Мне понадобилось немало времени, чтобы их обнаружить. Они устроились за столом в дальнем углу. Собрался весь военный совет: донна Маргарита, Карлос, мисс Уитли и невысокий мужчина с очень черными кудрявыми волосами, слегка тронутыми сединой. У него было бледное серьезное лицо, толстые губы и не менее толстые стекла очков.

Я сложил свое пальто и обратился к нему:

– Мсье Анри Бернар, не так ли?

Он оторвался от горохового супа в тарелке емкостью не меньше галлона.

– Да.

– Я Берт Кемп.

– Да.

И он вернулся к своему супу. Серьезный тип. Или, быть может, он просто пытался управиться с супом до закрытия.

Я сел рядом с донной Маргаритой, тактично расположившейся спиной к залу, и улыбнулся мисс Уитли, сидевшей напротив. Ответом был длинный, недовольный и холодный взгляд.

Донна Маргарита мне чуть улыбнулась.

– Как мы понимаем, у вас неприятности?

– Скажем так.

– Вы объясните, что случилось?

Я покачал головой, зажмурился и сказал:

– К сожалению нет. Не могу вспомнить.

Даже Анри приостановился и уставился на меня. Я, видно, выглядел как неиспользованная переводная картинка.

Исключительно вежливо донна Маргарита заметила:

– Я этого не понимаю.

Я прикоснулся к забинтованной голове.

– Меня кто-то сильно ударил. Я провалялся без сознания не меньше получаса и не могу вспомнить, что было перед этим. Не могу даже вспомнить, как сошел с поезда.

Карлос задумчиво протянул:

– Вы утверждаете, что у вас амнезия? Что сказал врач?

Я пожал плечами.

– Я его об этом не спрашивал, а когда заявил, что не могу ничего вспомнить, ничего не сказал.

Карлос оставался непреклонен.

– Вы связывались с банком?

– Нет. Конечно нет. А вы?

– Я их предупредил, чтобы вас ждали около полуночи. Они должны были ждать.

– В банке? Им следовало быть на станции, я…

Тут подошел официант и я прокричал свой заказ: яйца по-русски. Звучало это может и не эффектно, но означало тарелку размером в сад Эдема. В нем могли быть даже змеи – вот все, что я знал об этом блюде.

– Что вы говорили, сеньор? – переспросила донна Маргарита.

– Да, черт… Я хотел сказать, что ожидал их на вокзале. Должно быть именно так. По крайней мере, в следующий раз.

Карлос мрачно буркнул:

– Если будет следующий раз.

– А что же будет?

– Решение примет Манагуа, – пояснила донна Маргарита.

Я еще не рассматривал проблему с этого ракурса, но пусть…

Мисс Уитли спросила:

– Что теперь будет, как вы думаете?

– Они объявятся и свяжутся с нами – кто бы они ни были. Я имею в виду, что они не будут пытаться продать картину или хранить ее. Все затеяно ради выкупа. Обойдется это вам еще около двадцати процентов.

– Вы вполне могли организовать это сами, – вкрадчиво прошипел Карлос.

Я резко отодвинул стул и встал, что болезненным звоном отозвалось в голове.

– И для этого, вы полагаете, звезданулся обо что-то своей бедной головой? Впрочем да, в самом деле. Видимо, вы считаете, что за двадцать процентов от двухсот тысяч фунтов можно пойти и не на такое, верно?

В это время явился официант, который принес мой заказ и стоял, с нетерпением поглядывая на меня. Так что я уселся снова, и он шмякнул тарелку перед моим носом.

Мисс Уитли снова сказала:

– Вы не ответили на вопрос.

Милая маленькая девочка… Сука чертова.

– Мне самому хотелось бы знать.

Я ел яйца по-русски, или что там еще это было, затем, не прожевав, с полным ртом сказал:

– Но так или иначе, у вас утечка секретной информации. Вы это понимаете? Никто не станет крушить человеку голову наугад, рассчитывая, что тот может везти дорогую картину. Для них это было бы фантастическим везением. Кроме того, я сообщу вам кое-что еще: Гарри Барроуз был в Цюрихе и летел сюда в одном самолете со мной.

Это их несколько расшевелило. Анри дернул головой и едва не попал полной ложкой супа себе в нос.

– Вы его встретили? – спросил Карлос.

– В аэропорту. Он был неразговорчив.

