– Мне нравится, – сказал я и взглянул на Мери.

Халфорд снисходительно улыбнулся, собрав остатки сил, не растраченных на миссис Мерривел.

– По-моему, чудесно, просто чудесно! – прощебетала миссис Мерривел. – Вы, такие молодые и красивые в форме. Стюарды в белых кителях. Знаете, все это напоминает наш прежний клуб, в те дни, когда мой дорогой покойный супруг… но я не должна говорить об этом, я даже думать об этом не имею права!

Она опустила глаза, взглянула на свой стакан и сделала изрядный глоток.

– Немного напоминает старый Юг, правда? – с серьезным видом спросил Эрик, обращаясь к ней. – Я часто размышляю о том, хорошо это или плохо.

– Хорошо? – переспросила своим детским голоском Сью. – Что – хорошо?

– Не уверен, правильно ли мы поступаем, держа негров только на подсобной работе. В прошлом квартале я был казначеем офицерской столовой и, в числе прочих обязанностей, отвечал за стюардов. Я часто думал, что они были бы куда ответственней и относились бы к делу сознательней, если бы мы оказывали им большее доверие и давали больше свободы.

– Я с вами согласна! – воскликнула миссис Мерривел. – Согласна целиком и полностью! Все должны иметь равные возможности, даже негры. Естественно, ни один из них не сумеет добиться одинакового положения с белым. Но я повторяю: дайте всем равные возможности, по крайней мере тем, кто этого заслуживает.

– Разве могут черные иметь равные возможности с представителями англо-саксонской расы? – тихо спросила Сью.

Взгляд ее карих глаз сделался недобрым и насмешливым, но миссис Мерривел этого не заметила.

– Знаете, иногда мне тоже хочется так думать. В черной коже есть что-то отталкивающее. А как взглянул на меня черномазый, который подавал мне салат, – я просто вздрогнула!

– Гектор Ленд? – удивился Эрик. – Здоровяк боксер со сломанным носом?

– Да, он. Радикалы в Вашингтоне говорят о социальном равенстве, и все это хорошо и правильно, но я бы не смогла сидеть за одним столом с черным. Мне бы все время казалось, что я грязная.

– Но вы же не отказываетесь от еды, приготовленной неграми, – заметила Сью. – Более того, вам она очень нравится.

– Не понимаю, о чем вы?

– Я еврейка, – выпалила Сью. В глазах ее вспыхнул злой огонь. Голос стал хриплым. Она успела хорошенько поднабраться. – Поэтому я хотя бы отчасти могу себе представить, что значит быть черным. При прочих равных, черных я предпочитаю белым. В особенности это касается белых южан, тех, кого Реконструкция обошла стороной.

– Ну что ж! – отрывисто проговорила миссис Мерривел. Она поднялась из-за стола, держа тарелку в одной руке и стакан в другой. – Вы, кажется, хотели потолковать со мной о чем-то, Джин? – обратилась она к Халфорду. – Пойдемте?

Халфорд нехотя встал и, бормоча извинения, поплелся в помещение следом за сердито клацавшей каблуками миссис Мерривел.

– Эта женщина никогда в жизни не простит такого оскорбления, – сказал я Мери. – Кто она?

– Секретарша одного из высоких чинов в Хикэме. Возможно, один из источников Халфорда.

Худое лицо Эрика выражало крайнюю озабоченность: он был сердит и расстроен.

– Напрасно ты так, – упрекнул он Сью. – Она теперь растрезвонит по всему городу, что ты обожаешь черных.

– Плевать, – ответила девушка высоким тонким голосом. – Может, это правда.

Эрика сперва бросило в краску, потом он побледнел.

– Извини. Для меня это новость.

– И нечего пугать меня и оказывать давление на мою неустойчивую психику. Сам-то ты всегда имел делишки только с белыми женщинами? И вообще, не хотите ли поведать нам о своих похождениях, господа?

Сью была сильно пьяна, и Эрик решил, что не стоит принимать ее всерьез.

– Ты здорово перехватила, моя радость. Больше тебе нельзя. И вообще, хорошо бы побеседовать о чем-нибудь не столь личном.

– Мы рассуждали о любви, – сказал я. – Менее личной темы не сыскать. Всем известно, что это за чувство, все ощущают одни и те же симптомы, и все ведут себя одинаково.

– Чепуха, – добродушно возразила Мери. – Любовь – дело сугубо личное. Многие вообще ничего в ней не смыслят. Судя по вашим словам, вы как раз к таковым и относитесь.

