be easily attractive as well as repellent. This prevented me from truly appreciating his company… To believe in evil today is not considered permissible, or, if this evil is allowed to exist, it tends to be elevated, as having some inherent creativity, beauty, joyousness of its own. Yet what I saw in Gide was the terrible desolation of evil, the total alienation from the principle of goodness in all creation; he seemed to be imprisoned in darkness, like someone walking in a strange room and looking in vain for a switch, or a door, or a window… When I thought of his grey, cold face, and his exquisite words rising out of it, like a clear spring out of a stony ground, it seemed more than ever fitting that the Devil should be a fallen angel…"1.
Четверг, 1 ноября 1973
Все эти дни завален работой, заседаниями, собраниями. Но чувство внутреннего спокойствия и бодрости, и это несмотря на все неприятности. Может быть, потому, что на глубине души – писание Confession and Communion2 , и эти мысли вдохновляют…
Вчера, по просьбе Russian Institute в Колумбийском университете прочел большую диссертацию какой-то Bernice Roenthal о Мережковском. Умно и дельно написано. Боже мой, сколько было в этом "серебряном веке" – легкомыслия, дешевых схем, ложного максимализма. Да, возможно, "веял над ними какой-то таинственный свет, какое-то легкое пламя…"3 . Но сколько и соблазнительного!
Думал недавно: в сущности, наше время, наши "установки" знают четыре позиции, четыре типа отношения ко всему, четыре мироощущения. Это (слева направо) – радикал, либерал, консерватор и реакционер. Но что делать тому, кому одинаково противны, более того – глубоко омерзительны и узколобый фанатизм радикала, и бескостное всепонимание, всеприятие и поверхностность либерала, и глупость консерватора, и нравственная подлость реакционера?
Пятница, 2 ноября 1973
Вчера вечером – "Дневник" Katherine Mansfield, правда, не очень вчитываясь. У меня чувство, что я чего-то не понимаю, не слышу в англосаксонской "тональности". С одной стороны, она как будто гораздо "духовнее" француз-
1 Магеридж об Андре Жиде: "Я отчетливо ощущал в Жиде какое-то зло, и не в том смысле, в каком зло присутствует в каждом человеке, а в определенной концентрации, могущей как привлекать, так и отталкивать. Это не позволило мне по-настоящему оценить его общество… Сегодня не разрешается верить в зло, или же, если зло допускается, оно "возвышается" как имеющее какие-то собственные, неотъемлемые творческие способности, красоту, радость. Однако в Жиде я наблюдал ужасное опустошение зла, полное отчуждение от принципа добра во всем творении; казалось, он был заключен в темноту, как в темницу, как некто ходящий по незнакомой комнате и напрасно ищущий выключатель, или дверь, или окно… Когда я вспоминаю его серое, холодное лицо и его рафинированную речь, возникающую оттуда как прозрачный источник из каменистой почвы, мне больше, чем когда-либо кажется уместным, что дьявол был падшим ангелом…" (англ.).
2 "Исповеди и Причастия" (англ.).
3 Из стихотворения Г.Адамовича "Без отдыха дни и недели". Правильно: "Но реял над нами / Какой-то особенный свет, / Какое-то легкое пламя, / Которому имени нет".
ской, с другой же – именно сама эта "духовность" меня как-то не убеждает. Что-то вроде тумана, и неясно, есть ли за ним что-то. В дневнике убедительны ее болезнь, страдания физические. И как-то не трогают ее искания (завершившиеся, увы, Гурджиевым и Fontaineblau!). Мне кажется, но, может быть, я ошибаюсь, что англосакс легко поддается на дешевку, и именно духовную дешевку. Мир духовного сектантства. Англосакс слишком легко отказывается от рационализма, не платит за это слишком дорого. Но потому и интуиция его, и даже мистика тоже не слишком дорогие…
Вечером же, может быть в виде "антидота"1 , – несколько страничек из "Souvenirs d'Egotisme"2 Стендаля. Здесь – мир, как будто вообще лишенный вертикального измерения, но зато и реальный. Стендалевского человека не возьмешь на удочку "сублимации" и лукавого оправдания всяких "urges"3 религиозной двусмыслицей. Но этот скепсис в отношении мира, это называние всего своим точным именем, это декартовское опровержение иллюзии, словесного тумана и, потому, обмана – не ближе ли оно к христианской интуиции мира, чем неглубокая мистика, приведшая несчастную, замученную Katherine Mansfield к страшной духовной подделке Гурджиева?
