Уже в который раз Лаки подумала о том, есть ли у Марко подружка? Чем он занимается тогда, когда не исполняет обязанностей телохранителя?
— Немедленно слезь с машины! — раздался резкий голос грудастой. — И попрощайся с сестрой!
Взмахом руки Дарио послал оставшиеся камни в лампочку, защитное стекло которой покрылось сетью трещин.
— Дарио! — завопила грудастая. — Ты дождешься, что я все расскажу твоему отцу!
«Долго же тебе придется его ждать», — подумала про себя Лаки. Приезды Джино в Бель Эйр становились все более редкими.
Загребая ногами, Дарио поплелся к дому, напустив на себя равнодушный вид, будто его вовсе не трогало то, что сестра отправляется в другой город, в школу, где и будет жить.
— Пока, сестричка, — буркнул он. — Захочешь написать — я не возражаю.
Сделав шаг вперед, Лаки обняла брата. В другое время он оттолкнул бы ее, по сегодня день особый, придется снести эти нежности.
— Не давай им ездить на тебе! — прошептала Лаки ему в ухо. — Я вернусь очень быстро, ты и не заметишь, как пройдет время.
Он смущенно поцеловал ее и влетел в дом прежде, чем кто-либо успел заметить слезы в его глазах.
Лаки уселась в машину. Охваченная какими-то неприятными предчувствиями, отчасти испуганная, она тем не менее испытывала в душе странное облегчение. Наконец-то перед ней раскрывался мир. Закончились десять долгих лет в обществе нянек и домашних учителей. Десять лет жизни в семье, полных одиночества и вызывающего озлобления отсутствия малейшей возможности что-либо сделать самой. Ей жаль расставаться с Дарио, но еще больше она нуждалась в подруге. Сверстнице. А потом, скоро Дарио тоже отправляться в школу.
На том, чтобы отослать Лаки подальше от дома, настояла тетя Дженнифер.
— Не можешь же ты все время держать детей взаперти под своим крылом, Джино, — услышала Лаки фразу, брошенную отцу в один из его приездов. — Я знаю одну прекрасную школу для девочек в Швейцарии. Лаки это пойдет на пользу.
В самолете она помимо поли задремала, а ведь ей так хотелось не упустить ничего вокруг! Сидевшая рядом грудастая дуэнья бдительным оком следила за тем, чтобы с ее подопечной ничего не случилось.
Лаки казалось смешным путешествовать в обществе столь почтенной компаньонки, но пришлось подчиниться отцу.
— Она отправится вместе с тобой. Доставит тебя в целости и сохранности в школу и вернется. Все. Никаких споров.
Отец. Джино. Вечно у него «никаких споров»! Она безумно любила его. И все же временами приходила в голову мысль: а насколько в самом деле она и Дарио дороги ему? Он проводил со своими детьми так мало времени. Лаки жили вместе с Дарио в Бель Эйр, а отец — где ему в данный момент заблагорассудится. В Нью-Йорке, в Лас-Вегасе — квартиры у Джино были везде. Она знала номера телефонов, по никогда не видела самих его жилищ. Иногда, поздней ночью лежа без сна в постели. Лаки вспоминала уже совсем далекую пору детства. Тогда отец постоянно находился рядом. Прижимал ее к себе. Целовал. Баловал. Тогда она чувствовала на себе его любовь и заботу.
Помнила Лаки и свою мать — светловолосую, похожую на богиню, с добрым голосом и нежной, бархатистой кожей…
Поток неясных воспоминаний внезапно оборвался. Продолжение несло с собою боль. Подобно вспышке молнии перед глазами предстало яркое видение. Бассейн. Надувной матрац. Обнаженное тело. Кровь.
Забывшись во сне, она, видимо, сказала что-то вслух. Сторожившая ее пышнотелая дама заботливо переспросила:
— Да, милочка, что такое?
— Ничего. — Лаки потянулась в кресле, просыпаясь. — Можно мне бутылку кока-колы?
Воздух в Швейцарии такой чистый, что Лаки почувствовала: нужно пить его долгими глотками, чтобы поскорее очистить свои легкие от засевшего в них лос-анджелесского смога.