– А вы – нет, судя по вашим.

В зале заиграл оркестр. Сью сказала Эрику, что ей хочется потанцевать. Они ушли вместе, ступая в ногу, будто бессознательно подчинились одному ритму. Девушка, точно слепая, цеплялась за РУ^КУ Эрика. Когда они попали в пятно света, по развороту его плеч было понятно, что он глядит на нее с волнением и нежностью.

– Сью и Эрик давно дружат? – спросил я.

– Думаю, с год или около того. Он навещает ее каждый раз, когда оказывается в порту. Она влюблена в него.

– Странно, что он ни разу не упомянул о ней, пока мы не попали сюда.

– Ничего странного. У них все складывается не так-то просто. Эрик ведь женат.

– Да. Я знаком с его женой. Она его обожает. Похоже, он влип.

– Жалко Сью. – Мери скользнула взглядом по моему лицу. – А вы женаты?

– Нет. Поэтому танцевать со мной совсем не опасно.

Оркестрик из шести музыкантов был плохо сыгранный, но Мери танцевала до того здорово, что и я ощутил себя ловким, уверенным в себе танцором. На высоких каблуках она была почти с меня ростом, и мне удалось как следует разглядеть ее. Лицо у нее было будто с картины Леонардо: губы полные и яркие, прямой тонкий нос, высокий нежный лоб и живые глаза, цвет, глубина и выражение которых менялись в зависимости от ее настроения. Роскошное, податливое как струна тело. Ноги – верх совершенства.

После двух танцев она сказала:

– Мне скоро уходить.

– Почему?

– В девять пятнадцать эфир.

– Так вы та самая девушка, что ведет концерты по заявкам?

– Я и Сью ведем их по очереди. Значит, вы слушали нас?

– Несколько вечеров, пока шли к порту. Понятно, почему мне показалось, что мы старые знакомые!

– Не выдумывайте. Лучше скажите, как вам программы?

– Нравятся. И голос ваш тоже нравится. Странно, что я его не узнал.

– В эфире голоса звучат иначе.

Музыка заиграла снова, и мы потанцевали еще. Сью и Эрика я не заметил.

– А как насчет того, чтобы покритиковать? – спросила Мери.

– Критиковать неохота. Ну, может, маловато Эллингтона. Эллигтона всегда не хватает. Многовато «Не загоняй меня в ловушку». Я обожаю и Кросби и Кола Портера, но содружество двух гениев могло бы оказаться плодотворнее.

– Согласна, однако многим нравится. Кстати, лучшие вещи Эллингтона нелегко раздобыть. На прошлой неделе я разбила «Портрет Берта Уильямса», села и разревелась.

– Кто-нибудь должен срочно меня ущипнуть. Девушка из моего сна обожала «Портрет Берта Уильямса».

– Если вас ущипну я, вы рассердитесь. Я ужасно больно щиплюсь. А что за сон?

– Я видел сон. Я вообще часто вижу сны. Этот оказался вещий.

Мери чуть отстранилась и посмотрела на меня в упор.

– У вас недурно получается. Вы давно не сходили на берег?

– Почти год. Довольно давно. Поэтому сны были мне необходимы как воздух.

– Только не говорите теперь, что я вам необходима как воздух. Оказавшись здесь, я поняла, каково это – заменять то, чего не хватает.

– Вы чувствуете себя последней пачкой сигарет из-под прилавка?

– Скорее жалким кусочком мяса, брошенным на съеденье волкам. А мне больше нравится чувствовать себя человеком.

– Я не имею ни малейшего отношения к семейству собачьих.

Мери отвела от меня взгляд, а поскольку мне было приятно, когда она смотрела на меня, я изменил тактику.

– Вы здесь давно?

– Несколько месяцев. Пять с половиной.

– Вы из Огайо, Мичигана или Иллинойса?

– У вас тонкий слух. Жила в Кливленде. Который час?

– Восемь тридцать.

– Когда закончится эта мелодия, я пойду.

– Вас подвезти? Я одолжу джип у Эрика.

– Было бы неплохо. Только я потеряла из виду и Сью и Эрика. Может, они вышли в сад?

Пока Мери поднималась наверх за пальто, я поискал Эрика и Сью на первом этаже. На площадке для танцев их не оказалось, не нашел я их и в столовой, где выключили свет и где оставались другие парочки. Я прошелся по всем верандам вокруг дома, но так и не набрел на пропавших.