В течение нескольких минут Генеральный секретарь старательно, добросовестно, с расстановкой, читал написанное, не реагируя на подаваемые из-за кулис реплики. В конце концов его помощник приблизился к трибуне и дернул его за рукав.

— А-а-а? — обернулся Брежнев и, получив комплект совсем другого доклада, улыбнулся в зал. — Я не виноват, товарищи!..

Все не только посмеялись, но даже поаплодировали этой шутке.

Никаких негативных последствий это происшествие не имело. А виноваты были двое: помощник — Александров-Агентов и начальник охраны — генерал Рябенко.

Именно Рябенко, бдительно «охранявший» первые экземпляры текстов, сунул Брежневу в последнюю минуту совсем не те листы.

Почему я, рассказывая об Общем отделе, уделил внимание институту помощников? Да по той простой причине, что числились они все именно за этим отделом. Здесь они получали зарплату, состояли на партийном и профсоюзном учете, здесь платили взносы и так далее…

Со смертью Брежнева институт помощников Генерального секретаря претерпел значительные изменения. Пропал этакий ореол таинственности и недоступности, но в «корпусе» царила необычайная пестрота и неразбериха.

Период от Брежнева — через Андропова — к Черненко составляет два с небольшим года. В это время исчезают со сцены «брежневцы»: A. Блатов — послом в Нидерланды, Г. Цуканов — в отдел работы с загранкадрами, В. Голиков — на пенсию, Е. Самотейкин — послом в Новую Зеландию.

Дольше всех продержался и «дожил» до Черненко Александров-Агентов.

У Андропова по приходе к власти были свои помощники — два генерала, пришедшие с ним вместе из КГБ — В. Шарапов и П. Лаптев. Кроме них — двое «гражданских»: хорошо известный всем А. Вольский из отдела машиностроения и Б. Владимиров из бывшего аппарата Суслова.

Вскоре Владимиров отправился в отдел науки, на его место — уже к Черненко — пришли B. Печенев, а в качестве референта был прикомандирован П. Осокин, с самим Черненко пришел автор этих строк — В. Прибытков.

Так уж получилось, что Черненко, не отказываясь — то ли из деликатности, то ли из боязни обидеть, ни кого не прогнал и стал обладать группой помощников из шести человек!

Такого не было ни при одном его предшественнике. Правда, вскоре, после ухода П. Лаптева назад в КГБ, помощников осталось пятеро… В полном соответствии со штатным расписанием.

Думаю, будет уместно, рассказывая о помощниках генеральных секретарей, вспомнить и об одном помощнике Горбачева — о Валерии Ивановиче Болдине.

Болдин работал с Михаилом Сергеевичем давно, со времен, когда тот стал рядовым секретарем ЦК КПСС. Пришел к нему с «сельского хозяйства», как и сам Михаил Сергеевич. Стал у него правой рукой — помощником номер один!

В дни августовского (1991 года) путча, вошедшего в историю под названием ГКЧП, занял позицию, совершенно противоположную позиции своего шефа. Вошел в число Комитета. Потом Лефортово — тюрьма КГБ, суд…

Тоже очень любопытная судьба. Не правда ли?..

Сегодня описываемые мной события все дальше и дальше уходят в историю. В тех кабинетах, где когда-то сидели «водители перышка», находятся совсем другие люди — тех разнес, разметал ветер перемен. Но иногда берешь в руки какую-нибудь статью, передовицу, очерк, текст выступления, начинаешь читать и тотчас восклицаешь: «Автор, я тебя знаю! Мне знакомо твое перо, твои обороты речи… Но что с тобой произошло? Твои выводы полная противоположность тому, что писал раньше. Ты шагаешь в ногу со временем? Ты стал радикальным, смелым, откровенным и резким? Я от всей души поздравляю тебя! Ты жив, „унесенный ветром“ демократии лишь потому, что в свое время прошел хорошую школу — школу аппарата, школу общего отдела ЦК…»

С пожелтевшей за десятилетие газеты смотрит на меня из траурной рамки Черненко. Фотографию, когда готовили «похоронный номер», редакторы подобрали пятнадцатилетней давности — здесь будущий Генсек полон сил и энергии. Ретушью, естественно, лаборанты и художники подмолодили солидно: навели лоск и глянец, убрали морщины и родимые пятнышки. В общем — миф, он и есть — миф! Ничего общего с живым человеком… Как, впрочем, и слова, произносимые Горбачевым с трибуны в час прощания: «выдающийся партийный и государственный деятель», «самоотверженный борец за мир во всем мире» и так далее…

Сегодня, по прошествии минувших лет, эти слова режут мне слух точно так же, как и раньше — никакой Черненко не «выдающийся», никакой он не «самоотверженный», а самый простой человек, умевший грамотно трудиться на порученном участке.