Вмешалась мисс Уитли:

– Он всегда в Европе. Он или Митч.

– Я знаю. Но он совершил ошибку: даже не осведомился, что с моей головой.

Потребовалось некоторое время, но в конце концов они все-таки осознали, что на мне действительно повязка, напоминавшая тюрбан, и широкая полоса лейкопластыря на щеке.

– Предположим, – это опять была мисс Уитли, – что он все знал. Но Гарри разъезжает по свету не для того, чтобы нападать на людей. Ему это не нужно.

Анри туманно возразил:

– Не логично: Генри Барроуз может все.

Я подхватил:

– Он мог нанять людей.

– Вы тоже могли это сделать, – это встрял Карлос.

– Ваша мать выяснила, кто ваш отец?

Его лицо ужасно побледнело под медными волосами. Пусть, пришло время и мне кого-то уколоть.

– Мы должны рассматривать все возможности… – справился с собой Карлос.

– Отлично. Начинай рассматривать возможности, а я пну тебя в зад через…

– Попридержи язык перед донной Маргаритой! – он уже орал.

Но она не казалась шокированной и примирительно сказала:

– Пожалуйста, сейчас не время сводить счеты.

Но с меня было достаточно их, яиц по-русски и всего вообще. Я вскочил.

– Отлично. Мне заказывать билет на самолет или двигать в отель?

Карлос постепенно приходил в себя.

– В «Парк отель», – промычал он. – Это возле Райкмузеум, на…

– Знаю, – резко прервал я, просто ради удовольствия. – И таксист наверняка знает. Разрешит ли мне высочайшее собрание покинуть зал?

Все только посмотрели на меня. Так что я подобрал свое пальто и вылетел как пуля. Проходимцы – он, да и все. Между прочим, им придется оплатить мой завтрак.

Как сказал Карлос, «Парк отель» располагался возле Райкмузеум – большой публичной галереи с картинами старинных мастеров. Как я считал, примерно в полумиле от центра Амстердама. Добротный, тишайший отель, ничего кричащего, никаких популярных певцов, увековечивающих свой автограф на вашей рубашке.

Я зарегистрировался и быстренько проследовал в небольшой старомодный номер, срочно улегся в постель и попытался заснуть. Но нет. Голова все еще болела, причем независимо от того, старался я почти совсем не думать, или помимо воли думал о своих делах.

Через полчаса я сел, дотянулся до телефона и попросил соединить меня с отелем «Хилтон».

И все оказалось так просто! Я попросил регистратуру отеля соединить меня с мистером Барроузом и ждал, слушая, как телефон звонит в номере. Теперь я знал его местонахождение. Я был готов обзвонить дюжину отелей Амстердама, но в этом не было необходимости, пока Гарри придерживается принципа, что класс места, где он проживает, должен соответствовать его доходам.

Конечно, просто знание места его проживания ничего не дает. Вероятно, спроси я его об этом в аэропорту, он бы сам мне сказал. И все-таки самочувствие мое улучшилось.

И что теперь? Амстердам – один из моих любимых городов. Это время года не способствовало прогулкам вдоль каналов и праздным наблюдениям, как оттуда вытягивают затонувшие автомашины. Сорок флоринов за штуку – так это обходится владельцу. В Амстердаме ездить нужно осторожно.

Наконец я спустился, выпил пива, которое забыл заказать за ленчем, и поспешил через улицу в Райкмузеум. В нем по моей части ничего такого не было, просто живопись, дельфтская керамика и прочее, но в залах с шедеврами приходилось поддерживать тепло, иначе все картины заледенеют или случится что-то еще похуже.

Планировка внутренних помещений единственным маршрутом вела к предмету местной гордости и счастья: к Рембрандту. В залах трудно было еще кого – то встретить, так что я просто шел, останавливаясь полюбоваться случайно встреченным пейзажем или закатом над морем, которые всеми, кроме голландцев, считаются вообще не стоящей темой для живописи, и здесь им позволено оставаться в гордом одиночестве. Наконец я достиг самого священного места. Огромная комната с множеством приглушенных светильников и всего с тремя громадными картинами. Четыре скамьи были установлены таким образом, что сидя можно было смотреть лишь на одну – «Ночной дозор». К этому моменту захотелось дать отдых ногам, так что я уселся на скамью и отдал дань обожания и восхищения шедевру.