Но часто эти произведения наполнены совершенно неподходящим содержанием и обманывают своими оборотами и формою, похожими на народные. И песни Кольцова от них отличаются неизмеримыми достоинствами: они чисто русские, с русскою душою; в них явно короткое знакомство автора с бытом и духом народным и глубокое сочувствие к народным горю и радости. Но, будучи народными по духу и по сочувствию к народу, эти песни полны поэзии и художественности: в них, как мы сказали, больше мыслей, чувства более глубоки и сознательны, а стремления – высоки. Но поэзия их не в риторике, не в пиитике. В любви к народному быту, в глубоком знании его Кольцов почерпнул силы для истинно поэтических звуков без всяких искажений и прикрас. В его песни вошли и лапти, и рваные кафтаны, и старые онучи, – и вся эта грязь, по выражению Белинского, превратилась у него в «чистое золото поэзии».

Свыкнувшись с бытом крестьянским и полюбив его, Кольцов привык смотреть на окружающие явления взглядом крестьянина и перенес этот взгляд в свои произведения. Для него море волнующейся ржи – не просто картина, исполненная ярких красок, переливов света и теней: он знает, что с колосом, нарядившимся «в золотые ткани», связано благосостояние крестьянина, и отсюда то почти святое, благоговейное, исполненное умиления чувство, с которым поэт смотрит на землю-кормилицу, на нивы со «спелым колосом», на степь – на эту арену святого труда простого человека. Он не может не сочувствовать радостям и горю работника, прилепившегося к земле… Таковы его стихотворения «Урожай», «Ну, тащися, сивка» и многие другие. Поэта радовали и «широкая степь», и полные колосья на трудовой мужицкой ниве, и «крестьянская пирушка». Зрелище ленивого, запустившего свое дело работника печалило его.

Мы, конечно, не можем здесь указывать на все лучшие произведения Кольцова: это значило бы испестрить цитатами целые десятки страниц. Но мы все-таки должны отметить самые характерные его песни, служащие выражением различных сторон его таланта. Мы уже привели ранее прекрасные описания степи у Кольцова (так же хорошо описаны у него лес и поле), а сейчас указали на его отношение к труду крестьянина, к горю и радостям труженика.

Русская беззаветная удаль как стремление вырваться во что бы то ни стало из тяжелых условий жизни, губящих могучие силы, и разгуляться на просторе «во всю душеньку», а вместе с нею и вера в родное «авось» прекрасно выражены в целом ряде пьес: в «Песне разбойника», в знаменитом «Хуторке», в «Песнях Лихача Кудрявича», «Удальце» и так далее.

В любовных песнях, имеющих частью значение автобиографическое, поэт возвышается до трогательного, хватающего за душу лиризма… Кому из читателей не нравились эти строки из стихотворения «Не шуми ты, рожь»:

А вот строки из песни «Не весна тогда»:

Так же прекрасны стихотворения «Последний поцелуй» и «Разлука». Печальная доля женщины – удел того общества, где вырос поэт, – с замечательною силой выражена в глубоких по чувству жалобах:

А драма печального положения людей, богатых силами души и талантом, но обреченных стихийною судьбою томиться в нелюбимых условиях жизни, – драма собственной жизни поэта! – с какой силой и грустной прелестью выражена она в целом ряде высоко-прекрасных песен: «Горькая доля», «Путь», «Дума сокола», «Светит солнышко», «Много есть у меня» и других! Какою силою поэтического таланта веет, например, от нижеприведенных строф:

(«Горькая доля»)

(«Путь»)

(«Дума сокола»)

И каким грустным аккордом звучит заключительный куплет песни «Много есть у меня», сначала широкой и размашистой:

Но мы не можем выписать здесь всех кольцовских шедевров и отсылаем читателя к его известной книжечке.

Мы повторяем, что только благодаря врожденному сильному таланту, благодаря глубокому влиянию народной жизни и природы, глубокому знанию этой жизни и любовному проникновению во все подробности народного быта можно было написать такие прекрасные песни, какие мы находим у Кольцова. При всех своих внутренних достоинствах они до того гармоничны, что сами просятся на музыку, чем и объясняется то обстоятельство, что они были излюбленным материалом для многих русских композиторов. Список музыкальных пьес, написанных на слова Кольцова, – список, вероятно, не совсем полный – мы приводим здесь, в дополнение к очерку.

Мы уже указывали, что пребывание Кольцова у друзей, в Петербурге и Москве, где кипели философские споры и дебатировались глубокие вопросы «о тайнах неба и земли», не прошло бесследно для его поэтической деятельности. Под влиянием идей, воспринятых там, в кружках литераторов, но не вполне, может быть, осознанных и разработанных поэтом, написано большинство так называемых «дум» его. Эти стихотворения представляют большею частью раздумья сильного, но не изощренного образованием ума, для которого закрыты многие расширяющие духовный горизонт сферы знания… В думах поэт старается разрешить величайшие проблемы жизни мира и духа или, лучше сказать, не разрешить, а поставить только вопросы об этих вековечных тайнах. Думы, конечно, далеко не имеют того значения, как песни. Они менее удачны и по форме, но, тем не менее, и среди них попадаются прекрасные вещи. В особенности хороши те пьесы из этого отдела или те части этих дум, в которых поэт обращается от мучающих его сомнений о природе и жизни к сладкой вере и надежде. «Тяжелы мне думы – сладостна молитва!» – восклицает он.

В известной молитве «Спаситель, Спаситель, чиста моя вера!» прекрасно выражена печаль духа о неведомом грядущем, о «темной могиле», о том, чем заменится «глубокое чувство остывшего сердца».

Следует также отметить в отделе дум прекрасное стихотворение «Могила». Интересно также и стихотворение «Поэт», поражающее глубиною и образностью мыслей, правда, недостаточно обстоятельно разработанных.

Но, говоря об увлечении Кольцова в эту пору «высокими материями», мы все-таки должны сказать, что сильный и трезвый ум поэта предостерег его от туманных мистических бредней, которые часто становятся уделом менее сильных духом людей, отдающихся области глубоких вопросов о «началах начал». Эти свойства ума Кольцова ясно выражены в его известной пьесе, посвященной кн. Вяземскому: «Не время ль нам оставить».