ночи?

Этот вопрос задел Лорел сильнее, чем Джека. Ночь в среду. Значит, это время смерти Саванны. Где-то от десяти до двух. В полночь. Это ночь смерти. Она почувствовала озноб и удержалась от того, чтобы обхватить себя руками — или чтобы посмотреть на мужчину, сидящего за столом напротив нее, и пожелать его объятий.

Ночь среды с десяти до двух. Она пришла домой после ужина с Вивиан около девяти и рано отправилась в постель, поскольку тетушка Каролина была где-то с друзьями, а Мама Перл увлеклась телевизионным сериалом. И что-то резко пробудило ее в середине ночи.

О Боже, неужели она как-то почувствовала это? Неужели она как-то ощутила тот момент, когда ее сестра покинула этот мир? Мысль оставила ее с ощущением потрясения и слабости.

Кеннер нарочно проигнорировал внезапную бледность Лорел Чандлер. «Если она не переносит жары, ей не следует входить в кухню». Он все время смотрел на Джека и задал вопрос еще раз.

«Выл на луну, — подумал Джек. — Глядел на берег озера». Что он и делал большую часть вчерашнего дня. Думал, вспоминал, наказывал себя. В одиночестве.

— Где вы были? — снова спросил Кеннет.

— Он был со мной, — мягко сказала Лорел, сердце тяжело билось у нее в груди. Она видела свет в его окне. Наверное, было уже два или даже позднее, но он не отвечал, а она не хотела позволить ему повесить убийство Саванны на него. Джек не мог убить Саванну. Он не мог жестоко убить женщину, а затем проливать слезы, думая о жене и ребенке, которых он потерял. Он не мог убить Саванну и затем прийти домой и до зари заниматься любовью с ее сестрой.

Она взглянула на него. Его лицо было бледной, ничего не выражающей маской, шрам на его щеке казался серебряным в резком флюоресцентном свете.

— Он был со мной. И мы были вместе. Всю ночь. Вздох. Кеннер воткнул в зубы сигарету. Леди адвокат и есть алиби. Все ли здесь чисто? Он рассматривал ее долго, в молчании, пытаясь уловить ложь в легком розовом оттенке ее щек. Она любила свою сестру. Кеннер снова повернулся к Бодро:

— Это правда?

— О, — растягивая слова, проговорил Джек, заставляя углы рта раздвинуться в самодовольной улыбке кота, облизывающегося на сметану. — Я не из тех мужчин, которые целуют, а потом рассказывают об этом.

— Наглец вы, вот вы кто, — буркнул Кеннер, и его понесло. Он уставился на Бодро. — Я ничего так не ненавижу, как наглецов. Бедный маленький Каин понабрался учености и закончил колледж. Вы полагаете, что это делает вас большим явлением? Вы думаете, что если кучка каких-то уткоголовых в Нью-Йорке платит вам за то, чтобы вы писали это барахло, это делает вас лучше остальных? Я скажу, что вы по-прежнему наглая маленькая болотная крыска.

Лорел наблюдала, как Джек сжал челюсти в ответ на оскорбление, и поняла, что Кеннер задел более чувствительную струнку, чем остальные.

— Эта убийственная характеристика как-то связана с этим случаем, шериф? — резко спросил он. — Или же вы просто получаете порцию ежедневных удовольствий.

Кеннер не сводил глаз с Джека.

— Я скажу вам, в какой связи она находится с этим случаем. Я получил мертвую женщину с листком из одной из книг Джека Бодро в окостеневшей маленькой руке. Я получил мертвую змею, висящую на ручке двери, точно так же, как в одной из книг Джека. Что же еще к этому добавить, а, адвокат?

— Это… — заявила Лорел. — Он должен быть дураком, чтобы раскрывать себя таким способом.

— Или гением. Что вы скажете, Джек? Вы считаете себя гением?

Джек зажег новую сигарету и закатил глаза, откинувшись на стуле.

— Ради Бога, Кеннер, вы насмотрелись слишком много фильмов с Клейтоном Иствудом.

— Вы когда-нибудь связывали женщину, чтобы заниматься с ней любовью?

Он не отводил глаз от Кеннера, избегая даже взгляда на Лорел.

— Мне не приходилось заставлять женщин ложиться со мной в постель.

— Нет, конечно, но, может быть, вам нравится делать это именно так. Некоторым мужчинам нравится.