Я глубоко убежден, что подлинное религиозное чувство абсолютно несовместимо ни с каким "украшением", ни с какими благочестивыми словесами. И когда христианство становится украшением, а не красотой, благочестием, а не верой, оно выдыхается.
Воскресенье, 4 ноября 1973
Двадцать семь лет с дьяконского посвящения, на rue Daru, митрополитом Владимиром. Самой службы почти не Фирсовским на Подворье4 . Помню серый, осенний день. Служили с митр. Владимиром: о.Киприан, о.Николай Сахаров, о.Тихомиров (водил меня кругом престола), о.Уваров. В алтаре был Фирсов – все умерли, умер – в прошлом году – и о.Фирсовский.
В субботу завтрак с Е.Н.Шуматовой, на берегу, Long Island. Изумительный день. Солнце, чайки, цвет воды. Какое-то сплошное ликование! На обратном пути заехали в Roslyn на кладбище, на могилу [родителей Льяны]. И это как-то тоже было в том же радостном ключе.
Сегодня такой же день. После обеда прогулка с Льяной по Крествуду5.
1 противоядия (англ.).
2 Воспоминания эготиста".
3 порывов (англ.).
4 Имеется в виду Св.-Сергиевский православный богословский институт в Париже, основанный в 1925 г . В 1924 г . было приобретено на аукционе здание будущего института, а поскольку в это время в России как раз закрыли Троице-Сергиеву Лавру, то решено было считать институт подворьем Лавры в Париже.
5 Крествуд – городок в штате Нью-Йорк (недалеко от города Нью-Йорка), где находится Св.-Владимирская семинария и где у Шмеманов был дом.
Вчера и сегодня – исповедники. Сколько грусти, одиночества, тупиков, жизненных неудач.
Весь день за столом с ужасом от количества того, что нужно сделать. Почему всегда этот ужасающий завал?
Среда, 7 ноября 1973
Грустные размышление о Церкви после заседаний в понедельник с Митрополитом и "администрацией". Мучительный вопрос: нужно ли это постоянное участие в усилиях, от которых, знаю, не придет "обновление" – а оно одно только и нужно. Что сейчас – время пророчества и "кризиса" или же смиренного "приятия" и бесконечного терпения? Можно ли в старые меха влить новое вино? И нужно ли?
Вчера в Radio Liberty1 В.К. Завалишин: "По Нью-Йорку ходят слухи, что вы переходите в зарубежную юрисдикцию!" (Это все из-за моего письма о патриархе Пимене в "Новом русском слове".) Я: "Скажите им, что слухи о моей смерти сильно преувеличены".
Страшное желание – и какое давнишнее! – уйти от всего этого. Завтра – именины папы и сорок лет со дня смерти (1933) ген. Римского-Корсакова. Моя первая сознательная встреча со смертью. Ужасный запах, когда мы несли его на простыне (из-за узости коридора) в церковь для положения во гроб.
Суббота, 17 ноября 1973
Всю неделю – с понедельника до четверга вечером – в Питсбурге на Всеамериканском Соборе. Страшная усталость, с одной стороны, а с другой – какое-то нечаянное, почти чудесное просветление. Еще раз прикосновение к тайне Церкви, и это не риторика, не преувеличение. Ехал на Собор с унынием, "безочарованностью": что хорошего из всего этого может выйти? И вот – в конце, после трех дней страшного напряжения (я опять председательствовал), вдруг ясно: жива Церковь несмотря ни на что, и сборище очень "маленьких" людей в нее преображается. Чудные службы. Сотни причастников, и главное, конечно, это какое-то общее вдохновение… Почти мистический парадокс нашей Церкви: она "держит" епископов (уставом, структурами, невозможностью для них, как раньше, безответственного произвола, оправдываемого "архипастырской" властью), но потому и сама "держится" ими: без них невозможно… Все это пережил очень остро, и все еще держится приподнятое настроение, созданное Собором. Чудо Святого Духа в американском Hilton'е!