В аэропорту их ждал автомобиль, за полтора часа доставивший Лаки и ее строгую спутницу в пышущую зеленью сельскую местность. «Л'Эвьер», школа, где она будет учиться, располагалась у подножья невысоких холмов, неподалеку начинался густой лес. Красота вокруг стояла сказочная, совсем не похожая на причесанную и подстриженную зелень Бель Эйр и Беверли-Хиллз.
Ее надсмотрщица приказала шоферу ждать, провела Лаки внутрь школы, представила директрисе и после этого отбыла, ограничившись на прощание кратким «до свидания, дорогая, постарайся вести себя здесь прилично».
Эта женщина в течение вот уже трех лет отвечала за воспитание Дарио и Лаки. Любви и заботы они от нее получали столько же, сколько от сухой деревяшки. Расставание ничуть не огорчило Лаки.
— Мисс Сант, — обратилась к ней директриса, — добро пожаловать в «Л'Эвьер». Я уверена, что вам, как и всем остальным моим девочкам, понравится у нас. От вас здесь будут ожидать уважения и послушания. Запомните эти два слова, руководствуйтесь ими, и время, проведенное в этих стенах, окажется полезным и самым счастливым в вашей жизни.
Мисс Сант. Ну и имечко. Лаки Святая. За долгие годы она научилась находить смысл во всем, что делал ее отец. Телохранители, звонки, решетки на окнах первого этажа, собаки — все это говорило о том, что ее отцу приходилось быть человеком осторожным. Но менять фамилию ради того, чтобы учиться в какой-то дурацкой школе?
Какая разница, как ее будут звать: Святой ангел или просто Святая ? Кому до этого может быть дело?
Джино находился в своем особняке, выстроенном на крыше отеля «Мираж» в Лас-Вегасе, когда по телефону сообщили о том, что Лаки благополучно добралась до места назначения. Закурив длинную и тонкую гаванскую сигару, он выпустил к потолку струю дыма.
Последние десять лет оказались довольно тяжелыми. Но он сумел защитить детей, уберечь их от опасности, хотя и виделся с ними гораздо реже, чем того хотелось бы. Но так спокойнее.
Сколько еще последовало смертей после убийства Марии… Он лично позаботился о Розовом Банане… Своими руками… До сих пор в ушах стоит его крик, его трусливая мольба о жалости. А к Марии эта падаль испытала хоть каплю жалости?
Резким движением он поднялся из кресла, подошел к окну, глянул вниз. Почти вся прибрежная полоса была теперь застроена отелями, чьи пылающие неоном названия гнали прочь, в пустыню, ночную тьму. Насчет Вегаса Парнишка оказался прав.
Раздался негромкий стук в дверь. Ред ввел человека, пришедшего просить Джино об одолжении. Гость являлся совладельцем конкурирующего отеля, так сказать, не проходимцем каким-то. Держал себя в присутствии Джино несколько заискивающе. Просьбу свою изложил едва слышно — из осторожности. Джино обещал проследить, чтобы она была удовлетворена.
Заламывая от волнения или в знак благодарности руки, человек пятясь вышел из комнаты.
Джино знал, что за оказанную услугу ему воздается сторицей. Ему приятно выполнять подобные просьбы — это давало ощущение безграничной власти. И дело вовсе не в том, что ему недостает этого ощущения, у него была сама власть. Много власти. Ее хватало на то, чтобы держать в узде нужных политиков, судей, полицию. Многие из занимавших видное положение людей на самом деле оказывались марионетками, готовыми пуститься в пляс в нужное ему время. И в нужном месте.
Пыхнув раза три дымком, Джино затушил дорогую сигару в пепельнице. Сигары подобны женщинам: заплатишь — получишь новую. Не важно, сколько она стоит, всегда найдется другая, не хуже.
Хотя таких, как Мария, больше нет. Нет на свете больше таких, как его бывшая жена, его любовь… его жизнь.
— Лаки Сант, — с недоверием произнесла ее имя белокурая девушка. — Какого черта, что это еще за имя?
Это была первая встреча Лаки с Олимпией Станислопулос — невысокой, пышущей энергией, с маленькими глазками на круглом лице, обрамленном волосами бесподобного золотисто-медового цвета. Кожа у Олимпии выглядела прямо-таки неестественно белой, а высокие круглые груди, казалось, вот-вот прорвут спортивную блузку.
Лаки несколько раз моргнула.
— Я что-то не слышала, чтобы люди смеялись над именами Ринго Старра, Рипа Торна или Рока Хадсона, — обороняясь, сказала она.