— Говорите о себе, — сказал Джек, слегка щелкнув по пепельнице. — Это вы носите наручники на ремне. Я совершаю насилие только на бумаге. Спросите у любого, кто меня знает.

Глаза Кеннера блеснули…

— Мне бы следовало спросить у вашей жены, но вышло так, что она тоже умерла.

— Вы сукин сын.

Одним рывком Джек поднялся со стула и швырнул сигарету на пол, чтобы она прожгла дырку в линолеуме. Ярость возникла в нем и бурлила, подобно пару, прожигая его изнутри насквозь через кожу. Он отдал бы все за возможность безнаказанно оторвать Кеннеру голову. Руки крепко сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели.

Кеннер холодно улыбнулся, отступил на шаг-два, на всякий случай.

— Какой у вас взрывной характер, Джек, —заметил он.

Губы Джека сложились в презрительную усмешку.

— О… Кеннер. Я пошел отсюда. — Не глядя по сторонам, он рванулся из комнаты для допросов.

— Вы знаете, как обращаться с людьми, шериф, — сказала Лорел, задев Кеннера по дороге к двери.

— И убийца знает, — пробормотал он, когда та выходила.

Лорел последовала за Джеком через боковую дверь, не замеченная никем из репортеров, столпившихся вокруг участка. Она догнала его на дорожке, проходившей по краю парка к северу от полицейского участка, где тень от листвы дуба предлагала защиту от удушливой жары. Солнце окончательно испарило всю влагу, оставшуюся после дождя. Из-за этого парк был пуст, кондиционированный воздух оказался предпочтительнее жары. Когда она торопливо шла по дорожке, пот выступил у нее под грудью и под мышками.

Джек внезапно остановился и направился к ней, она резко остановилась, ее глаза расширились от свирепого выражения его лица.

— Какого черта ты это сделала? — требовательно спросил он.

Лорел вздернула подбородок.

— Я знала, что Кеннер тебя допрашивает. Я не могла представить себе, что ты назовешь адвоката, кроме как для того, чтобы выяснить, не посадит ли он в тюрьму принца Альберта, — сказала она саркастически.

— Я говорю не о том, — дорогая, — сказал он, грозя пальцем перед ее носом. — Но если уж мы говорим об этом, я, черт подери, могу сам о себе позаботиться.

— О, это как раз то, что я так люблю, — сказала Лорел, растягивая слова и закатив глаза. — Изъявление благодарности.

— Я буду благодарен, если вы не будете совать свой маленький хорошенький носик в мои дела.

Она сжала руки в кулаки и уперлась ими в бока.

— О, забудем о том, что ты следовал за мной через все это, вмешиваясь во все! Кроме того, это и мое тоже, Джек, — сказала она, ткнув себя указательным пальцем в грудь. — Это моя сестра умерла. И ее убийца за это заплатит, пусть даже мне придется поймать его своими руками.

— А что, если это я ее убил? Ты только сейчас дала, мне алиби.

— Ты не делал этого, — жестко заявила она, стараясь сморгнуть слезы разочарования и злясь, что они появились.

— Откуда ты это знаешь? — потребовал Джек. — Ты ничего не знаешь о том, где я был в ту ночь.

— Я знаю, где я провела половину той ночи, и я была не с убийцей!

— Потому что мы занимались сексом?

Она размахнулась и ударила его кулаком по руке так сильно, как только могла.

— Мы занимались любовью, и ты не должен называть это по-другому. Мы занимались любовью, и ты это знаешь.

Он знал это. Она отдалась ему без остатка, и он взял ее и сохранил в памяти каждое мгновение. Он знал, что той ночью она была всем тем, что он когда-то желал, и испуг от этого знания пронзил его до мозга костей.

— Почему ты солгала Кеннеру? — требовательно спросил он.

— Потому что ты не ответил ему.

— Почему?

— … И Кеннер, и Данжермон хотят повесить эти убийства на тебя, если им это удастся…

— Почему ты солгала, Лорел? — настаивал он, движимый желанием, которое ужасало его, чертовски хорошо зная, что ему не следует желать этого ответа. Две половины боролись в нем, терзая и толкая друг друга, — та часть его, которая «желала», и та, которая «знала лучше». Его грудь вздымалась от напряжения. — Мисс Закон и Порядок, — усмехнулся он. — Мисс Справедливость для всех, почему вы солгали?