Тысячи и сотни тысяч точно таких же как он людей, с их преданным отношением к работе, не выбивались в генсеки, а довольствовались должностями бухгалтеров, инженеров, служащих. В строго положенное время они уходили на пенсии, пользовались почетом и уважением в своем районе, городе, поселке, не претендовали на большее, оставляя в памяти людской добрые воспоминания…

О Черненко в народе, как и о коммунистической партии в целом, воспоминания в сегодняшние демократически-разгульные времена, скорее недобрые. В лучшем случае — вообще никакие! Это несправедливо — он же был живым человеком: спал, ел, слушал радио, читал газеты и книги, что-то любил, что-то ненавидел, ходил, перемещался в пространстве, работал, решал что-то там в партии, стал секретарем ЦК, определял политику, встречался с лидерами других держав, ездил к ним в гости, потом… вокруг него посуетились перед смертью! Что-то там ему дали! Чем-то наградили! Он помер! А его похоронили!..

Последние пять восклицательных знаков только и отложились в памяти современников. Мне как-то довелось услышать краем уха такой разговор в толпе — речь шла о моем шефе, только что назначенном на пост.

— Слышь, друг, я тебе так скажу: другой бы на его месте — отказался… Зачем такая головная боль на старости лет? Сидел бы лучше с внуками. Нянчился… Что, не так?

Я улыбнулся в тот момент, так как знал, что они весьма недалеки от истины. Когда Черненко вернулся домой с Пленума, где его избрали Генеральным секретарем, Анна Дмитриевна — супруга — встретила его буквально со слезами на глазах.

— Что ты наделал, Костя? Зачем согласился?

Тот тяжело опустился на стул в прихожей и, виновато глядя на жену, пробормотал:

— Так надо! Нет другого выхода…

На какой выход он намекал?

Подъем Черненко по ступеням власти прослеживается чрезвычайно легко (при этом за кадром остается его юность, комсомольская работа, служба в погранвойсках, работа в партийных органах Красноярска, Пензы, Молдавии задолго до приезда туда Брежнева, и в Молдавии при нем, и в Молдавии после его отъезда в Москву):

1964 год — Брежнев «смещает» со своего поста Хрущева. Вместе с собой в Кремль приводит другую команду. Комплектует ее из своих сподвижников. Среди них — сравнительно молодой человек — никому не известный Константин Черненко. Ему поручается самый «влиятельный» участок — Общий отдел ЦК. Ему поручается тот отдел АППАРАТА, в котором не просто готовятся те или иные решения, но, в силу «бюрократически-бумажной» специфики, появляется возможность управлять процессом ВЛИЯНИЯ: быстрое решение «нужных» и медленное решение «не нужных» Брежневу вопросов. Только от одного движения документов, их скорости перемещения в пространстве, зависит много, очень много в работе и управлении государством! Что-то пропихивается вперед, что-то ложится в долгий ящик…

На подобную должность, от которой зависит собственное существование самого АППАРАТА, ставят не всякого, а самого верного доверенного друга! Таким для Брежнева был один — Черненко. Хранитель, своего рода, партии! Ее секретов!

Эта неординарная роль Черненко оказалась подмеченной многими — вот как, например, рассказывает о ней личный охранник Брежнева — генерал-майор КГБ СССР Владимир Тимофеевич Медведев:

«Одним из близких людей и соратников Брежнева являлся Константин Устинович Черненко. Они работали вместе в Молдавии, и с тех пор Черненко сопровождал его до конца жизни… Я застал его еще в ту пору, когда он заведовал Общим отделом… Обращаясь ко многим на «ты», Брежнев, тем не менее, называл соратников по имени-отчеству, к Черненко же всегда при всех: „Костя, ты…“